Неизвестный - Мари Юнгстедт

Размышления прервала вошедшая в редакцию Пия.

— Привет, — поздоровалась она, сняв с плеча камеру в чехле и штатив.

— Где была?

— Гуляла, отсняла несколько симпатичных летних сцен, можем дать их в заключение нашей серии. Они лишними не будут, а мне сейчас, делать особо нечего. От тебя ведь никаких блестящих идей не поступает, — поддразнила она его с улыбкой и села за компьютер, чтобы загрузить в него отснятый материал.

Юхан наблюдал за ней, пока она с головой ушла в работу. Пия была миловидной, даже хорошенькой. Он как будто впервые это заметил. На его вкус, она, конечно, переборщила с панковским стилем в одежде, но она была мягкой и женственной и точно знала, чего хочет. Юхан ценил это. У неё всегда имелись собственные взгляды на происходящее, ей было не всё равно. А когда они с Эммой в последний раз обсуждали какую-нибудь политическую новость? Ей вообще интересно, что творится в мире? Подобная мысль не приходила ему раньше в голову, а теперь он задумался. Влюблённость настолько ослепила его, что теперь он даже не мог сказать, какую политическую партию поддерживает Эмма.

— Ты какой-то тихий сегодня, — сказала Пия, повернувшись к нему. — В чём дело?

Юхан вздрогнул. Он был так занят размышлениями, что наверняка, сам того не замечая, сидел, уставившись на неё как дурак.

— Да так. — Он пожал плечами. Внезапно появившиеся мысли беспокоили его.

— Кажется, кому-то надо взбодриться. Может, сходим выпьем пива?

— С удовольствием.

Они вышли из редакции, окунувшись в жаркий, напоминавший Средиземноморье вечер. Было уже начало восьмого, и местные рестораны и бары заполнялись загорелыми, охочими до развлечений туристами. Они отправились в кабак на площади Стура-Торгет и заняли места за столиком снаружи.

— Как у тебя вообще дела? — поинтересовалась Пия, когда им принесли по большому бокалу ледяного пива.

— Вроде нормально. В последнее время столько всего произошло, что уже совсем запутался.

— Всё правильно, ты же стал отцом, а это не шутка. — Пия отпила из бокала и продолжила: — Почему ты, кстати, не пошёл домой к Эмме и дочке?

— У Эммы сегодня дома её старшие дети, Сара и Филип. Бывший муж Эммы брал их с собой в отпуск, так что они не виделись какое-то время, и она хотела побыть с ними наедине.

— Вот как. Её можно понять.

— Конечно, хотя порой мне кажется, я только и делаю, что пытаюсь понять и учесть интересы Эммы и её другой семьи.

— М-да, тебе, должно быть, нелегко, — произнесла Пия с участием. — Будто не хватает проблем с тем, чтобы просто поддерживать отношения, — продолжила она, закатив глаза.

— А как у тебя дела? — с любопытством поинтересовался Юхан. Пия не рассказывала о своей личной жизни, а он не решался спросить. — Ты с кем-нибудь встречаешься?

— Не то чтобы встречаюсь. Скажем так, время от времени я развлекаюсь с одним парнем.

— То есть он просто немного больше чем друг?

— Не совсем. Он мне очень нравится, но у нас как-то не выходит продвинуться дальше, если ты понимаешь, о чём я. Мы всё топчемся на месте, а развития отношений нет.

— Примерно как у нас с Эммой.

— Боже, ну о чём ты? У вас же ребёнок!

— Конечно. Однако, как бы странно это ни звучало, На нас с ней и на то, что между нами происходит, рождение ребёнка, кажется, совсем не повлияло. У Эммы, например, есть тысяча аргументов против того, чтобы мы начали жить вместе.

— Ей нужно время, ты же понимаешь, правда? Она разрушила семью, ей нужно думать о чувствах детей и, помимо прочего, приходится заново выстраивать отношения с бывшим мужем. Естественно, она не торопится кинуться к тебе в объятия. Элин ведь ещё и месяца нет, правильно?

— Да, ты права, — грустно согласился Юхан, который, честно говоря, рассчитывал на сочувствие.

Поддержка ему сейчас не помешала бы. Опустошив бокал, он поднялся.

— Принести тебе ещё один?

— Да, спасибо.

Внутри у барной стойки была толчея, а музыка играла на полную мощность. Юхан наслаждался тем, что вокруг полно людей. Летом Висбю превращался в город с бурлящей ночной жизнью, и, если бы не Эмма, он почти каждый вечер проводил бы здесь. В ожидании заказа Юхан разглядывал людей за стойкой.

Вдруг он увидел кого-то, кто показался ему знакомым. Мужчина стоял спиной к Юхану и разговаривал с хорошенькой блондинкой, на вид ей было не больше двадцати пяти. Она смеялась и пила из бокала игристое вино или шампанское. Когда мужчина немного повернулся, чтобы чокнуться бокалами со своей молодой спутницей, Юхан разглядел его профиль.

Это был Стаффан Мельгрен.

Суббота, 24 июля

Стаффан Мельгрен задержался на раскопках допоздна. Вечер накануне выдался долгим. Стаффан был с похмелья и чувствовал себя разбитым, но предпочёл лучше поработать подольше, чем возвращаться домой, где придётся объяснять Сюзанне, почему этой ночью он остался ночевать в городе. Он подозревал, что жена знает о его похождениях и её мало волнует, с кем он проводит время, но она будто получала удовольствие, притворяясь, что это не так. Сюзанна разыгрывала роль добропорядочной и оскорблённой супруги, казалось, лишь затем, чтобы помучить его.

Он позвонил жене по дороге домой из автомобиля, и после привычных препирательств она приняла его объяснение про сверхурочную работу, обиженно попеняв ему на то, что он уже в третий раз на этой неделе пропустил ужин с семьёй. Стаффан подыграл ей и рассказал о том, как много времени отнимает практика, когда он вынужден присутствовать на раскопках. Чистейшая правда, кстати. Особенно этим летом, поскольку из-за смерти Мартины Флохтен им пришлось приостановить работу. Некоторые из студентов вообще решили больше не продолжать, но большинство остались, за что он был им благодарен. С момента гибели девушки прошло три недели, но отголоски трагедии то и дело долетали до них. Полиция так и не схватила преступника, что не делало жизнь археологов легче. Всё это Стаффан пытался объяснить жене, но её мало тронул его рассказ, и она осыпала его упрёками, уже в который раз обвинив в том, что он совсем забросил семью. Он уже пожалел, что вообще позвонил ей, и попробовал умилостивить супругу, вызвавшись покормить кур, как только доберётся до дому.

Семья Мельгрен жила в местечке Лэрбру, в нескольких десятках километров к северу от Висбю, так что путь Стаффану предстоял неблизкий. Он подкрутил ручку громкости на радиоле и наслаждался музыкой, которая помогала ему расслабиться.

Он задумался, когда именно их любовь умерла. Сейчас уже и не вспомнить, когда в последний раз её взгляд, направленный на него, излучал теплоту. Он существовал в лишённом чувств фальшивом браке, когда живёшь с ощущением, будто смех в горле застрял уже очень давно. Развод, наверное, неизбежен, но он был слишком труслив, чтобы самому поднять эту тему.

От такого шага его удерживали дети. Они ведь ещё так малы, старшему всего лишь десять. У Стаффана не было ни сил, ни желания разрывать свой брак. С этим можно подождать. А между тем он всячески изворачивался, чтобы как-то продержаться.

Когда Мельгрен въехал во двор, вокруг была тишина. Дети, скорее всего, уже спят. Лучше тогда сразу пойти в курятник.

Со двора открывался вид на поля и луга. Он взглянул на белёный дом из известняка. Выкрашенные в голубой цвет ставни, окна с занавесками и цветочными горшками, крыльцо с замысловатой резьбой. С одной стороны дома располагалась мастерская, где жена занималась гончарным ремеслом, у неё там даже была печь для обжига. Как он раньше восхищался её талантом! А когда они в последний раз говорили о её керамике?

Коровник, который они собирались покрасить к лету, стоит себе как стоял. Планы так и остались планами. А для чего им освежать покраску? Какой смысл строить что-либо вместе? Никакого.

Его вдруг охватил приступ меланхолии, и он опустился на скамейку, обхватив голову руками. Сейчас он пойдёт и задаст курам корм, только посидит сначала, соберётся с силами. Они приспособили часть коровника под курятник. Для чего теперь всё это? Когда их чувства ещё были свежи и они переехали в деревню из Висбю, им обоим казалось, что завести кур — это так романтично. Годы шли, романтика испарилась, а куры остались.

Он чувствовал, как жизнь проходит, пока он просто стоит и смотрит. Один день сменял другой, но ничего не происходило. Они с женой ругались потихоньку, их сексуальная жизнь практически сошла на нет, и они погрязли в нескончаемой повседневной суете.

Скандалов давно уже не было, даже ссоры их больше не взбадривали. Остались лишь обида и отчуждение. Не то чтобы он желал близости, нет, теперь уже нет.

Он поднялся и побрёл к курятнику. Вечер выдался дивный. В воздухе, смешиваясь с запахом куриного помёта, витал аромат жасмина, идущий от кустов, высаженных перед домом.

Куры ходили по двору, неспешно клюя корм, и тихонько кудахтали. Сегодня они были на удивление тихими.