Славные парни. Жизнь в семье мафии - Николас Пиледжи

"В первый же день, когда я пришел на ферму и увидел заведующего с программой скачек, я сразу понял, что оказался дома. Парня звали Сойером, и он был заядлым игроком.

Он разводился с женой и каждый вечер ходил на ипподром. Я давал ему деньги, чтобы он делал ставки за меня. Я притворялся, что считаю его отличным знатоком скачек, но парень ничего в них не смыслил.

Я старался постоянно подсовывать ему деньги, чтобы он стал зависим от моей налички, когда будет идти на ипподром. Довольно скоро он начал носить мне бигмаки, жареных кентуккских цыплят, пончики, спиртное. Обходилось это удовольствие в две-три сотни в неделю, но оно того стоило. У меня появилась шестерка.

Я понимал, что могу прилично заработать. На ферме никто за мной особо не присматривал, и я мог пронести все что угодно. В мои обязанности входило проверять проволочное ограждение, для чего мне выдали кусачки и трактор, на котором я объезжал периметр фермы, чтобы убедиться, что коровы не сбежали. Вследствие чего три-четыре часа в день я отсутствовал.

Вечером второго же дня, в среду, я позвонил Карен с телефона на ферме. В ту же субботу я встретился с ней на поле позади пастбища, где мы занялись любовью в первый раз за два с половиной года.

Она принесла с собой одеяло и спортивную сумку, набитую спиртным, итальянскими салями, колбасами, маринованным перцем - в общем, всем тем, что нелегко было достать в самом сердце Пенсильвании. Я протащил все это в тюрьму в пластиковых мешках, спрятав их в контейнерах с молоком, которые мы доставляли в тюрьму на кухню, где у нас были ребята на подхвате.

Уже через неделю парни начали приносить мне таблетки и марихуану. Я работал с колумбийцем из Джексон-Хайтс по кличке Моно Обезьяна. Он привозил травку в небольших пластиковых баллончиках.

Я зарывал молочные контейнеры в лесу и создал тайник. Там у меня хранился целый арсенал спиртного. Пушка. Карен даже иногда приносила травку в своей сумке, когда кончались мои запасы. Попав на ферму, я оказался при делах.

Но при этом я работал по восемнадцать часов в день. Я вставал в четыре часа утра, когда коровы телились, и торчал допоздна, если трубы или резервуары нуждались в прочистке. Я был самым усердным, лучшим работником, что когда-либо был на молочной ферме. Даже охранники это признавали.

Вместе с тем я начал продавать марихуану и таблетки совместно с Полом Маззеи, питтсбургским парнем, мотавшем срок за торговлю марихуаной. У него были хорошие связи, а я проносил товар в тюрьму.

Билл Арико из Лонг-Айлендской группировки также сидел в Льюисбурге за банковское ограбление, и именно он сбывал большую часть товара. Более того, Арико в одночасье превратился в крупнейшего поставщика наркоты в тюрьме. В неделю Билл сбывал почти фунт наркоты.

Он продавал травки на пятьсот-тысячу долларов в неделю. Остальные парни продавали таблетки и ЛСД. Многие из них и сидели за ЛСД. Тюрьма была идеальным рынком. Стоило открыться камерам, как тюрьма превращалась в мечту бизнесмена.

Кокаин я проносил лично. Я никому не доверял кокаин. Я закладывал его в мячики для гандбола, которые заранее разрезал и склеивал скотчем.

Прежде чем перебросить мячи через стену на гандбольную площадку, я звонил администратору больницы, который был наркоманом. Он предупреждал моих разносчиков, чтобы те собрались возле площадки. Наркота была так плотно спрессована, что я мог переправить через стену фунт-другой всего в нескольких мячах.

Единственной преградой оставались боссы. К тому времени Полли уже вышел на свободу, но Джонни Дио по-прежнему сидел в Льюисбурге, и он не хотел, чтобы кто-нибудь из ребят занимался наркотой. Наркота беспокоила его не по моральным соображениям.

Он просто не хотел, чтобы копы сели ему на хвост. Но я нуждался в деньгах. Давай мне Джонни деньги для поддержания семьи, то пожалуйста, никаких проблем. Но Джонни ни цента никому не давал.

Если я хотел поддержать себя и семью из-за решетки, то мне следовало самому зарабатывать, и лучшим способом было продавать наркоту. Однако заниматься этим приходилось тайком. Но все равно огласки не удалось избежать. Один из моих дилеров обычно хранил товар в сейфе кабинета священника, и его поймали.

Джонни Дио использовал это место как свой офис - звонил адвокатам и приятелям - а теперь местечко прикрыли. Джонни рвал и метал. Я попросил Поли переговорить с сыном Дио, чтобы убедить его не убивать меня.

Полли хотел знать, торговал ли я наркотиками. Я солгал. Конечно нет, сказал я ему. Полли мне поверил. А с чего ему было не верить? До того, как я начал торговать наркотой в Льюисбурге, я даже не знал, как косяк забивать.

Глава четырнадцатая

На протяжении двух лет Карен навещала Генри раз в неделю. Однако на третий год свои посещения она сократила до двух-трех в месяц. Генри дали менее изнурительную работу на ферме, а для детей тяжелая шестичасовая поездка оказалась невыносимой.

Каждый раз, когда они посещали тюрьму, Джуди начинали мучить рези в желудке, и долгое время ни Карен, ни ее доктор не могли установить причину болей.

Лишь только через два года, когда Джуди исполнилось одиннадцать, она призналась, что тюремный туалет для посетителей оказался столь грязным, что она не могла им пользоваться во время длительных десяти-двенадцатичасовых посещений.

Рут, которой на то время исполнилось девять лет, помнила только долгие часы невыносимой скуки, пока ее родители и их приятели, болтая, ели за длинными столами в большой, голой и холодной комнате. Карен приносила небольшие игрушки, раскраски и мелки для детей, но помимо этого им почти нечем было заняться.

В тюрьме не было детского уголка, хотя десятки подростков заявлялись на выходные, чтобы повидать отцов. Спустя пару часов Джуди с Рут так отчаянно приедались их занятия, что Карен позволяла им скормить кучу двадцатипятицентовых монеток непомерно дорогим торговым автоматам, невзирая на то, что денег всегда не хватало.

Карен: Когда Генри впервые ушел, деньги невероятным образом иссякли. Я работала зубным техником на неполную ставку. Я научилась стричь и ухаживать за собаками по той причине, что при этом могла находиться дома и приглядывать за детьми.

Деньги, которые задолжали нам приятели Генри еще со "Сьюита", так и не заплатили. Большинство этих парней сидели на мели, пока не срывали куш, но и тогда ты глазом не успевал моргнуть, как они его спускали.

Еще был один букмекер, который сделал целое состояние, работая в "Сьюите". Генри все для него делал. Жена и дети парня жили во Флориде, и он содержал десять любовниц в Нью-Йорке.

Моя подруга намекнула, что он смог бы подбросить немного деньжат для меня и детей теперь, когда Генри нет с нами. Он же предложил мне с детьми пойти и усесться в полицейском участке, до тех пор пока копы не назначат мне пособие.

Таков был менталитет этих людей. Я продала часть вещей, которые мы украли из "Сьюита", Джерри Асаро, важной шишке. Он был другом Генри и состоял в семье Боннано.

Денег я от него так и не дождалась. Он забрал товар и не заплатил ни цента. Я читала о том, что эти парни заботятся друг о друге, когда попадают в тюрьму, но на деле этого не замечала. Они не станут помогать, если не обязаны. При том, что я осознавала себя частью семьи - а мы ею и были - деньги ниоткуда не поступали. Спустя некоторое время Генри пришлось зарабатывать деньги в тюрьме.

Проживание в тюрьме обходилось ему в пятьсот долларов в неделю. Он нуждался в деньгах для охранников, особой еды и привилегий.

Каждый месяц он отсылал мне чек управления по делам ветеранов на шестьсот семьдесят три доллара, которые получал за посещение школы. А уже позже присылал мне немного денег, после того как начал тайком торговать в тюрьме. Но деньги эти давались нелегко, к тому же мы оба рисковали.

Первые два года мы жили с детьми на Вэлли-Стрим, но всегда находились в доме моих родителей. Там мы обычно ужинали, а Генри каждую ночь звонил по междугороднему, чтобы поговорить с девочками.

Девочки знали, что он сидит в тюрьме. Сначала мы им сказали только то, что он преступил закон. Я сказала, что Генри никому не причинял зла, но ему не повезло, и его поймали.

Им тогда исполнилось восемь и девять лет, так что я сказала, что Генри поймали за игру в карты. Девочки знали, что играть в карты плохо.

Даже позже, когда девочки повзрослели, им и в голову не приходила мысль, что Генри и его приятели - гангстеры. Им ничего не говорили. Они просто принимали то, что делали отец и его друзья.

Я не знаю наверняка, что было им известно в детстве, но уверена, что они не считали дядю Джимми или дядю Поли рэкетирами. Они видели в Джимми и Поли щедрых дядек. Они ведь встречались с ними лишь по радостным событиям - на вечеринках или свадьбах, на днях рождения - и те неизменно приходили с множеством подарков.