Однажды вечером в Париже - Николя Барро

Чуть не опрокинув стакан с колой, я схватил телефон со столика в будке киномеханика, где в это время находился.

В трубке что-то шуршало.

– Это Мелани…

Сердце заколотилось как бешеное.

– Мелани! Наконец-то! – От волнения я охрип. – Это ты! – Господи, как же я обрадовался, услышав ее голос.

– А я говорю… с Аленом? – Голос в трубке звучал нерешительно. Мелодичный женский голос. И вроде бы… незнакомый? Странно. Но может быть, помехи, плохая связь?

– Да! Да, конечно. Это я, Ален. Ты получила мое письмо? Господи, как же я рад, что ты звонишь. А что с тобой случилось-то?

Долгая, долгая пауза. Я испугался. Видно, стряслось какое-то несчастье. Уж не скончалась ли старая тетушка?

– Мелани? У тебя такой странный голос. Ну что с тобой? Ты дома? Можно мне прийти?

– Ах, – вздохнули в трубке. – Да, я сразу подумала, что вышло недоразумение.

Я опешил. Недоразумение? Что значит недоразумение?

– Что такое?

– Я не Мелани.

Да что за чепуха! Это Мелани и это не Мелани? Я плотнее прижал трубку к уху, явственно чувствуя, что наш разговор сбивается в какую-то очень нежелательную сторону.

– Понимаете, я Мелани. Ну да, Мелани Дюпон. Но мы с вами незнакомы.

– Незнакомы… – повторил я ошеломленно.

– Сегодня утром я достала из ящика ваше письмо. Я не знаю, кто вы, Ален, но боюсь, вы перепутали меня с какой-то другой Мелани.

При каждом новом слове мое сердце ухало вниз. Я наконец осознал, что сразу показавшийся чужим звук ее голоса и в самом деле чужой и дело вовсе не в помехах или плохой связи. Просто это был не ее голос. Я это осознал, но не мог этому поверить.

– Но… ты… То есть вы… Вы… живете на улице Бургонь? И в дальнем от улицы крыле дома? Это ведь так?

– Да, – ответила другая Мелани. – Это так. Но мы с вами не назначали свидания. И никогда не целовались под каштаном во дворе. Я не знаю вас, Ален, и я сразу подумала, что письмо предназначено не мне. Вот и решила сказать вам об этом.

– О, да ведь это… ведь это… очень печально, – сказал я упавшим голосом.

– Да. – Она вздохнула. – Согласна с вами, печально. Я очень давно не получала подобных прекрасных писем. Пусть даже письмо адресовано было не мне…

Я пришел в себя лишь через несколько секунд. Мысли путались, я попытался внести в эту неразбериху хоть каплю ясности.

– Но должна же… должна же быть та Мелани. Я же проводил ее до дома, до двора. Мы попрощались. Она вошла в подъезд того корпуса, который в глубине, я видел это своими глазами. Я видел, как загорелся свет в окне, потом свет погас. Понимаете, я же не сумасшедший, – заключил я не слишком уверенно.

Эта Мелани молчала. Вероятно, подумала, что у меня не все в порядке с головой. Я и сам уже так думал. Наконец она сказала:

– Это и в самом деле очень странно.

– А вы не знаете, живет в доме еще одна Мелани?

– Не знаю. Мне в самом деле очень жаль.

Я несколько раз кивнул, плотно сжав губы.

Помолчав, я сказал:

– Что ж, примите мои извинения, мадам Дюпон. Я ошибся, вышла путаница. И большое вам спасибо, вы так быстро позвонили.

– Не за что, Ален, – ответила эта Мелани. – Называйте меня просто Мелани.

Что касается следующих дней, помню только, что я был точно в густом тумане. Звуки внешнего мира доходили до меня как сквозь вату, я очень неуверенно, словно ощупью, передвигался в кадрах своего коротенького кинофильма, финал которого невозможно было предугадать. Я не мог понять, чем я провинился, за что судьба сыграла со мной эту злую шутку. Еще трижды я побывал на улице Бургонь, надеясь напасть на след Мелани. Я ходил туда в разное время, вообразив, что от этого повысятся мои шансы на успех, но все было напрасно. Опять встретил мадам Бонне, видел угрюмого мсье Пеннека, а также его супругу – старую клячу с очень ухоженным лицом, высоко взбитыми желтыми волосами и всю увешанную золотыми украшениями, отчего она смахивала на рождественскую декоративную композицию где-нибудь в витрине «Прентам». Даже мадам Дюпон, то есть «другую Мелани», я встретил как-то раз возле почтовых ящиков. Она оказалась очаровательной дамой лет сорока с коротко подстриженными пепельными волосами и меланхолическим взором. Я представился. Она обрадовалась мне как старому знакомому, а прощаясь, обещала как-нибудь прийти в «Синема парадиз».

Мадемуазель Леблан, ночная бабочка, разбивающая мужские сердца, где-то порхала. Ее сосед мсье Накамура, накупив подарков, улетел в родной Токио, на какое-то семейное торжество, – об этом сообщила мне, конечно же, мадам Бонне. Благородный мсье Монтабон, должно быть, покидал квартиру крайне редко, – во всяком случае, я его не видел.

Я звонил и в двери других жильцов, звонил даже в такие квартиры, окна которых выходили не во двор, а на улицу. Напрасный труд. Никто не мог мне помочь. Я вычеркнул последние фамилии из списка, который себе составил.

В конце концов я почувствовал, что скоро рехнусь и стану вроде того чокнутого старикана в стоптанных шлепанцах, который опять попался мне на глаза, когда я последний раз пришел на улицу Бургонь. Он брел согнувшись и, когда заметил меня, не останавливаясь, скривил губы в злобной ухмылке. «Дилетанты, все дилетанты», – буркнул он и плюнул на землю.

Непонятно, чем была вызвана его злость. Но что касается моей персоны, старик был абсолютно прав. Никогда в жизни я еще не чувствовал себя таким бездарным дилетантом, как в те дни. С этими горькими мыслями я пошел домой.

Было около полудня, когда я плелся по улице Гренель. Большинство магазинов закрылись на обеденный перерыв, вокруг была тишина.

Я раздраженно поддал ногой подвернувшуюся банку от колы, та, загремев, подскакивая на тротуаре, подкатилась к витрине с опущенными жалюзи.

«В поисках утраченного времени» – прочитал я название магазина на белой эмалированной вывеске. Издевательская насмешка судьбы, подумал я, отворачиваясь, и горько засмеялся. В самом деле, я занимался поисками нескольких счастливых часов, канувших, как мне казалось, безвозвратно.

На следующей неделе несколько раз случалось, что я вдруг замечал в толпе на улице красное пальто или русую головку и бросался вдогонку. Однажды возле «Бон Марше» увидел женщину в красном плаще, с волосами цвета карамели – она садилась в автобус, и я сразу поверил, что это Мелани.

Я метнулся к ней, я бежал за автобусом, пока не запыхался, я кричал, махал руками, потом в груди закололо, и я схватился за сердце, совсем как доктор Живаго в той глубоко трагической сцене, когда он видит Лару из окна трамвая, стучит в стекло, а она не слышит и ничего не замечает, и в следующую минуту он, выскочив, бросившись за ней, замертво падает на улице.