Новый мальчик - Дорин Тови

Пятнадцатилетняя девочка, сама прекрасная наездница, давала младшей сестренке уроки верховой езды, заимствуя для этой цели Аннабель, которая теперь стала опытной верховой ослицей.

Брали они ее обычно днем в субботу. Сначала Мэриен вела ее на поводу — хотя, пожалуй, сказать «буксировала» будет точнее, поскольку Аннабель особым рвением не горела. Однако через недели две девочки, вернувшись, сообщили, что Аннабель перешла на рысцу… на настоящую рысь… а однажды, должна с сожалением признаться, мне пришлось услышать, что Аннабель решила поваляться на траве и сбросила Джули. Иногда я наблюдала за ними из окна: теперь Аннабель независимо шествовала впереди, а Мэриен следовала в некотором отдалении. Причем Аннабель явно воображала себя заправской верховой лошадью, а Джули умело ею управляла. Правда, был случай, когда, проходя мимо своей конюшни, Аннабель свернула вправо и скрылась в ней вместе с Джули… Однако Мэриен вошла следом, и в следующую минуту Аннабель безмятежно появилась снова, причем не потеряв свою всадницу.

В целом она была неплохо объезжена, и ее возможное поведение на празднике не внушало нам никакой тревоги. Заботило нас лишь одно: вид у нее должен быть ухоженный, шерсть глянцево блестеть. Аннабели же больше всего хотелось хорошенько изваляться в пыли.

Я чистила ее скребницей. Расчесывала шерсть щеткой, почти не нажимая, чтобы она не осталась вовсе без шерсти — ведь приближалось время линьки. А без обычной мохнатости она будет не похожа на себя. Ну, а после праздника вычешем ее хорошенько.

Так мы предполагали. Затем я заметила, как она лениво почесывает спину о сук, нависавший над ее пастбищем. Не забыть спилить его, сказала я себе. Аннабель, предаваясь размышлениям, любит почесываться, и, если не уследить, она будет смахивать на пуделя. Ну и, разумеется, все это тут же вылетело у меня из головы. А через два дня, когда мы отводили ее на ночь в конюшню, Чарльз вдруг сказал:

— Господи! Только посмотри на ее спину!

Вполне в характере Аннабели. До праздника неделя, а она не просто выдрала шерсть клочьями, она расчесала спину до крови. Но, к счастью, не там, куда мы клали верховую попонку (Аннабель так миниатюрна, что самое маленькое седло ей велико), а как раз у ее верхнего края на холке — там, где расчес будет всего виднее.

— Люди решат, что у нее чесотка, — безнадежно сказал Чарльз. — Честное слово, она это нарочно.

Зная Аннабель, такой вывод казался более чем вероятным, хотя будем к ней справедливы: все животные любят чесаться. Но как бы то ни было, я припудрила расчесы борным порошком, чтобы подсушить их, а поверх него добавила талька в надежде, что его запах отгонит мух, и на следующее утро, спилив сук, чтобы ей не обо что было чесаться, отвели ее в таком виде на пастбище, а затем стали ждать неизбежных замечаний по ее адресу.

— И что ж это с ней приключилось? — осведомился старик Адамс, который никогда ничего не пропускает.

— Чем это тут воняет? — вопросил Фред Ферри, появившийся в тот же момент, и подозрительно повел носом. А когда я объяснила, они скорбно покачали головами.

— Уж катать она никого не будет, — заключили они.

И попали пальцем в небо. К субботе спина у нее совершенно зажила, и с клетчатым пледом из машины поверх ее обычного коврика проплешины стали практически незаметными. На этот раз на ней катались тридцать пять раз, и я водила ее по кругу чуть ли не на коленях.

Что же, с этим обязательством было покончено, и теперь, сказал Чарльз, нам следовало подумать об отдыхе. По его расчетам, фрукты и овощи именно теперь можно было на некоторое время оставить без надзора. Сети делали свое дело и не подпускали к ним птиц. Черт побери, в этом году мы будем с яблоками.

И с помидорами, а вот горох выглядел не так многообещающе. К нему повадились полевки и объедали все побеги. В конце концов — этого очень не хотелось, но нельзя же было дать погибнуть урожаю — Чарльз отправился купить мышеловки в ближайший городок и был крайне заинтригован, когда продавец, выслушав его просьбу, начал брать их с прилавка по одной штуке и внимательно осматривать.

— А что, есть получше и похуже? — спросил Чарльз с интересом.

— Не в том дело, — буркнул продавец. — Ребятишки, паршивцы, только и делают, что их заряжают. Вы не поверите, сколько раз они мне пальцы защемляли!

Чарльз без энтузиазма поймал несколько грабительниц, а затем оставшийся горох настолько вытянулся, что перестал интересовать полевок, и мышеловки можно было убрать, и тогда Сили изловил несколько мышек. Тут он оказался проворнее Соломона, хотя упускал их не хуже его. В свое время Шеба была настоящей истребительницей мышей, но теперь это занятие не очень ее влекло, а потому как-то утром ее поведение очень нас изумило. Сили поймал землеройку и, к моему большому облегчению, тут же ее упустил, так что мне не пришлось кидаться на выручку. Шеба томно сидела неподалеку и словно бы даже не смотрела в ту сторону. Забава для Детей, дни, когда она ловила мышей, Давно в Прошлом, и вообще это Пошлость — вот что она явно подразумевала. И потому я была ошеломлена, когда через некоторое время пришел Чарльз и сообщил, что Шеба, которая давно уже носа за калитку не высовывала, сейчас на дороге бок о бок с Сили подстерегает мышь.

— Как, по-твоему, зачем ей это понадобилось? — спросила я.

— Возможно, он пожаловался, что все время их упускает, — сказал Чарльз. — И она повела его туда научить уму-разуму.

Бесспорно, они были очень привязаны друг к другу. Когда Сили, вернувшись из очередной экспедиции, бежал к ней с приветственным «мрр-мрр-мрр», Шеба отвечала более басистым «мррр-мрр». И она по-прежнему была его самой главной красавицей. Часто, когда они сидели рядом, он облизывал ей шерсть за ушами — так любящая мамаша приглаживает волосы своего чада, а потом смотрел на нас с гордостью, явно спрашивая: а ведь хороша?!

Но что она значила для него, мы по-настоящему узнали только в тот день, когда я поместила его в вольеру одного. Они ежедневно проводили там вдвоем некоторое время в течение шести недель без каких-либо недоразумений. Все получилось настолько удачно, что хозяйки Конфетки и Помадки тоже поставили для них вольеру. Этот грейхаунд, объяснили они, является с визитом так часто, что у них просто нервы не выдерживают.

Но в этот день Шеба куксилась. Ей не понравился завтрак. Она хотела спать на нашей кровати. И мы решили не трогать ее, однако погода была великолепная, и просто грех заставлять Сили сидеть дома, сказали мы, и он очутился в вольере один. И сразу же он принялся вопить.

— Потому что с ним нет Шебы, — сказала я. — Вот допишу письма, выпущу его и пригляжу за ним.