Вычеркнутый из жизни - Арчибальд Кронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Надеюсь, вы не принесли еще работы для сэра Мэтью, — проговорила она со своей тихой улыбкой.
Затем предложила ему рюмку ликера и печенье, а когда он отказался, снова улыбнулась и вышла из комнаты.
В библиотеке было очень уютно. Минуту спустя наверху раздались звуки рояля. Кто-то играл седьмой прелюд Шопена, медленно, с ошибками. Это, безусловно, не была игра взрослого человека. Вскоре до его слуха донесся смех и ребячьи голоса. Музыка жестоко бередила душу Пола. Он думал о хозяине этого прекрасного дома, о его прелестной жене и смеющихся дочерях. И о другом — брошенном в сырой каменный мешок. Полу становилось невмоготу сидеть и ждать. Но вот подъехала машина. Он знал, что это Спротт, и сел еще прямее. Он готов встретиться с ним лицом к лицу. Парадная дверь отворилась и снова захлопнулась. В холле раздались голоса. Через минуту приоткрылась дверь библиотеки.
Пол сидел не шевелясь, когда вошел сэр Мэтью. Взглянул на вошедшего, но не сказал ни слова. Секунду-другую царила мертвая тишина. Спротт надулся, точно индюк.
— Как объяснить ваше вторжений? — Он был вне себя от гнева. Но не только гнев, что-то еще промелькнуло в его глазах. Пол сразу понял, что Спротт узнал его. — Вы не имели права приходить сюда. Здесь мой дом, а не моя канцелярия.
Это замечание все раскрыло Полу. «Этот человек не имеет права требовать обвинительных приговоров», — подумал он.
Кристальная ясность воцарилась в его мыслях. И он медленно проговорил:
— Вопрос, который так долго ждал разрешения, не может не стать неотложным.
Вены набухли на лбу того, кому он это сказал. Спротт не пытался приблизиться к Полу и продолжал стоять в дверях. Но вот он облекся в обычное свое достоинство, как актер, вошел в давно заученную роль.
— Не стану отрицать, что еще несколько месяцев назад меня поставили в известность о том, что вы существуете и чем занимаетесь в этом городе. Вы — сын человека, отбывающего пожизненное заключение, и вы прилагаете все усилия, чтобы навести тень на дело, слушавшееся пятнадцать лет назад.
— Это дело до конца не выяснено, — возразил Пол. — Теперь выявлены новые обстоятельства, и они должны быть рассмотрены.
На мгновение гнев с такой силою овладел сэром Мэтью, что оттеснил шевельнувшееся было сомнение.
— Не сходите с ума, — сказал он. — Через пятнадцать лет это было бы противозаконно. Вы своим чертовым приставанием добились того, что петиция о пересмотре была передана министру внутренних дел и он ответил на нее категорическим отказом.
— Но у вас нет права отказывать, — возразил Пол. — Вы были обвинителем в этом деле. Ваша прямая обязанность проследить, чтобы справедливость была восстановлена. Вы сами сочли бы необходимым принять известные меры, если были бы убеждены в невиновности моего отца.
— Но я в ней отнюдь не убежден! — почти прокричал Спротт.
— Если вы выслушаете новые данные — вы убедитесь. Самое малое, что вы обязаны сделать, это подвергнуть официальному разбору новые факты.
Ярость, душившая Спротта, перехватила ему горло. Лицо его налилось кровью. Но усилием воли он овладел собой. И заговорил убийственно холодным тоном.
— Я действительно должен просить вас уйти. Вы сами не понимаете, о чем хлопочете… Существуют определенные технические трудности, нелегко привести в действие сложную машину закона, да и последствия тут могут быть самые неожиданные. Вы, как малый ребенок, хотите разрушить огромное здание только потому, что вам померещилось, будто в фундаменте плохо положен один кирпич.
— Если фундамент подгнил, здание неминуемо рухнет.
Сэр Мэтью не удостоил Пола ответа. Губы его растянулись в зловещей улыбке. Но в маленьких глазах, когда он, вытянув шею, искоса смотрел на Пола, тот снова прочел тяжелое предчувствие, снова увидел неприметную трещину и понял наконец: именно потому, что Спротту нужно во что бы то ни стало скрыть этот изъян, он никогда и ни при каких обстоятельствах не согласится на пересмотр дела. И все же… он, Пол, обязан напомнить ему еще об одной, последней возможности.
— Если приговоренный к пожизненному заключению уже отсидел в тюрьме пятнадцать лет… разве по-человечески… нельзя сократить ему срок наказания?
Выпученные, налившиеся кровью глаза сэра Мэтью все еще были устремлены на Пола.
— Министр внутренних дел уже высказался по этому поводу, — отрезал он.
— Но не вы, — задыхающимся голосом настаивал Пол. — Ваше слово, сказанное в соответствующих инстанциях, возымеет решающее действие. Одно только слово… намек на возникшие в последнее время сомнения…
Сэр Мэтью покачал головой — беспощадно и бесповоротно снимал он с себя всякую ответственность.
По-прежнему стоя спиной к двери, он толкнул ее рукой и открыл.
— Уйдете вы наконец? — Застывшая усмешка и сейчас искажала его лицо. — Или я должен приказать вас вывести?
Полу раз и навсегда уяснилась тщетность его попытки. Ничего этот человек не сделает, даже слова о прощении не скажет. Замкнувшись в своей гордости, он знать не знал ни о чем, кроме своего достоинства, своего положения в обществе, своего будущего. Любой ценою все это должно быть сохранено.
Слепая ярость охватила Пола, ярость и безрассудное отчаяние затуманили его разум. Кэслз был прав! Его отец, Суон, он сам, каждый, кто попадался на пути Спротта — всех сметала ненасытная гордость этого человека. Теперь остается только одно. Он поднялся. Ноги и руки у него были, как чужие. Он двинулся по направлению к дородному человеку, там, у дверей.
— В последний раз… — невнятно проговорил Пол. Ему трудно было дышать.
— Нет!
Руку Пол держал в кармане и все время, пока он говорил, его рука сжимала револьвер. Он уже не был холодным на ощупь… Жар человеческой руки согрел его… Револьвер стал как бы частью тела Пола. Его палец уже лег на курок, он ощущал тугую пружину.
Даже вынимать револьвер из кармана не надо, он и так направлен на Спротта, ничего не подозревающего актера, лжеца. Вот он стоит, не глядя на Пола, исполненный непреклонного чувства собственного достоинства. Пол уже почти рядом с ним, какие-нибудь два фута разделяют их. Он замечает, как округло выпячивается раскормленный живот Спротта. Прямо в него направлен револьвер. Ни малейшего страха Пол не испытывает. Он закрывает глаза, тело его напряжено, губы полуоткрыты, словно в экстазе, словно все его существо объято пламенем неодолимого физического желания.
И вдруг конвульсивная дрожь сотрясла его тело, режущая боль возрождения. В муках пришел он в себя, разум его просветлел. «Я этого не сделал, — думал он, словно вдруг прозрев. — Не сделал». Они объявили убийцей его отца. Они и из него, видно, хотят сделать убийцу. Его пальцы, сжимавшие револьвер, разжались. Пол открыл глаза, устремил невидящий взгляд на Спротта. Он задыхался, как после стремительного бега. Не мог выговорить ни слова. Но когда взгляд Пола встретился с глазами врага, еле заметная улыбка затрепетала у него на губах и все его лицо засветилось странным светом. Покуда помертвевший Спротт в изумлении смотрел на Пола, он, едва не задев его, прошел к двери и вышел из дому.
На улице в прохладной тьме, под звездным небом, слезы так и брызнули у него из глаз. Тихим торжествующим голосом он проговорил:
— Я этого не сделал. Господи, благодарю тебя, я этого не сделал.
Часть вторая
Глава I
Три недели назад, когда управляющий «Бонанзой» уволил Пола, Лена, испуганная и потрясенная, наблюдала за их стычкой. Волнение ее уже немного утихло, когда она вечером пришла к Полу. Она говорила с ним, передала ему просьбу мистера Прасти, что, видимо, его обрадовало. Ей хотелось думать, что она помогла ему. Но время шло, она больше его не видела, и жизнь стала казаться ей пустой и тусклой, В конце недели Херрис пригласил другого пианиста — на сей раз это была молодая женщина, — и звуки музыки вновь долетали до кафетерия. Ах, но что толку! Это была хорошая музыка, но не та. И тяжесть по-прежнему давила грудь Лены. Она чувствовала, как снова погружается в жалкое, подавленное состояние.
Сказав Полу, что она была вполне довольна своим положением в отеле «Герб графства», Лена сказала сущую правду. Эстбери — очаровательный старинный городок, заслуживший известность руинами аббатства, множеством белых с черным домов Елизаветинской эпохи и очень интересными римскими земляными валами; городок этот живописно расположился в излучине реки Трент и весною и летом был чем-то вроде курорта или дачного места. Первоклассный отель «Герб графства», принадлежащий отставному офицеру, некоему Прентису и его супруге, всегда был полон любителей-рыболовов и туристов с юга. И сам городок, и работа там вполне устраивали Лену — виды на будущее перед ней открывались неплохие, и вдобавок она знала, что к ней хорошо относится весь персонал отеля.