В глуби веков - Любовь Воронкова

Александру открыли дворец персидского царя, который любил проводить зиму в этом огромном, шумном и веселом городе. Все еще не уставший удивляться, Александр ходил из покоя в покой, любуясь богатыми высокими залами, искусными украшениями, золотыми и алебастровыми светильниками, мягкими разноцветными коврами, странными вавилонскими статуями, хранящими какую-то тайну… Каменные быки с человеческими головами, в тиарах, словно в изумлении глядели на эллина, шагавшего мимо них в коротком хитоне и плаще, с оголенной правой рукой, на которой играли крутые мускулы. Царю даже казалось иногда, что они поворачивают голову и смотрят ему вслед…

— Вот как жили эти цари! — повторял Александр, у которого кружилась голова от этой роскоши. — Да, это не Пелла…

Александр остался во дворце. Ему не хотелось покидать этих богатых покоев: побежденный Восток своей роскошью начал покорять своего победителя.

Утром, после ночного пира, Гефестион пришел к Александру. И сразу остановился на пороге — ему навстречу встал персидский царь.

— Александр! Ты ли это?

Александр величественно повернулся. Длинное персидское платье, расшитое золотом — стóла, спадало с его плеч. На груди сверкало драгоценное ожерелье. На голове возвышалась тиара.

— Александр, ты надел персидское платье! Ты очень красив. Но что скажут македоняне?!

— Важнее, что я скажу македонянам. А я им скажу, что мои глаза, клянусь Зевсом, видят дальше, чем их глаза. Я хочу царствовать над всей Азией — так пусть же народы Азии видят во мне своего царя. Как мне сесть на трон Дария в македонской хламиде? Ведь они привыкли видеть своих царей почти богами.

— Ты тоже сын бога.

— Значит, я должен являться в таком же блеске!

— Я понимаю тебя, Александр. Но поймут ли наши македоняне?

— Им придется понять, клянусь Зевсом!

Александру стало жарко, он сбросил шерстяную столу и, оставшись в привычной эллинской одежде, облегченно вздохнул.

— Прежде всего, Гефестион, — сказал он, — нам надо поймать Дария.

— Значит, опять в поход? А здесь, в Вавилоне, такая хорошая жизнь!

— Ты прав. Когда мы поймаем Дария, возьмем Сузы, Пасаргады и Персеполь, когда мы пройдем через Бактрию и Согдиану, вступим в Индию, увидим реку Океан, тогда снова вернемся сюда. Вавилон будет моей столицей, здесь я буду жить.

Гефестион молча, словно у него перехватило дыхание, смотрел на Александра.

— Что ты говоришь, Александр, — еле вымолвил он, — «возьмем Персеполь… пройдем через Бактрию, вступим в Индию»… Но ведь ты уже обещал войску, что это будет последняя битва и что ты возвратишься в Македонию!

— Гефестион, как я могу уйти отсюда теперь, когда вся Азия в моих руках? Как я могу уйти отсюда, когда дорога на Восток открыта передо мной? Возвратиться в Македонию… Но ведь так может думать Антипатр, так может думать Парменион — старые и слишком благоразумные люди. Так могут думать те, что стоят за их спиной, — недалекие, усталые, не привыкшие к таким огромным победам, к таким обширным завоеваниям! Те, что смертельно завидуют моей славе. Клянусь богами, эти люди уже давно висят на моих руках как оковы, они мешают мне! Я пока не хочу никому говорить о том, что задумал, но тебе скажу, Гефестион. Может, и ты откажешься от меня, но я все-таки тебе скажу. Только ты не разглашай того, что я скажу тебе…

И Александр приложил к устам Гефестиона свой перстень с царской печатью, как бы запечатывая его уста, которые должны хранить тайну.

— Я решил дойти до края Ойкумены, Гефестион, — продолжал Александр, — до берега великого моря. Это теперь уже не так далеко и не так трудно. Надо только пройти через персидские земли и через земли индов. И тогда весь мир будет в моих руках — вся Ойкумена от края и до края! Это будет единое государство, мое государство. Я объединю Элладу и Азию. Я смешаю все народы между собой, и никто не скажет тогда: «Я эллин, а ты варвар».

Александр думал, что он сможет создать всемирное государство и устроить его так, как замыслил. Верили в эту утопию его друзья, его этеры? Может быть, и не верили. Но они шли за ним: одни — в силу преданности царю, другие — в силу дисциплины. Большинство же шло за славой, за властью, за богатствами, которые добывались мечом.

ПЛАМЯ НАД ПЕРСЕПОЛЕМ

В Сузы из Вавилона македонское войско пришло на двадцатый день.

В пути Александра встретил гонец с письмом от Филоксена, начальника его отряда, стоявшего в Сузах.

Филоксен писал, что жители Суз сдают ему город и что сокровищница персидских царей сохранена для Александра.

Александр едва сумел скрыть свою радость под личиной гордого равнодушия. Деньги, сокровища сейчас ему были крайне необходимы. Золото в последнее время рекой утекало из рук царя. Кроме войсковых нужд, стало уходить много денег на роскошные жертвоприношения, на богатые пиры, на подарки друзьям.

Сузийский сатрап не обманул Александра — сокровищница была сохранена.

С гулким звоном открывались тяжелые кованые сундуки и ларцы. Груды серебра и золота волшебно мерцали перед глазами Александра и его военачальников, стоявших рядом. Драгоценные ткани, пролежавшие в сокровищнице почти двести лет, полыхали пурпуром, будто окрашенные только вчера. Нашлось немало и золотой утвари, и царских одежд, и царских украшений. Очень удивился Александр, когда увидел сосуды с водой, стоящие там.

— Что это за вода, которая хранится здесь?

— Это вода из Нила, — ответил Филоксен, который покорно открывал перед Александром сундуки Дария, — а в этом сосуде — вода из Истра.

Александр удивился:

— Зачем?

— В знак власти персидского царя над землями Нила и над землями Истра.

— Хорошо. Пусть вода из Нила и вода из Истра стоит здесь, но уже в знак власти царя македонского.

Александр нашел в сокровищнице много дорогих вещей, когда-то увезенных Ксерксом из Эллады, — амфоры, светильники, чаши. Здесь стояла и медная статуя Гармодия и Аристогитона, отлитая эллинскими мастерами, которую персы увезли из Афин. Александр велел без промедления отослать статую обратно в Афины.

Три тысячи талантов он тотчас послал Антипатру. Антипатру нужны деньги. Он все еще воюет со спартанским царем Агисом. Пусть берет столько, сколько ему понадобится. И богатейшие подарки, как делал всегда, Александр отправил в Пеллу своей матери, царице Олимпиаде.

Закончив дела и празднества, Александр выступил из Суз и направился в Персеполь. Сатрапом Сузианы он оставил перса Абулита, одного из тех персидских вельмож, которые, покинув Дария, перешли на сторону Александра. Военачальники сначала смутились:

— Перса? Ты доверяешь персу, царь?

— Персы тоже обязаны служить мне.

Однако начальником гарнизона в Сузах он оставил Мазара, одного из своих этеров. А стратегом — военачальником — эллина Архелая. И македоняне поняли, что сатрапу-персу остается честь, но не сила.

До Персеполя добирались трудно. Через четыре дня подошли к реке Тигру, переправились с большими трудами и усилиями. Здесь Тигр был очень широк и стремителен. За рекой открылась плодородная долина с хорошей водой и лугами — земля уксиев. В долине уксии пропустили македонян, но в горах встретили боем. Горы помогали уксиям, отвесные, неприступные, с острыми вершинами, за которые цеплялись облака. Пришлось сразиться с уксиями, которые привыкли брать дань с персидских царей, когда те проезжали через их горы.

Александр разбил их и сам наложил на них дань. Ничто так не сердило и не раздражало его, как эти горные племена, которые так самонадеянно становились у него на пути, не признавая его могущества и не желая подчиняться.

— Стоит ли из-за кучки разбойников устраивать целую войну, карабкаться по скалам и ущельям? Это же не войско!

— Это войско! — сказал Александр, услышав такие разговоры. — Это войско, и оно разбросано по всей стране. Разбойники даже с царей требуют дани — и персы всю жизнь платили ее! У меня этого не будет. Если персы терпели разбой, то я не потерплю. Я заставлю их спуститься в равнину, пахать землю или служить в армии. Дороги в моей стране должны быть безопасными, чтобы купцы могли свободно проезжать со своими товарами по всем городам. Разбойники забудут, как нападать на караваны, а тем более на царей!

Персеполь явился глазам македонян как прекрасный мираж пустыни. Поднятый на каменном плоскогорье, опираясь восточной стеной на скалистый склон горы, он стоял в царственном спокойствии и безмолвии пустынной земли. Над желтизной таких же, как земля, опаленных солнцем стен города густо поднималась темная зелень садов, перекидываясь через зубцы и бойницы.

Александр еще в дороге получил письмо от Тиридата, правителя города. Он предупреждал царя: если Александр успеет занять Персеполь, пока не займут его персидские войска, которые идут на защиту, он, Тиридат, не будет сражаться, он просто сдаст город.