Это всё зелье! - Ольга Миклашевская

— Иногда мне тоже так кажется, — сказал Лис, не смотря мне в глаза.

Наступил вечер, а я так и не вернулась домой. С момента нашего откровенного разговора с Лисом мы больше ни о чем не заговаривали, даже на пустяковые темы. Я оставила его работать над чертежом, а сама бродила по дому, словно по огромному музею.

Сначала я немножко поплакала: было бы странно, если бы обошлось совсем без этого. Но потом в мыслях просветлело, и я пыталась себя отвлечь разглядыванием дорогущей мебели, ваз и развешенных всюду на дверных косяках амулетов.

— «Ти-на-дон», — прочитала я по слогам надпись на амулете у входа в одну из комнат. Я изучила достаточно учебников по изготовлению защитных амулетов и даже сделала парочку своими руками, но энергетически это дело оказалось слишком затратным: после изготовления первого амулета меня целый день тошнило. Нет, прикладная магия явно не была моим коньком.

Подождите, а что же это значит? Я помнила, что «дон» или «тон» (зависело от рода объекта) — частичка, означающая чистые сновидения. Но вот что значат первые два слога…

У меня по спине поползли толпы мурашек.

В порыве я толкнула ручку двери и оказалась в просторной светлой комнате, которая, в принципе, ничем не отличалась от остальных роскошных комнат дома, кроме одной маленькой детали — было видно, что здесь никто не живет.

На кровати не было белья — только расшитое вручную покрывало и пара декоративных подушек. В шкафу, равно как и в ящиках многочисленных комодов — пусто. На шикарном трюмо — ни бутылочки парфюмерной воды, ни помады, ни пудреницы. В общем, ничего, что выдало бы то, что кто-то пользуется этой комнатой.

«Ти-на» — это не волшебные слова. «Ти-на» — это мое имя. Комната предназначалась для меня.

Знаете, это похоже на чувство, когда ты приходишь в гости к своему другу или дальнему родственнику, а у него вся стена увешана твоими фотографиями. То же пугающее чувство, что что-то решили за тебя.

И кстати о фотографиях. В ящичке прикроватной тумбы я обнаружила свежий снимок, сделанный на моментальную камеру. На нем мы с Лисом танцевали вместе на осеннем балу. Со стороны казалось, будто мы приклеены друг к другу: так опасно близко мы находились. Не знаю, где у нормальных людей расположены зоны комфорта, но наши явно перемешались.

В зале тогда было достаточно темно: свет исходил только от электронных свечей-торшеров, расставленных по периметру помещения. Но даже при таком свете я легко могла разглядеть выражение лица Лиса — отвращение…

Мне все это время казалось, что эта сцена в нашей совместной истории — нечто действительно искреннее, насколько искренность вообще возможна в этой ситуации с зельем. Но сейчас у меня словно открылись глаза.

Кто-то кашлянул у меня за спиной. Я обернулась и увидела Лиса.

Зажав фотокарточку в потной ладони, я попятилась назад, хотя пытаться сбежать от талантливого анимага в самом расцвете сил — это что-то из области фантастики.

— Да что ты такое?..

Я выставила перед собой фотографию как щит и доказательство одновременно и тут заметила, что на обороте было что-то накарябано до боли знакомым почерком.

«Надеюсь, у тебя все пойдет по плану. Удачи! Тигра».

Глава девятая, в которой раскрываются тайны прошлого

Мне было четырнадцать. Лису — пятнадцать. Мы оба вступили в тот неопределенный период своей жизни, когда ты уже совершенно точно не ребенок, но еще и не совсем взрослый.

В этом возрасте начинаешь совершенно иначе смотреть на мальчиков, рядом с которыми выросла и которые знают тебя как облупленную. И сейчас я думаю, что будь моим лучшим другом недотепа Орон, я бы и в него влюбилась по уши. Тут все дело в том, что, когда тебе тринадцать, тебе просто надо в кого-то влюбиться, чтобы о ком-то плакать по ночам, вздыхать с задней парты и кому-то тайком посылать волшебное сердечко на день влюбленных.

Я не пытаюсь оправдываться, нет, хотя, конечно же, что-то в этом все-таки есть, ведь всегда так удобно сказать: «Я стала Тиной-зазнайкой, потому что парень, которого я любила, отверг меня. Вся моя жизнь полетела к лешему именно из-за него. Вот, он во всем виноват».

Но, конечно, я так не кричала на каждом углу. Более того, никто так и не узнал, что между нами произошло. Пару дней наша ссора была на устах у всей академии, а потом все как-то само собой прекратилось из-за недостатка информации. Никто ничего не знал, а я и рада была молчать и страдать в одиночестве.

Впервые я почувствовала это на уроке прикладной магии. Мы тогда первый год выезжали на практические занятия за пределы академии. И хотя мы знали все уголки Урги как свои пять пальцев, было приятно для разнообразия заниматься на свежем воздухе, пусть и в стенах крепости.

Мы тогда рисовали насекомых. Задание было довольно простым: зарисовать понравившуюся букашку и оживить ее. Мне такая работа даже нравилась, а вот Орону явно рисунок давался с трудом — в конце концов рядом с ним в воздух взлетело однокрылое нечто без единой лапки. Бедняга тогда получил ноль баллов, но ему не привыкать.

И пока все хохотали над творением Орона, я краем глаза наблюдала за своим соседом. Тот меня совершенно не замечал и был полностью погружен в свою работу.

— Красиво, — сказала я, кивая на рисунок. Лис изобразил маленькую мохнатую гусеничку с желтыми пятнышками на спине. Обычно я не в восторге от ползающих паразитов, но это создание выглядело действительно потрясающе.

В ответ Лис только глянул на меня и усмехнулся своей кривоватой ухмылкой, уже тогда ставшей его фирменным знаком.

— Пойдем сегодня в «Кентавр и кофе» после занятий? — спросила я, подрисовывая своему богомолу лапки подлиннее.

В то время мы много проводили в «Кентавре и кофе»: делали там уроки, болтали ни о чем и попивали вкуснейший горячий шоколад во всей округе. Поэтому я ожидала, что Лис согласится и на этом наши планы будут решены.

— Извини, Тин, сегодня не могу, — ответил парень, от усердия высунув язык.

Я действительно удивилась: чем это таким Лис собрался заниматься, что не может взять меня с собой?

— Неприятности дома? — предположила я.

Лис отрицательно мотнул головой, и на глаза ему упала светлая челка.

— Не, дома все нормально. Помнишь, я рассказывал тебе о новом папином советнике?