Тамралипта и Тиллоттама - Иван Ефремов

Юная женщина изогнулась в смелом порыве, придерживая на затылке тяжелые косы и отстраняясь другой рукой от земли. Сильными пружинами выпрямились круглые колени, поднимая драгоценную амфору широких бедер. Выше этого средоточия женской силы тонкий торс отклонялся назад, подставляя небу высоко поднятые чаши круглых грудей с обращенными к солнцу сосками. И еще одной ступенью стремления вверх была длинная сильная шея, державшая гордую голову. Лицо, озаренное добротой и любовью, хранило в очертаниях глаз, губ и бровей мечтательную печаль раздумья.

Нет, тысячу раз нет! Что бы ни говорили так называемые мудрые стражи искусства, это — прекрасно, это — сама красота, это — настоящее!

— Тама, — шептал художник, сжимая руку девушки, — не бойся их. Гуру учил меня, если в душе человека нет того, что горит в тебе, влечет и тревожит, то бесполезно говорить ему об этом. Он не поймет, как бы ни старались объяснить, потому что все слова и понятия падают в пустоту — в тот провал души, в котором нет ничего. С ним ничего не сделаешь до следующих воплощений — надо говорить с теми, в ком есть отклик. Подумай, тысячи лет прошли, а они ничего не прибавили к древнему пониманию красоты и страсти, не осветили эти тайные глубины души огнем знания. Больше того, они стыдливо отшатнулись в опасении греха, а когда искусство дарит нам все оттенки чувствований, их пустые души отвергают правду, поскольку воспитаны в грубом непонимании законов Страсти и Красоты. Не бойся их, родная, это ложные ученые, жалкие людишки!

Гордая уверенность Тамралипты передалась Тиллоттаме. Девушка преодолела застенчивость и огляделась. Недовольные, брюзгливые лица были только вблизи, у самой статуи. Десятки людей — мужчин и женщин — молча стояли поодаль, не сводя задумчивых взглядов с Апсары. По их глазам Тиллоттама увидела, что статуя настоящая. Для многих она казалась мечтой, настоящей возлюбленной, несовершенной, как все на Земле. Но в озарении огня мечты и любви приобретается совершенство. Осуществленной сказкой становится и скульптура Тамралипты, и то, что несет в своем сердце каждая горячая и чистая душа. Апсара… — апсара Тиллоттама из древней Махабхараты! — она же живая Тиллоттама, она же желанная подруга, которую ожидает вот тот юноша, мечту о которой лелеет вот тот высокий с хищным лицом, в синем тюрбане! И…

Восторженные возгласы заставили девушку очнуться. Ее и художника увидели, безошибочно узнали модель. Приветственные крики, шумные рукоплескания… Покраснев до слез, Тиллоттама обратилась в бегство.

Свет низко опустившейся луны врывался в жаркую темноту сквозь маленькое, настежь распахнутое окошко. В небольшом саду сонно шелестели жесткие лепестки акаций.

Домик, занимаемый Тамралиптой в старом Дели, был до смешного мал. Низенькое строение с широкой застекленной верандой, в которую выходили двери двух маленьких комнат по окошку в каждой.

Во дворе длинный сарай — мастерская с комнатой, где жила старая чета служителей. Низенький забор, калитка, цементные ступени… Под деревьями близ кухни — загороженная циновками кабинка для душа. Все это до крайности скромное и бедное нравилось Тиллоттаме — что-то уютное, древне-патриархальное было в доме, притаившемся на окраине большого сада между поросшим колючками пустырем и пыльной оживленной улицей.

Стукнула калитка с тугой пружиной — Тамралипта! Девушка выбежала навстречу художнику и, подхваченная сильными руками, была внесена в дом. Они застыли друг против друга на веранде, освещенной яркой луной.

— Все хорошо, все… любимая! — радостно заговорил художник. — Знаешь, как назвал нашу апсару Кришнамурти? «Цветок на заре», а тот, помнишь, в синем тюрбане, сказал: «Нет, заря на цветке!»

— Милый. Верно и то и другое. Тело апсары действительно цветок на заре, но душа ее — заря на цветке. Значит, правильно так и так.

Тамралипта поразился верному чутью девушки, привлек ее к себе, обнял с нежной благодарностью.

Тиллоттама закрыла глаза и прильнула к художнику. Ее тело, крепкое и горячее, обжигало сквозь тонкую материю, обнаженные руки легли на плечи Тамралипты.

Бессознательно, по уже ставшей законом необходимости отстраняться, Тамралипта отшатнулся. Руки девушки бессильно упали вдоль тела, глаза широко раскрылись, прерывистое дыхание замерло. Несколько секунд она стояла молча, потом медленно повернулась и пошла в свою комнату. Тихо закрылась дверь, и художник остался один на пустой веранде с тоскливой болью в сердце.

Тихий сад, замолкшая улица… тиха и радостна его душа, свершившая свой подвиг служения народу. Служение принято, он отдал людям лучшую часть себя и теперь может идти дальше, решая новые задачи, преодолевая мучительные препятствия, кажущуюся невозможность… Но Тиллоттама?! Вечный вопрос — можно или нельзя побороть себя? К Тиллоттаме или прочь от нее? Тиха и радостна была его душа, а теперь…

Тамралипта молча спустился в сад, неслышно ступая по мягкой пыли дорожки. Прохлада подбодрила его и дала понять, как велика была усталость этого знаменательного дня… Дня испытания его «Апсары», поверки всего избранного его душой и исполненного его руками и… его Тиллоттамой… Его?

С этим вопросом Тамралипта словно очнулся. Широко раскрыв глаза, он поднял лицо к звездам зенита, блеска которых не могла угасить склоняющаяся к горизонту луна.

Лицо художника будто овеяло дыхание безбрежного и безвременного океана вечности. И Тамралипта, осененный божественным прозрением, вдруг понял, что в этой глубине и безмерной дали и есть истинно радостное и доброе, чистое и ласковое, любовь и знание…

Все остальное не уходит вперед, не продолжается в вечности, а осаждается в лоне мутной жизни, как в полных тлена, тихих заливах моря. Тысячи тысяч лет океан слепой бессмысленной жизни плещется, омывая лицо Земли и бог знает скольких еще миров. Сотни тысяч лет существования людей продолжалось немое кипение страстей и низких мыслей, без возврата назад, без восхождения ввысь и вперед… Так и шли — не связанные ни с чем прошлым, ничего не представляя в будущем, исчезая с порывом ветерка в настоящем. А он, понявший великий смысл связи прошлого с будущим, ощутивший радость бескорыстного служения людям, не может совладать с остатками тьмы в собственной душе. Значит, он не способен идти дальше, не имеет права звать за собой других и… Тиллоттаму.

— Это — заря, несомненная заря, но в ней еще много тьмы, — так охарактеризовал статую Парамрати один мудрый человек из Калькутты. Верно, много тьмы и в Тиллоттаме, и в нем самом… древний образ прекрасного неизбежно сливается с Тьмой в природе, в ее женском воплощении.