Юность (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр"

– Ну а я Егор, – постановил подросток.

– Что вы, Егор Кузьмич… – начал было Вальцев, разом вспотев от волнения, – уважение к вашим…

– Мы же товарищи, – улыбнулся тот, – или как?

– Товарищи, – сипло ответил Земцов, переглядываясь с Вальцуевым, – Егор кхм… Егор, да!

– Ну и прекрасно, – ещё раз улыбнулся подросток, – Да вы проходите и не смущайтесь, дома никого, кроме нас. Разговаривать можем совершенно свободно.

Повесив шляпы на вешалку, студенты прошли в гостиную, озираясь одними глазами. Обстановка самая простая, небогатая, и разве что африканские маски да богатый ассортимент холодного оружия освежали обстановку, подчёркивая несколько обшарпанную мебель.

– Присаживайтесь, – предложил Егор, показывая подбородком на стол посреди гостиной, – сейчас самовар поставлю.

– Да что вы… – засмущались гости, но именитый авиатор, не слушая возражений, весьма умело хозяйничал.

– Я в это время по возможности всегда сажусь чаю попить, – рассказывал подросток, расставляя на столе баранки и прочую снедь.

«– Как у него всё по-простому, без чванства и без той скромности, что превыше гордыни, – мелькнуло у Валериана, – но чувствуется внутренне достоинство».

– Да пейте, пейте! – потчевал авиатор, подвигая варенье, – Африканское!

– Да ну!? – удивился Земцов, изрядно осмелевший, и наложил себе розеточку.

Чаепитие проводилось по негласному, но достаточно строгому московскому этикету, согласно которому гостя нужно было сперва нафаршировать вкусностями, и лишь затем переходить к беседе.

– … встреча, – Егор отставил чашку и задумался, – в принципе согласен, но некоторые вещи нужно согласовать заранее, например – политика. Её мы трогать не будем.

– Пф… – из Вальцева будто выпустили воздух, – как же так, Егор?

Разочарование в его голосе было так велико и скорбно, что стало едва ли не осязаемым, густым туманом наполнив гостиную.

– Я, – изобретатель, не мигая, встретил разочарованный взгляд, – полностью согласен с вами и вашими товарищами. Произвол властей и невообразимая, бессмысленная тупая жестокость мне противны. Противны больше, чем вы можете себе представить, потому как я знаю жизнь много глубже и шире вас, и большинства ваших товарищей.

Вальцуев, прикусив губу, согласно кивнул, а за ним и Земцов.

– В солдаты отдано уже свыше шестисот человек наших товарищей, – с горечью сказал Александр, нарушая молчание.

– Однако… – нехорошо изумился Егор, – уже шестьсот? Цифры совершенно безумные, а если учесть, што студентов на всею Империи шестнадцать тысяч человек, то и подавно! И тем не менее… Если я выступлю с поддержкой, мы безусловно выиграем тактически и привлечём всеобщее внимание, с этим я согласен.

– Но… – продолжил он нехотя, – проиграем стратегически. Оставим пока в стороне мою судьбу и судьбы близких, по которым я решительно не настроен топтаться, принося в жертву моменту.

Валериан, вскинувший было голову, опустил её обратно и обратился в слух.

– В ближайшие если не дни, то как минимум недели, в суде будет решаться дело о полной эмансипации меня и моего брата. Прецедент. Торжество разума и фактической дееспособности над мёртвыми цифрами в графе «дата рождения».

– Прецедент более чем важный, – сухо продолжил изобретатель, – в том числе и для ваших товарищей. Так, многие из них отданы в солдаты против всех законов, не будучи даже совершеннолетними. Сюда же – тысячи и тысячи подростков, которых судят как взрослых, отказывая одновременно в дееспособности и возможности самим решать свою судьбу.

– Да! – выдохнул Земцов, переплетя пальцы добела, – Простите… личное.

Он смутился так, что пошёл даже пятнами, но быстро оправился.

– Но и это не самое важно, – Егор легко встал со стула и подошёл к карте Африке, висящей на стене. Химическим карандашом он очертил сначала территории Южно-Африканского Союза, а потом и присоединённые к нему земли.

– Здесь, – постучал он карандашом по территории Союза – живут не только африканеры, но и русские, коих прибавляется буквально каждый день.

– А здесь… – карандаш сместился к присоединённым землям, – почти исключительно – русские. Немного, очень пока немного…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Это… – просипел Вальцуев.

– Возможность, – закончил за него Егор, расправляя плечи, – а точнее – возможности.

– Для…

– А вот это, – быстро перебил его изобретатель, – лучше не озвучивать! Не только при мне, но и попросите ваших витий заткнуть на время фонтаны воображения! Я думаю, не нужно разъяснять, почему?

– Не нужно, – с восторженной злостью выдохнули студенты в один голос, разглядывая карту уже совсем иначе.

– Возможностей, – повторил авиатор, – и надеюсь вы понимаете, што на этом фоне моя поддержка вашему протесту несколько меркнет.

– Понимаем, – нервенно согласился Земсков, – ещё как…

– В таком разе, – Егор сел обратно, – предлагаю сделать фэйс-контроль…

– Простите… а, понял! – закивал Вальцуев, – Ограничить доступ тем из наших товарищей, кто не способен… затыкать фонтаны своего красноречия.

– Именно. И я прошу… я настаиваю на дружинниках, дежурящих в зале. Не дай Бог, найдётся хоть один упёртый оратор, который то ли по несогласию, то ли в надежде на славу…

Егор замолк, и студенты, переглянувшись, закивали.

– Под дых, – расправил костлявые плечи Земсков, – да из зала под белы рученьки!

– С политикой всё… давайте вкратце пройдём по пунктам, – предложил авиатор, – я понимаю, што вопросы касательно авиации всё равно будут мне задавать, но хотя собью первую волну. Расскажу вам – пунктиром, а вы уже вашим товарищам, а в подробностях – на встрече. Согласны?

– Разумеется! – ответил за двоих Вальцуев.

– Для начала… – Егор чуть задумался, и студентам показалось было, что несколько напоказ, но позже они сумели сопоставить не самый бодрый вид подростка, и пришли к выводу, что путешествие далось ему очень нелегко.

– Для начала, – повторил он, – самый ожидаемый вопрос – почему я приехал без летадл, и ответив на него, я отвечу разом и на десятки других.

Студенты обратились в слух, пока Егор доливал себе заварки и подливал кипятка.

– … права на двигатель принадлежат теперь народу Южно-Африканского Союза, и предупреждая ваш вопрос… Да! Вероятно, была возможность привезти аппараты в Российскую Империю, но на это требовалось время, прежде всего для согласования.

– Бюрократия уже и до Африки добралась? – неприятно удивился Земсков.

– Если бы… – грустная усмешка в ответ, – Петербург! Шпионаж никто не отменял, а как вы понимаете, возможности моего изобретения более чем интересны для военных.

– В Петербурге же… – снова усмешка, – начались согласования. Не знаю уж, чем они руководствовались, затягивая дело и отказывая в возможности собственной охраны и настаивая на казаках и жандармерии, но…

Вальцев, запустив пальцы в голову от таких известий, глянул на Егора дикими глазами.

– Простите, – сказал он хрипло, – не очень…

– … верится? – подхватил изобретатель, – Вся переписка сохранена, а чем руководствовались в Петербурге, решительно не знаю. Догадок же строить не хочу, и вам – до поры, не советую.

– Я же, – чуточку печально усмехнулся он, – в затягивании дела был решительно не заинтересован, и выехал так скоро, как это вообще возможно.

Спускаясь по лестнице, Земсков был задумчив и меланхоличен.

– А может, – внезапно повернулся он к товарищу, остановившись резко, – и правда – в Африку?! Нет, ты не думай, я не против борьбы!

– Отступление не есть бегство, – ответил Вальцуев после короткого молчания, – Всё-таки… хм, возможности. Но…

– Будем драться, – понял его товарищ, – просто теперь нам есть куда отступать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Двадцатая глава

Вальцуев сотоварищи встретил нас у входа в университетский квартал на Моховой. Подхватив лёгкую, но изрядно громоздкую поклажу нашу, студенты взгромоздили их на головы, шутки ради выстроившись в некое подобие процессии, сопровождающий восточного владыку.