Архонт - Дмитрий Александрович Видинеев

на неё – пушистая ушанка, шерстяной шарф, тулуп – у тулупа оказалось всего две пуговицы, пришлось его подвязать поясом от халата мамы-крольчихи, ещё один шарф, валенки. Вся эта одежда жутко сковывала движения, но зато не холодно.

На этот раз Надзиратель вышел на улицу с каким-то злым торжеством, ведь он нашёл способ обмануть мороз.

Теперь можно и развлечься. Стая умоляла о «веселье», а он и не возражал. Ему самому не терпелось поиграть с людишками, насладиться своей властью над ними. Никто теперь ему не указ. Есть только он и Стая. И полная свобода действий.

Надзиратель направлялся к бару. Ему нужны были ничтожества, слабаки, чей разум неспособен сопротивляться. Эгрегоры возбуждённо дёргались на поводках, ликовали. Его Стая была отборная, свора не каких-нибудь заурядных убийц, а тех, кто в этом мире оставил значительный тёмный след.

Клаус Зигер – в восемнадцатом веке он состоял в тайном мистическом клубе, члены которого верили: человеческая кровь – путь к бессмертию. Клаус был лучшим охотником клуба, он убивал с наслаждением, получая от убийств сексуальное удовлетворение. Кровь жертв сцеживал в бидоны и доставлял их в особняк, где вместе со своими единомышленниками устраивал кровавые пирушки, которые неизменно заканчивались оргиями. Клаус умер от чахотки в возрасте тридцати восьми лет, а клуб существует до сих пор.

Кристиан Блейк – зверствовал в начале двадцатого века. Он состоял в труппе цирка уродов и был известен как «Человек-жаба» из-за своего невероятно уродливого лица с широко расставленными навыкате глазами. Цирк колесил по Америке, а Кристиан душил людей. Умер от того, что за обедом подавился костью.

Энгус МакКриди – ирландский католический священник. В середине прошлого века он убивал и насиловал прихожанок своей церкви. Именно в таком порядке – убивал, насиловал. И оставлял себе на память локоны их волос. Местные жители его вычислили и сожгли заживо. Надзиратель ценил этого насильника меньше, чем остальных эгрегоров Стаи, а потому наказывал чаще.

Семён Ежов, более известный как «Камышовый убийца». Тот ещё психопат. В 1978-ом году в деревне Камыши он устроил настоящую резню – утром проснулся, сделал зарядку, плотно позавтракал, а потом взял топор и пошёл по домам. Восемь человек изрубил, пока его не заколола вилами дочка одной из жертв. Люди потом шептались, что в него вселился демон, но Надзиратель-то знал, что это чушь собачья. В Ежове всегда была тьма, она зрела, как чирей, и в то летнее ясное утро её концентрация достигла предела и нашла выход. Этот эгрегор был самым беспокойным в Стае. Он и сейчас едва ли не рвался с поводка, предвкушая новую кровь. Надзиратель его слегка утихомирил, послав через серебристую нить импульс ментальной боли – псы должны знать своё место!

Тадеуш Зибровский, Феликс Мазур, Петро Степаненко – эти были маньяками классическими. Их график убийств соответствовал лунным циклам. Они убивали исключительно женщин, которые внешне напоминали им их матерей. Зибровский и Степаненко умерли в тюрьме, Мазур был расстрелян.

Боб Раскин, Курт Фиц, Жерар Паре, Борис Гробовой – людоеды, и они обожали рассказывать об исключительных качествах человеческого мяса. Надзиратель называл их «Бешеной четвёркой». Раскин, Фиц и Паре считали себя утончёнными гурманами, они пожирали только молоденьких девушек – готовили из их мяса кулинарные «шедевры». А вот Гробовой стал людоедом с голодухи. В 1971-ом он совершил побег из колонии строгого режима, прихватив с собой «консерву» – такого же, как и он заключённого. Бедолагу Гробовой убил на восьмой день побега и питался его мясом в течение двух недель. Беглеца не поймали, позже он даже умудрился удрать в Колумбию. Но опыт каннибализма оказался с последствием: Гробовой больше не мыслил своей жизни без человеческого мяса.

«Безумная четвёрка»… По странному совпадению все эти людоеды умерли от одной и той же болезни: лейкемия.

Малколм Крид – этот считал себя художником. В тёмных подворотнях Лондонского Уайтчепела он охотился на своих жертв, забивал их молотком, дробил суставы, а затем придавал трупам чудовищную противоестественную форму. Это он называл истинным, чистейшим искусством. В конце концов, Крид потерял связь с реальностью и однажды вместо утреннего чаю налил себе в чашку уксусную эссенцию, залпом её выпил и помер в страшных мучениях.

Чудинов Андрей Петрович – новичок в стае. Сдох всего семь месяцев назад. Все звали его Лиром из-за его любви к творчеству Шекспира. Он убивал тех, кто, по его мнению, были и не люди вовсе, а чудовища. Лир умел втираться в доверие, все с кем он имел дело, отмечали: у него очень добрые глаза и внешне он походил на Деда Мороза. Его жертвами становились и мужчины, и женщины, и дети. Он вскрывал грудные клетки и вынимал сердца, пытаясь обнаружить в них какую-то вселенскую тайну. Его убила одна сильная ведьма – она отрубила ему ступни, кисти рук и оставила ползать по пустынной заброшенной свалке.

Вот такая у Надзирателя была стая. Одна из целого легиона подобных стай тонкого мира. Если при жизни в этих психопатах и теплилась хотя бы частичка чего-то светлого, то она давно сгорела в астральном пламени. Надзиратель сейчас держал на поводках безумие, агрессию, первобытную дикость, хитрость, коварство. Он знал, что эгрегоры мечтают о полной свободе, но нет, они её не получат. Никогда! Их участь – быть его псами. Их свобода – степень натяжения поводка.

О, а вон и настоящий пёс – жилистый, мощный, с мелкими тупыми глазёнками. Славный пёсик. Как называется? Бультерьер.

– Буль-терь-ер, – произнёс Надзиратель вслух и засмеялся. Отчего-то это слово ему показалось смешным. – Буль-терь-ер.

Толстая, одетая в красный пуховик тётка, выгуливала бультерьера в подлеске между домами. Её лицо выражало недовольство. Очевидно, она с нетерпением ожидала, когда же её питомец соизволит, наконец, сделать все свои собачьи «дела», чтобы поскорее вернуться в тёплую квартиру. Бультерьер как-то лениво обнюхал заснеженные кусты, меланхолично поднял заднюю лапу и облегчился. Тётка деланно закатила глаза: ну наконец-то! Теперь можно и домой.

Но Надзиратель решил её планы нарушить. С широкой, какой-то совершенно ненормальной улыбкой, он ослабил серебристую нить одного из эгрегоров.

– Буль-терь-ер.

«Да, как скажешь, да!»

В тот же миг бультерьер напрягся, повернул голову вправо, влево, будто разминая мощную шею, а потом уставился на свою хозяйку, оскалился, зарычал. Из его пасти вырвалось облачко пара, мелкие глазки блестели как смоляные капли, с нижней челюсти потекла пенистая слюна.

– Ты это что, Марс? – возмутилась хозяйка, слегка дёрнув поводок. – Сдурел что ли совсем? Ты на кого, чёрт клыкастый, рычать вздумал, а? – она, очевидно полностью уверенная в своей власти над