Сталин - Лев Балаян

…Итак, международное положение Советского Союза было до крайности тяжёлым: у западных рубежей война грозила вспыхнуть с минуты на минуту, у дальневосточных границ она фактически велась.

Всю ночь с 20 на 21 августа в Кремле не смыкали глаз три человека: И.В. Сталин, В.М. Молотов и К.Е. Ворошилов, нарком обороны, возглавлявший советскую делегацию на советско-англо-французских переговорах.

Получив телеграмму от Адольфа Гитлера, И.В. Сталин со своими соратниками взвешивали все “pro” и “contra.” С одной стороны, — рассуждали они, — этот договор даст временную передышку, которую можно будет использовать для дальнейшего укрепления обороноспособности страны. Ну, а с другой, мера это крайне непопулярная, и народ может не понять такого шага: «Советское правительство, — сказал И.В. Сталин В.М. Молотову, — не могло бы честно заверить советский народ в том, что с Германией существуют дружеские отношения, если в течение шести лет нацистское правительство выливало ушаты помоев на Советское правительство».

Наконец, Иосиф Виссарионович попросил Молотова ещё раз перечитать вслух всю телеграмму, содержание которой ему было хорошо известно. А сам, попыхивая трубкой, набитой любимым табаком «Герцеговина Флор», с предельным вниманием вслушивался в её текст: «Заключение с Советским Союзом пакта о ненападении означает для меня закрепление германской политики на долгую перспективу…».

«Ведь врёт, подлец. Гитлер может в любой момент нарушить любой пакт о ненападении, И он его нарушит. Война, к сожалению, неизбежна. Вопрос лишь — когда? А как ты думаешь, товарищ Молотов?» — спросил Сталин.

Молотов ответил так: «Согласен, опыт Польши заставляет сомневаться в прочности заключаемых Германией пактов о ненападении».

«Вот, ознакомься с этими откровениями», — сказал Сталин, протягивая народному комиссару иностранных дел последнее донесение разведки из Оберзальцберга, где Гитлер 11 августа сделал заявление верховному комиссару Лиги наций в Данциге Карлу Буркхарту. В донесении приводились слова фюрера: «Передайте Чемберлену: всё, что я предпринимаю, направлено против России. Если Запад так глуп и слеп, что не может этого понять, я буду вынужден договориться с русскими, разгромить Запад и тогда, после его поражения, направить все мои силы против Советского Союза».

Лишь под утро 21 августа Сталин продиктовал следующий текст ответной телеграммы:

«Рейхсканцлеру Германии А.Гитлеру

21 августа 1939 г.

Благодарю за письмо. Надеюсь, что германо-советское соглашение о ненападении создаст поворот к серьёзному улучшению политических отношений между нашими странами.

Советское правительство поручило мне сообщить Вам, что оно согласно на приезд в Москву г. Риббентропа 23 августа.

                     И. Сталин».

(Там же. С 30)

Около полудня 23 августа специальный самолёт Фокке-Вульф-200 «Кондор» с главой Германского МИДа Риббентропом и сопровождавшими его несколькими экспертами на борту приземлился на Московском аэродроме. В этот же день в Кремле Риббентроп и Молотов подписали Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом.

Давая оценку этому Договору И.В. Сталин говорил в своём историческом выступлении по радио 3 июля 1941 года следующее: «Могут спросить: как могло случиться, что Советское правительство пошло на заключение пакта о ненападении с такими вероломными людьми и извергами, как Гитлер и Риббентроп? Не была ли здесь допущена ошибка? Конечно, нет! Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году. Могло ли Советское правительство отказаться от такого предложения? Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги и людоеды, как Гитлер и Риббентроп. И это, конечно, при одном условии — если мирное соглашение не задевает ни прямо, ни косвенно территориальной целостности, независимости и чести миролюбивого государства. Как известно, пакт о ненападении между Германией и СССР является именно таким пактом».

Агрессия Германии против СССР могла бы иметь место уже в сентябре 39-го (а не в июне 41-го), если бы Сталин отклонил предложение Гитлера. А так называемый «пакт Молотова-Риббентропа» дал Советской Родине 20 месяцев передышки, в течение которых в 8 раз (!) увеличились военные ассигнования, численность армии была доведена до 5 миллионов человек, создавались новые системы вооружения, произошло расширение территории СССР за счёт включения в него Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии и Бессарабии, ужесточилась производственная дисциплина, усилилось морально-политическое и патриотическое воспитание…

«Мы, — писал Александр Зиновьев, — в неизбежности войны были убеждены. Страна готовилась к ней. Но подготовить страну к войне с таким противником, каким была Германия, — для этого мало знать, что она будет. У нас, например, ещё до войны были изобретены виды оружия, которые были лучше немецкого и вообще западного. Но чтобы наладить их серийное производство и обучить владению им тысячи людей, требовались годы. И Сталин принимал всяческие меры, чтобы отсрочить начало войны. Этой цели служил и пакт 1939 года. Гитлер тоже был не дурак. Он понимал, что если бы войну он начал хотя бы на год позже, то мы разгромили бы его быстрее и с меньшими потерями. Это понимали и лидеры западных противников Гитлера. Они делали всё от них зависящее, чтобы война против СССР началась быстрее и чтобы большевики понесли сокрушительное поражение» (Зиновьев А. Глумление. Правда.9 мая 1995 г.).

И Гитлер решил поспешить, прибегнув к скорейшей реализации операции «Барбаросса», успех которой целиком зависел от того, удастся или не удастся фюреру осуществить её начало в обстановке строжайшей военной тайны.

Главная идея военной хитрости в целях обеспечения внезапности при подготовке немецко-фашистского вероломного нападения на СССР в соответствии с операцией «Барбаросса» — любыми путями представить дело так, будто готовится вторжение на Британские острова. Гитлер не жалел средств для осуществления этой, по его словам, «величайшей в истории войн военной хитрости»: внезапному «оцеплению» подверглось побережье Ла-Манша и Норвегии, где устанавливалось техническое «оборудование», которое неприятельская разведка должна была принять за неизвестные до той поры «ракетные батареи», распространялась дезинформация о намерении использовать против англичан авиадесантный корпус смерти, выпускались и «случайно» попадали в руки английской разведки самые свежие топографические карты Великобритании, изданные в Германии, с указанием объектов, подлежащих уничтожению, фабриковались ложные приказы, личные письма, которые с целью дезинформации либо подбрасывались англичанам, либо организовывалась «утечка» помещённых в ней «секретных» сведений, производился спешный набор «переводчиков» из числа чистокровных арийцев, владеющих английским языком будто бы для обеспечения связи между «германскими оккупационными властями» и населением покорённой Великобритании, распространялись слухи о «точной дате» нападения на Британские острова и так далее (Директивы немецко-фашистского командования о дальнейшем ведении начальной кампании против СССР. — Военно-исторический журнал. 1959. № 6. С.12).