Телохранители - Михаил Николаев

Попробовал царапнуть поверхность кончиком тесака. Соскальзывает. Положил на землю и зажал ногами. Надавил кончиком тесака уже всерьёз. Тот же эффект. Остриё соскальзывает не оставляя на поверхности ни малейшего следа. Твёрдость сплава, из которого изготовлено лезвие моего тесака, составляет 9,5 по шкале Мооса. В природе имеется только один более твёрдый материал — это алмаз. Без всякого сомнения, камень являлся алмазом. С кулак величиной. Никогда не слышал об алмазах такого размера. Посмотрел в ручье ещё и выудил ещё парочку, чуть меньшего размера. Похоже, что этого добра тут немерено.

Пошли дальше. Углубились в лес, который, по сути, представлял собой дикий запущенный сад, перемежающийся с зарослями кустарников. Никаких признаков какого-либо зверья не обнаружили. Через полчаса, убедившись в бесполезности дальнейших поисков, мы повернули назад.

Вернувшись, застали фруктово-ягодный пир. Несъедобными, оказалось всего несколько видов фруктов. Ещё три вида Дианта отнесла к малосъедобным. Всё остальные можно было есть, и натаскать их успели много. Я доложил, что ничего опасного нами в кальдере не обнаружено, и похвастался своими находками. Через несколько секунд мы с Иннокентием остались на стоянке одни. Все остальные, похватав мешки и пакеты, ломанулись к ручью.

— Я ещё понимаю Дианту, — обращаюсь к Иннокентию, отсекая хвост у здоровенного ананаса, — женщины любят побрякушки, но остальным то, для чего столько алмазов?

Технология изготовления промышленных алмазов на Земле давно отработана. Даже расцветку можно получать практически любую. Ну да, твёрдостью они немножко уступают природным алмазам, да и размеры не слишком велики, но ведь это всё не так уж и существенно. Таскать брюллик размером с кулак на себе не будешь — тяжёлый. Сложить на полку и друзьям показывать? Так для этого и двух-трёх штук за глаза хватит. Больше-то зачем? Неужели будут дарить знакомым в качестве сувениров? Так их ведь придётся на себе переть. При повышенной силе тяжести. Ладно, потом схожу, ещё парочку на сувениры подберу.

Учёные вернулись через полчаса, волоча килограммов по двадцать-тридцать алмазов.

— Куда вам столько? — спрашиваю. — Чтобы було? Вот что значит человеческая жадность!

— Да вот, — смутился Ву, — погорячились слегка. Столько, действительно, не унесём. Надо перебрать будет, выбрать те, что получше.

— А по какому из критериев будете выбирать? Размер, оттенок, прозрачность?

— Даже и не знаю. Наверное, какие больше понравятся.

— Ну, флаг Вам в руки, перебирайте. Ночевать, я думаю, тут будем, где мы ещё настолько безопасное место для стоянки найдём? Кстати, как Ваши исследования, никаких аномалий не обнаружили?

— Ночевать, естественно, будем здесь. А насчёт чего-либо необычного, так эта кальдера сама по себе редкая аномалия. Но, к счастью, совершенно не опасная. Образовалась она, скорее всего, при взрыве небольшого вулкана. Причём, совсем недавно, в геологическом плане, разумеется. Пару миллионов лет назад, не больше. А может быть, даже и меньше. Больно уж стенки ровные. Потом были ещё несколько небольших извержений, и половина кратера заполнилась лавой, выровняв дно. Да и сейчас греет снизу прилично, видимо лава близко.

— А вода в озере как? Купаться в ней можно? А то два дня уже не мылись нормально.

— Купаться можно, а вот пить не желательно. Слишком много в ней радона и углекислоты, pH около 5,5 получается.

— А что вы хотели, породы то вулканические, кислые. — Тут не в кислоте дело, а в радоне. Для купания радоновые источники — милое дело. А вот пить не рекомендуется. Он ведь при распаде альфа частицы порождает. Нужны они тебе внутри?

— Так купаться точно можно?

— Можно! — И чего мы тогда ждём?

Зашёл по колено. Вода теплющая. Под ногами ил и мелки камешки. Нырнул. Видимость под водой не слишком хорошая, метра полтора от силы. Дно полго опускается вниз. Вынырнул, отплыл немножко подальше и перевернулся на спину. Синее небо, Н-Солнце, облачка. Красота. Мимо стильным кролем проплыл Вильям. Чисто нарезает. Я так не умею. Перевернулся. Остальные резвятся на мелководье. А Вильям на тот берег чешет. Ну, пусть немножко порезвится. Он профессионал. А мне за любителями приглядеть надобно. Вода, всё-таки, слишком тёплая. Хорошо в ней, ласкает, способствует расслаблению, но не освежает. Вылезли на берег. Загораем и смотрим, как Вильям обратно плывёт. Вылез он, отряхнулся по-собачьи и предлагает:

— Давайте, чемпионат по нырянию устроим — кто дольше под водой просидит.

И на меня посматривает. А что, я не против. Раджив тоже согласился. А остальные решили воздержаться, приняв на себя роль зрителей. Всё-таки, соревноваться с чемпионом по плаванию — себе дороже. А мы с Радживом тихо переглянулись и очень хорошо поняли друг друга. По плаванию Вильям, действительно, чемпион. Тут нам с ним тягаться бесполезно. А вот ныряние, оно не только от объёма лёгких зависит. И с йогом он зря соревноваться затеял.

Первым нырнул Вильям. Прихватил с берега камень побольше, зашёл по горло, бултых и нету его. Ву, как главный по точным наукам, засекал время. Вынырнул наш австралиец, спустя четыре с половиной минуты. Очень хороший результат. Вышел на берег с самодовольной улыбкой.

А Дианта возьми, да и спроси:

— Как Вы добились такого результата.

Я аж хрюкнул, вспомнив соответствующий анекдот. А он, как по писаному отвечает:

— Понимаете, я очень долго тренировался, и теперь могу без вреда для здоровья сидеть под водой более четырёх минут.

Я, отвернувшись в сторону, тихо давился от смеха. Вильям явно не знал этого анекдота. Теперь, только бы Раджив не подкачал.

И он, действительно, не подкачал. Просидел под водой шесть с небольшим минут. Когда он вылез, на Вильяма было страшно смотреть. Такой облом. Забыл он, что Раджив рассказывал, о своих занятиях йогой. Сейчас он признался, что как любой настоящий йог, может на время замедлять большую часть идущих в организме процессов. А я опять хрюкал. Нет, надо успокоиться. Ещё не хватало начать ржать под водой. Ладно, нас учили не думать о Белой Обезьяне.

Выбрал камень поудобнее. Медленно зашёл в воду, интенсивно вентилируя лёгкие. Набрал в грудь воздуха и нырнул. Опустился на дно, прижав к животу камень и приняв позу эмбриона. Раджив самоучка, а нас этому учили очень серьёзно. Сейчас моё сердце делало не более двух ударов в минуту. Кровь медленно текла по сосудам, омывала мозг. Мысли тоже текли медленно вяло. Но часы в мозгу чётко отслеживали время. Надо продержаться восемь минут. Меньше — не убедительно. Больше — лишнее. Абсолютно незачем раскрывать все свои возможности.

Восемь минут истекли. Активизирую сердцебиение и обмен веществ. Отпускаю камень и резко отталкиваюсь ногами от дна. Тут не глубоко, и я выскакиваю на поверхность до пояса. Кручу головой, судорожно хватаю ртом воздух, как будто никак не могу надышаться. Пошатываясь, выхожу на берег и сразу же сажусь, опираясь руками на камни. Лицо красное, глаза выпучены. Сижу и жду реплики Дианты. И она меня не подводит:

— А у тебя что: тренировка, или управление процессами?

Какая молодчина, как по нотам шпарит. Ну не может же она знать этот анекдот. Двадцатый век, мне его прадед рассказывал. Кстати, мы уже на ты? Отлично! А теперь заключительный аккорд. Вскакиваю. Глаза выпучены, морда красная, губы трясутся (эх, какой актёр пропадает).

— Что?! Какая тренировка, какие нафиг процессы?! У меня трусы за корягу зацепились!

Демонстрирую трусы. Тишина. Слышно как медленно, со скрипом, проворачиваются шарики в головах. Выворачиваются из-за роликов. А потом все пятеро учёных грохнули. Хором. От хохота они катались по траве, повизгивали, икали, но никак не могли остановиться.

А я пошёл собирать хворост и валежник для костра. Этого добра тут было достаточно. Большой костёр я решил не разжигать: похоже, что ночью и так будет слишком тепло. А вот шашлык из остатков мяса приготовить надо. Фрукты и ягоды — это, конечно, здорово, но хотя бы один раз в день надо поесть и мяса.

Вечерело. Н-Солнце опускалось к гребню кальдеры. Тихо потрескивали угли в мангале. Шкворчал жир, выступающий на кусках мяса. Я присматривал за мясом, чтобы оно не пригорело, время от времени переворачивая деревянные шампуры. Остальные расселись поблизости на траве и пускали слюнки. Я сразу предупредил, что куски большие, и ждать придётся не менее двадцати пяти минут, но, как и прошлый раз, этого никто не принял к сведению. И сейчас я выслушивал сентенции на тему, что горячее сырым не бывает и мясо, которое мариновалось более суток, можно, вообще, есть сырым. Я не реагировал. Пусть мучаются. Все были предупреждены.

Постепенно разговор перешёл на обсуждение дальнейшего маршрута. Куда лететь дальше, и насколько мы ещё будем углубляться во внутреннее пространство континента. Не пора ли, мол, закругляться. Убедились ведь уже, что ничего опасного кроме хищников на этом континенте нет.