Кома - Сергей Анисимов

- Яков Израилевич, - Николай поднял голову. - Я знаю, что спрашиваю не вовремя, не об этом речь, но потом могу просто забыть: - Вы не тот Рабинович, о котором Виктор Конецкий писал?

- Хе-хе...

Старый капитан 2-го ранга расправил плечи и посмотрел сначала на внука, потом на деда Лёшу, а потом и на самого Николая с забавной смесью гордости и сожаления.

- Увы. Тот на тральщиках всю жизнь отходил, как Алексей в своё время. А я - вон.

Он показал на некрупную фотографию в ближнем углу комнаты, -молодой и худой моряк в однопросветных погонах стоит, опираясь на накатник крупнокалиберной зенитки, на заднем плане темнеет украшенное симметричными завитушками пены море.

- Знаешь что, парень, а ну-ка пошли...

Яков-младший поднялся и указал Николаю на дверь в кухню.

- Деды здесь поговорят, да и всё равно тебе я нужен, а не они. Пойдём. Оба деда проводили их взглядами. Пропустив перед собой Николая и

зайдя в кухню сам, Яков прислонил к плотно закрытой двери стул и сел на него, уставившись на собеседника всё тем же просвечивающим взглядом. Больше свободных стульев в тесноватой, по меркам «старого фонда» кухне не было, и Николаю пришлось сесть на подоконник.

- Ты там был, - сказал Яков. Это прозвучало не как вопрос - как утверждение. - Сначала я подумал про южную Осетию, 90-й или 91-й годы, больно у тебя было знакомое лицо. Потом решил что нет, ты помоложе. Мы точно не встречались?

- Нет, - Николай покачал головой.

- Сколько тебе лет?

- Двадцать пять.

- Хм... Комиссовался? Или командировка?

- Ни то, ни другое.

Мужик явно принимал его за кого-то другого, - и выглядело это странно.

- Горный туризм, - сказал он сам, не доводя дело до очередного вопроса. - Случайно и мельком. С тех пор - начинающий доктор. Мирный, до недавнего времени.

- Ладно... - Яков утвердительно кивнул, принимая информацию, как проглотивший перфокарту шкафообразный компьютер конца 80-х. - Давай тогда всё по порядку.

- Яков Яковлевич... Э-э, Вы уверены, что Вам это нужно?

Николай посмотрел с сомнением, которого было больше, чем надо. В первую очередь, он ещё не перебил своё понимание того, что никому его история на самом деле не нужна, и во вторую - нежелание выглядеть придурком. Вдобавок было ещё и «в третью» - давно ставшее привычкой нежелание разбрасываться хотя бы потенциально ценной информацией. Особенно той, которой можно обернуть против тебя.

Яков представился: несмотря на сравнительно молодой возраст, он имел должность замначальника службы безопасности одного из петербургских банков средней руки, что подтвердил документами и демонстрацией служебного пистолета на поясе. Его спокойному и ровному лицу хотелось верить.

Дед, похоже, умел выбирать людей. Ещё с час назад Николай не собирался рассказывать никому и ничего - разве что для проформы, чтобы его не обидеть. Теперь же неожиданно оказалось, что его сумбурная, полная торчащих в разные стороны белых ниток и непонятных деталей история может по крайней мере заинтересовать человека с более серьёзной профессией, чем у него самого. Рассказа «по порядку» не получалось никак -слишком дискретными, рваными, были отдельные узлы событий. Яков, однако, слушал не перебивая, напряжённо вглядываясь в его мимику и изредка покачивая головой и плечами. У Николая возникло неожиданно неприятное чувство, что явно впервые столкнувшийся с этой историей, далёкий от медицины человек выкачивает сейчас из его монолога массу полезнейшей и даже уникальной информации. Вероятно, именно такие, похожие ощущения были у Амаспюра в начале их последней беседы — за считанные часы до того, как исчезла Даша.

- Я здесь и четверти не понимаю, - сказал он, выдохшись. - Если это новая ВИЧ-инфекция или до упора мутировавший в лабораториях Саддама возбудитель Конго-Крымской лихорадки, то никому ни ординатор Берестова, ни я, не нужны к чёртовой матери. Да, вероятность того, что она по дороге домой нарвалась на маньяка - вполне существует. Вероятность того, что на меня наехал сначала охотник за дармовой Виагрой, через два дня - охотник за скальпами, а вчера - желающие развлечений шпанюки, - тоже. Такое бывает, если нарываться. Разбрасывать вокруг себя 50-евровые купюры, лапать чужих женщин, и кричать, что ты здесь самый крутой. Все три раза обстоятельства были разные, и само по себе это действительно может быть совпадением. Но не в совокупности с происходящим в больнице. По крайней мере один раз из трёх - второй, кому-то это действительно было надо.

- Ну что же, - Яков покрутил головой, разминая мышцы шеи. - С идеей о использовании крови славянских больных для изготовления мацы ты, вроде бы, разобрался сам. С тем, что кто-то якобы убивает старых и не очень старых моряков, или просто имеющих либо имевших отношение к флоту людей - пожалуй, тоже. Меня это самого сначала зацепило, - понятно, наверное, почему. Но тебе и самому должно быть ясно, что так не бывает, если не верить в это очень сильно и заранее. Я вполне согласен с дедом в том, что что-то такое нехорошее в нашу сторону двигается...

Николай поднял глаза, удивлённый. «Что, и Рабинович-старший тоже?».

- Во-во, - подтвердил Яков. - И с Алексеем Степанычем я тоже в этом солидарен - он весьма неглупый мужик, и в жизни побольше нашего повидал. Главный аргумент тех, кто с ним заранее и без разговоров несогласен, - это «А кому мы нафиг нужны?». Но зачищать флотских резервистов и пенсионеров-корабелов - это ерунда. Ни в отдалённо предвоенное время, ни в самое уже предвоенное, никто этого делать не будет. Гораздо эффективнее за те же деньги усилить рекламу на телевидении: типа, «Белорусы воруют наш газ», - это как пример. В политических, экономических, военных многоходовках наиболее важный критерий - это стоимость на эффективность, в том числе и по отсроченным последствиям. Подумай сам - ну какие могут быть последствия от того, что в рядовой, в общем-то, по количеству коек клинике, пусть и при странных, согласен, обстоятельствах гибнет несколько десятков больных? Из них три четверти - давно выработанные пенсионеры с тяжёлыми и хроническими, как ты сам рассказал, заболеваниями. Просто теоретически?

- «Пурпурные поля».

- Браво.

Яков склонил голову набок и развёл руками. Пример был к месту: теоретически ложащийся точно в цель, но не приносящий никакой пользы.

- Вычистка стариков. А смысл? Скорее даже я, полный дилетант в медицине, судящий о ваших делах по подшивке журнала «Здоровье», предположу, что это микроб, убивающий в первую очередь пожилых. Я! Но раз вы, доктора, так не считаете, то вам виднее. О чём бы ты подумал ещё?

- Я подумал, что это охота на меня, - мрачно признался Николай. -Потом очухался, и понял, что я именно «нафиг никому не нужен». Хотели бы убить зачем-то - убили бы, я бы и не пикнул. Но за что ординатора-то?

- Знаешь, Коля, в нашей стране в последние 10-15 лет пропадает слишком много людей... Кого-то убивают и закапывают бандиты. Кто-то сбегает от постылых жен и алиментов. Кого-то находят с подснежниками по канавам. Но всё равно, каждый год их слишком много. Ты вот всё-таки врач. Ты веришь в то, что какую-то их часть крадут на органы?

- Верю, - Николай скривил губы. Разговор уходил куда-то уж совсем в сторону. - Какую-то малейшую часть - может быть. В подходящих условиях и по целевому заказу. Больница для этого, кстати говоря, подходит: массу человек можно обследовать и отсортировать по параметрам тканесовместимости, не привлекая лишнего внимания. Но не у нас.

- Почему?

- Для такой цели, - даже если рассматривать опять же только теоретическую вероятность, - наш контингент не подходит. Пожилые, многие из них диабетики - кому могут понадобиться их почки, печень? В нашей стране не пересаживают сейчас, по-моему, больше ничего. «Впарить» их ничего в этом не понимающим доморощенным миллиардерам тоже невозможно - ни один человек не пойдёт на такую операцию, да ещё связанную с криминалом, не выяснив для себя её чисто медицинские аспекты. Ту же «стоимость/эффективность».

- В Швейцарию? В США? На Кубу?

- На Кубе хватит своих доноров - и даже, может быть, добровольных. В Швейцарию, если совсем уж перейти на ненаучную фантастику, могли переправить пропавшую Берестову, в её неполные тридцать лет, - как бы это страшно не звучало. Но не больных. Не у нас.

- А на самом отделении?

Николай сдержанно матюгнулся про себя.

- Яков Яковлевич, Вы мне наводящие вопросы задаёте, или действительно пытаетесь понять? Люди, которые работают в России практическими врачами - святые. Те, кто работают терапевтами - вообще ангелы. Крылышек за спиной белых халатов и нимба у них нет только по одной причине - они живые люди. Пьют водку. Принимают от больных 100-рублёвки, чтобы позволить себе два раза в неделю купить детям к ужину студенческих сосисок. Заглядываются на медсестёр, кому этого надо по возрасту и полу. Сплетничают и интригуют ради лишнего дежурства, стоящего меньше, чем час работы таксиста. Но если у нас, не дай Бог, случится пожар - эти самые врачи, наплевав на оставшиеся в шкафах шапки из Бобиков и скопленные с двух зарплат и трёх месяцев халтур сапоги, потащат на себе больных сквозь рушащиеся балки. И воспримут десяток новых фамилий, которые будут после этого ассоциироваться с памятником погибшим медикам, стоящем в скверике у института, как само собой разумеющееся. Потому что это ДОЛГ. Потому что нельзя на них даже подумать такое.