Чехов книга 3 - Гоблин MeXXanik

потому, что я хочу вытащить парня из острога как можно быстрее.

Фома кивнул:

— Это понятно. В остроге несладко.

— Бывал? — уточнил я, но парень покачал головой:

— Знакомые залетали туды, — ответил он. — Много рассказывали. Приятного там мало. Особенно по первости.

— Вот поэтому нам нужен этот Лашин.

— Думаете, он станет говорить с вами, вашество? — с сомнением уточнил Фома.

— Попытаюсь его разговорить, — хмуро ответил я.

Слуга хмыкнул, но промолчал. А машина выехала на шоссе, увозя нас к нужному адресу.

Новые знакомства

Улица Освободителей тянулась широкой лентой, рассекая район. Она начиналась от одноименной площади, с памятником героям Второго Освобождения и упиралась в проспект Авиастроителей.

По обе стороны от асфальтовой дороги тянулись серые высокие дома, на которых красовались знаки Черной Сотни. Банда монархистов имела среди местного населения большую поддержку. В основном за старые заслуги. Банда зародилась здесь, среди этих бетонных кварталов, чтобы дать отпор рэкетирам и беспредельщикам смутного времени. А когда монархисты навели на территории порядок, они сами обложили данью все окрестные магазины и организации. И некому было возразить им, никто не решился встать на пути у банды.

Машина проехала мимо большого, во весь торец серого здания рисунка, на котором был изображён средневековый воин. Тот передавал меч бойцу в чёрной одежде с нашивками банды. Лицо парня закрывала маска-балаклава. Художник был талантлив и красок не жалел. А под рисунком шла подпись.

— На защите Империи и ее устоев, — прочитал Фома. — Сильно сказано.

— Ага. Как и у «Воронов» или «Детей Октября», — ответил я. — Такая вот работа с населением. И попытка выставить разбойников защитниками простого народа.

— И это работает? — удивился слуга.

— Само собой. «Сыны» тоже вербуют молодежь. И лозунг «Мы хотим грабить и убивать» не используют. Хотя этим занимаются с большим удовольствием.

— Чудные дела, — покачал головой Фома.

— Скоро эпоха уйдет, — ответил я. — Ещё пять или десять лет и банды легализуют капитал, откроют мануфактуры, вложат большие суммы в сторонние проекты. И растворятся в обществе. А жандармы бодро отчитаются, что с бандитизмом и пережитками смутного времени в стране покончено.

— А эти куда? — Фома кивнул в сторону рисунка.

— Часть умрет от разгульного образа жизни, часть попадет в острог как крайние за совершенные бандами преступления. Часть уйдут в промышленники. А часть попробуют попасть в новый созыв Государственной Думы. С деньгами и большой поддержкой населения.

Фома почесал в затылке, словно бы обдумывая мои слова, но ничего не ответил.

— Сегодняшние бандиты сменят куртки косухи на пиджаки, станут вхожи в приличные места, где не носят восьмиклинки. Партаки они сведут. А может и перебьют на что-то новое. Поверь, придет время и только самые злопамятные будут узнавать в их лицах черты нынешних душегубов.

Нужный нам дом нашелся быстро. Хоть и стоял в центре одного из дворов. Фома подъехал к парадной, заглушил двигатель, я вышел из машины. Осмотрелся по сторонам. Но во дворе не было ни души. И направился к крыльцу. Фома последовал было за мной, но я его остановил:

— Подожди меня в машине.

— Зачем, вашество? — удивился слуга.

— Из дома один выход, — пояснил я. — И если он решит убежать — ты его задержишь.

— А как я его узнаю?

Я хитро прищурился:

— Думаю, он будет быстро бежать.

Фома ненадолго задумался, затем кивнул. Но возвращаться в машину он не стал. Вместо этого он привалился к бочине «Империала» с вальяжным видом и вынул из кармана щепоть жареных семечек, которые принялся грызть. Я же поднялся по потертым, траченным временем ступеням крыльца и принялся нажимать кнопки домофона, набирая первый попавшийся номер квартиры. Послышалась трель, а затем из динамика послышался недовольный голос:

— Кто?

— Слесарь из аварийки, — ответил я, подражая старому трюку Фомы. — У вас авария в доме. Откройте дверь. Или уйду и скажу старшому, что в вашей квартире мне отказали…

Последнюю фразу я произнес как можно более требовательно. И дверь пискнула открываясь. Я потянул на себя створку и вошёл в парадную.

Металлическая дверь с нужным номером располагалась на восьмом этаже. Я остановился у створки, глубоко вздохнул. А затем взялся за ручку и осторожно опустил ее. Особо ни на что не надеялся, но дверь подалась.

В душе зашевелилось нехорошее предчувствие. И я щелчком вызвал в прихожей два тотема. Осторожно шагнул в квартиру и прикрыл за собой створку.

Под подошвой что-то хрустнуло, и я поморщился. Взглянул вниз и понял, что на полу лежат осколки плафона. А также разбросанная истоптанная обувь на все сезоны, банка с гуталином, россыпь ватных палочек. Тумбочка лежала на боку, и из ее нутра все было вывернуто, словно там что-то искали. Сбитая в комок ковровая дорожка придавила дверь в туалет, не давая ее отворить. Расколотое зеркало висело на стене, но разбили его похоже уже очень давно. Потому как трещину заботливо заклеили скотчем.

В единственной жилой комнате был бардак. И дело не только в том, что тут давно не убирали. Огромный старый шкаф с треснутой боковиной был накренен, но упасть ему не давала прибитая к стене полка. Дверь на нем держалась на одной петле, которую кто-то вывернул. Вещи с полок вынимали махом, швыряя на пол. Некоторые так и лежали стопками у стены. Перевернутый стул валялся в центре комнаты.

Засаленный диван был накрыт сбитым покрывалом. В углу лежала комковатая подушка. На полке, закрытой стеклом стояли книги с цветными корешками, какая-то выцветшая фотография в картонной рамке. Совершенно неуместным казалась игрушка. Пыльный розовый заяц из плюша с пластмассовыми глазами и вышитым ртом, скалящимся в широкой улыбке. Телевизор стоял на тумбе и был накрыт обрывком старой простыни с распустившимся краем. Несколько потрепанных журналов рассыпались на листы и веером лежали на потертом паласе. Я толкнул ближайшую обложку носком ботинка и понял, что это уже знакомый мне журнал «Боярыня краса».

На кухне валялся перевернутый стол с отломанной ножкой. Пара тарелок горкой осколков лежали под ним. На плите ютилась кастрюля. Вынув носовой платок из кармана, я обернул им ручку крышки и приподнял ее. Внутри было варево. Ароматным оно не было, но и не воняло прокисшим. Дверца холодильника оказалась открыта. Свет внутри не горел, но мотор гудел, а на линолеуме растеклась теплая лужица воды. На проржавевших полках лежала вспухшая пластиковая бутылка с молоком и блюдце с заветренным кружком колбасы на кривом высохшем ломтике темного хлеба.

На всякий случай я призвал одного из призраков-бандитов. Приказал ему обыскать квартиру. И парень кивнул и исчез. Чтобы вернуться спустя несколько минут.

«Чисто, мастер».

Я кивнул и отпустил миньона на болота.

Активировал «Фонарь Харона». И сразу же увидел в неверном зелёном свете силуэт. А затем к источнику кто-то жадно потянулся. Я подождал несколько секунд, а затем приказал:

«Явись».

Погасил фонарь, и туман в квартире рассеялся. А передо мной стоял призрак женщины. Она была облачена в растянутое платье из трикотажа, которое, скорее всего, служило ей ночной сорочкой. Я так решил, потому что волосы дамы были собраны под сеточку, а на лице виднелись следы жирного крема-маски.

— И чего это ты тут разнюхиваешь? — начала она.

— Ищу Лашина, — ответил я и женщина хитро прищурилась:

— Из легавых чоли?

Я покачал головой:

— Нет.

— На кой тебе тогда Лашин? — удивилась призрак и подперла бока кулаками.

— Поговорить хочу. Он же попал в неприятности.

Призрак поджала губы, словно бы раздумывая, говорить или нет:

— Не спасёшь ты его уже, малец, — наконец ответила она с неохотой. — Всю жизнь непутевым жил и помер непутевым. А ведь когда-то мог лабать на гитаре и голос был знатный. Да только все пропил, придурок.

— Он мертв?

— Точно так.

— Вы откуда знаете? — удивился я.

— Потому что вижу его среди призраков, — просто ответила женщина.

— Его убили?

Женщина снова кивнула:

— Недавно сюда пришел один из его друзей. Здоровый, наглый, разуваться не стал и по ковру в обуви ходил. И то, что тут песку много и грязи хватает, не значит, что надо топтать!

— Понятно, — я решил не акцентировать внимание на том, что и сам я не разулся.

— Крышку на унитазе не поднимал. В занавеску высморкался, — продолжила женщина, загибая пальцы. — И окурок в ковре затушил.

— Ясно, Тот, что убил. Они вместе сберкассу ограбили. Он ценное искал. Бардак устроил. Мебель поломал, — женщина махнула рукой в сторону развороченного шкафа. — Но ничего не нашел. Ушел злым.

— А искал-то чего?

— Знамо дело, — хмыкнула призрак. — Тайник Семеновский.

— А где