ВЗОРВАННАЯ ТИШИНА сборник рассказов - Виктор Дьяков

            - Ага,- с готовностью, даже с каким-то детским азартом смотрел на Дроздова разжалованный клубный работник, воспринимавший пока ещё всё как игру.

- Как только я дам короткую очередь, ты выставляешь автомат за насыпь и начинаешь палить короткими очередями, трассирующими... Вот, я  тебе магазин с трассирующими пристегну... Помни, короткими, нажал на спуск, сосчитал раз-два и отпускай, а то у тебя патроны быстро кончатся. Три-четыре очереди дал, и смывайся, метров на десять-пятнадцать отбежал и снова три четыре очереди. Голову из траншеи не высовывай, только автомат. Потом ещё отбегаешь и по новой три-четыре очереди. Потом назад. Понял?

            - Понял, а куда стрелять-то?

            - Ты что, совсем тупой?  Туда,- Дроздов махнул рукой в сторону "зелёнки".

            - Понятно. А зачем всё это. Я ведь так ни в кого не попаду, только запарюсь бегавши.

            - Так нужно. Ты не бойся, опасности для тебя никакой, главное морду не высовывай. Над тобой пули свистеть будут, но ты не дрейфь, в траншее ты в безопасности. Только ко мне ближе той насыпи не приближайся.

            - Понял, а долго так бегать.

            - Пока тревожная группа не прибудет, минут десять. Ты рожки-то менять умеешь? Давай покажу...

Дроздов заметил их сразу, как только они выползли из "зелёнки". Их было двое, и они короткими перебежками продвигались от валуна к валуну, в промежутках между пусками ракет. Уже не первый раз на этом участке разведка "духов" появлялась вот так из кустов и, используя множество больших и малых камней, приближались к выдвинутому вперёд посту федералов. До сих пор эти вылазки пресекались взаимно корректно: дозор их вовремя обнаруживал, следовал доклад по телефону, на КП сразу же взвывала сирена, резко возрастала интенсивность пуска ракет и на подмогу спешила тревожная группа. Впрочем, уже одной сирены, или даже короткой очереди с поста оказывалось достаточно, чтобы "духи" сразу же "усекали", что обнаружены и, повернув назад, проворно исчезали в "зелёнке".    

            Сейчас Дроздов не доложил, и те двое продолжали перебегать, поднимаясь вверх по склону, всё дальше отдаляясь от линии  кустов. Метров за сто до поста, склон становился почти голым – Дроздов со товарищи два дня под прикрытием "пропалывали" этот участок. Лишь несколько каменных бугров, глубоко засевших в почве, сиротливо торчали здесь. Они долго не решались выйти на эту площадку, видимо надеясь, что их всё-таки заметят с поста, поднимут тревогу и у них появится моральное право вернуться в спасительную "зелёнку". Но Дроздов на этот раз решил не давать им такого права, и они вынуждены были, собравшись с духом, подавив дрожь и сомнения идти дальше, туда, откуда вернуться уже не так просто. Вернуться без веской причины, этого им не позволяли кандалы легендарной кавказской гордости и неминуемое обвинение в трусости, самое унизительное  для горца.

            - Галей, беги, куда я тебе говорил, только тихо... не надо бронежилета,- шёпотом приказал Дроздов.

            - А что уже идут?- сдавленно осведомился Галеев.- Надо позвонить.

            - Я лучше знаю, что надо. Беги, и как услышишь мою очередь, начинай палить и бегать с места на место... только не высовывайся и близко ко мне не подходи.

            Галеев скрылся в траншее, а Дроздов до боли в глазах всматривался в серый полумрак. Вспыхнула ракета. Двое уже ступили, вернее, вползли на голую площадку. Сейчас при свете они лежали недвижимо, стараясь слиться камуфляжным обмундированием с почвой. Они выглядели неестественно крупными, широкими. Видимо, под камуфляжем у них были длинные, тяжёлые "советские" бронежилеты с титановыми пластинами, а не короткие, лёгкие, щегольские импортные из кевлара, в которых "духи" любили позировать перед кинокамерами западных корреспондентов. "Значит, стрелять, скорее всего, придётся в голову",- подумал Дроздов, и сам удивился своему необычному спокойствию – казалось, что сейчас даже спусковой крючок он способен нажать плавно, без рывка.

Пара разделилась: один примостился с автоматом на изготовку за не выкорчеванным валуном – прикрывать, второй сделал бросок вперёд. Задача разведчиков была ясна: или незаметно подползти к окопу и, бросив гранату, сразу бежать назад, или, проникнув в окоп перерезать дозорных, и захватив их оружие вернуться к своим, гордо похваляясь трофеями, или, совсем уж джигитский поступок, зарезать одного и заминировать труп, а второго приволочь к себе живым. На большее такой маленькой группе рассчитывать не приходилось.

            Очередная ракета. Двое застыли. Дроздов видел их, а они его нет – в бруствере было сделано хитрое маскирующее углубление, позволявшее оставаться не видимым снизу, со склона. До ближайшего оставалось метров шестьдесят-семьдесят, до второго, за валуном восемьдесят-девяносто. Дроздов даже успел различить серое лицо ближнего, - с бородой, не молодой и не старый, лет тридцать-тридцать пять. "Матери тогда было двадцать восемь, тем пятнадцать-шестнадцать, сейчас ей сорок четыре, значит этим должно быть тридцать один – тридцать два".

            Когда вновь вспыхнула ракета, ближний находился уже метрах в пятидесяти. Со следующей позиции он мог бросить гранату - пора было начинать. Дроздов стал целить в дальнего, что за валуном. Тот, видимо, чувствовал себя в полной безопасности: его вязаная шапочка слишком уж беспечно высовывалась из-за камня, – бездействие Дроздова явно усыпило его бдительность. К тому же они знали, что мёрзнуть в дозоре у федералов всегда назначают первогодков, и если они так долго их не обнаружили, то наверняка спят. Изнеженные сопляки, не способные убить, дрожащие от одного звука гортанного акцента, видят во сне своих грудастых и задастых коров-мамаш.

            Короткая очередь гулким эхом прорезала ночь, и пошла гулять отзвуками по распадку. Только что торчащая над валуном шапочка неестественно дёрнулась и пропала. Это было попадание в десятку. Видимо тот нерв, что не дал возможности Дроздову окончить снайперскую школу, наконец, успокоился и уже не мешал плавно спускать курок. Он целился недолго – ракета всё ещё горела. Ближний бородач распластался лицом вниз, стараясь втиснуться в каменистый склон. Ему некуда было деться, его уже никто не прикрывал, а бежать назад к камням далеко. Дроздов же ждал, что он побежит всё-таки назад, покажет спину, наклонится... и тогда появится возможность всадить очередь снизу, под бронежилет... в промежность.

            Ракета погасла, Галеев очнулся и начал поливать из своего укрытия в небо трассерами. Духи тут же стали отвечать из "зелёнки" – оказывается их было там много, а эти двое всего лишь нечто вроде авангарда диверсионной группы. В свою очередь Галеев, бегая с места на место, создавал впечатление, что в траншее засел целый взвод. Сосредоточив весь огонь на изображавшем "море огня" клубном работнике, отряд в зелёнке лишил последнего прикрытия своего лежащего перед окопом товарища. Дроздов спокойно дожидался "света", не обращая внимания на надрывавшийся от звонков телефон. Он и так хорошо видел цель и если бы "дух" сделал хоть малейшие движение в любую сторону... Но "дух" лежал ничком, как мёртвый, оцепенел, а может молился... Взлетело сразу несколько ракет и стало светло как ярким днём, сигнал тревоги в тылу сливался с беспорядочной стрельбой... Уже было слышно, как с бряцанием приближается тревожная группа, когда Дроздов выпустил длинную очередь в голову застывшего в ужасе чеченца.               

                 В СТА СОРОКА КИЛОМЕТРАХ ОТ МОСКВЫ

        Андрей входил в вагон, постоянно оглядываясь, но, увы, Таня на платформе так и не появилась. Электричка плавно набирала ход, а он, опустившись на жёсткую скамейку, стал приводить в порядок мысли, вызванные перипетиями предыдущего часа.

            Они с Таней собирались, как только установится хорошая погода, съездить к Озеру и провести там, уединившись в укромном месте на берегу, весь день. Такое место Андрей знал, благо исходил все берега Озера ещё мальчишкой. До самого его ухода в Армию они с отцом там рыбачили и охотились. Места то были, в общем-то, не совсем безопасные - к Озеру почти вплотную подступали топкие болота. Случались там и трагедии – изредка охотники пропадали без следа. Впрочем, мать Тани не потому "встала на дыбы" и не пустила с ним дочь. Нет, она не боялась, что они заблудятся, она боялась другого. Это и взбесило Андрея... и ещё больше реакция самой Тани – она как будто соглашалась с матерью. Она-то чего испугалась? Если уж на то пошло, сколько раз он мог её ... И до службы и сейчас, когда вернулся. И она отлично понимала, что ничего от этого не изменится – они всё равно поженятся, независимо от того случится это в брачную ночь, или раньше. Большинство подруг Тани по медучилищу уже не девочки. Может быть глупо, старомодно, но он берёг её, и ей это, кажется, нравилось. Она, впрочем, тоже вела себя несовременно. Симпатичная девчонка, немного "повёрнутая" на "Муммий Тролле", ждала его из Армии, писала, переживала, ни с кем не "ходила". Ждала, хоть и знала, что оттуда, где он служил, вернуться можно и "сдвинутым", и калекой, а то и вообще в "цинке". Таня фактически была его невестой, хоть об этом нигде и никогда ни он, ни она не обмолвились. Она дождалась, он вернулся живой и здоровый. И вот когда, казалось, все разлуки и испытания позади...