Оглашенные - Андрей Битов

Антиаслан сказал, что пять звездочек будут сейчас, и, не успела по потолку пробежать новая крыса, тут же объявился с бутылкой коньяку. Англичанин пересчитывал звездочки на бутылке и не то смеялся, не то плакал.

– Сон, сон, сон! – провозгласил англичанин. – Вы меня заебучили. Сон есть кратчайшее расстояние между двумя пьянками.

Режиссера и мафиози уже не было. Мистер Драгамащенка отвел меня под локоток:

– Вы не могли бы меня выручить? Сами видите, в каком он состоянии… («Ноу мор. Ту слип»[11], – бормотал англичанин.) У нас по пятницам встреча с интересными людьми. Ну, собирается узкий круг сотрудников, свободная беседа… Можете говорить, о чем хотите… Вас хорошо знают, – сказал он убежденно, из чего я вывел, что он-то обо мне впервые слышит. Это, впрочем, меня не задевало (или я обучил себя не задеваться?). – После встречи небольшой чай, там же, в лаборатории…

Чай, конечно, менял дело. Это неплохо, чай из колбочек и пробирок. Он меня толкал согласиться. Сами видите… Неудобно в таком виде… Иностранец все-таки… А соотечественника – удобно? Соотечественник – понятно, да и вы молодцом…

Молодцом… пятница… я думал, четверг. Я мог гордиться собою. Чем я не «интересный человек»? По крайней мере, сегодня я очень интересный человек. Кто знает здесь, что он (я подумал о себе в третьем лице) только что закончил вещь! Для меня все еще оставалась среда, когда я наконец-то, после месячных усилий, сел за машинку… Мне казалось, что прошла одна ночь, – оказалось, две. О, это признак! Это вселяет надежду. Я еще не читал, что там оказалось написано, но раз не помню, то, может быть, и текст. Помню, что последнее, что описывал, был двор – в него я и вышел.

Я вышел из него. Я мог и им сегодня гордиться. Шуточное ли дело, две бессонные ночи (может, я где-то и прикорнул часа на три, но в том же курятнике, не раздеваясь, как цыпленок на насесте), сорок страниц непрерывного текста, около двух поллитровок уже, не считая шампанского, которое я выпил сам… Это не всякому, это не всякий…

А была уже пятница. И всего лишь полдень. Вчерашний день просвистел как пуля у виска. Мы, то, что осталось от компании, Марксэн, Даур и я, ехали в «запорожце» сотрудника Драгамащенки. От предстоящей мне ответственности я окончательно протрезвел, и кое-что прояснилось. Например, с абузинами… С англичанином возникли сложности. Отказать ему, сами понимаете, неловко, но дорога к месту расселения обезьян пролегала мимо «объекта». Что это был за объект, сотрудник и мне не сказал, но я так понял, что англичанину обезьян не видать. Тем более они-то и были абузины: общий корень персидского происхождения. «Вот как!» – восхитился я. А мне, сказал сотрудник, меня и имея в виду, если меня это интересует, можно это устроить. Они не могут заплатить мне за выступление, но вот это могут: хоть завтра возьмут институтский автобус и поедут, кстати и проверят, как идет подготовка к зиме, зима – главная для обезьян проблема, прошлая была тяжелая зима, много снега, трудно проехать, и морозы до двадцати пяти доходили там, в горах, где обезьяны, и у них слегка подмерзли хвосты, а в остальном они выдержали, и раз они выдержали эту зиму, то выдержат и следующие, только, конечно, их надо поддерживать, у них есть домики от непогоды, и подкармливать их надо, а так они на воле, можно считать… Да вы сами увидите. Лучше ли им на свободе? Об этом не может быть и речи, вы бы только поглядели на этих красавцев! Какие гривы! Это же львы, а не обезьяны… Наличие живого чувства в устах обезьяньего, оказывается, сотрудника порадовало меня. Что-то зашевелилось там, на дне моей было опустевшей писательской утробы, и стало стремительно разбухать и распирать наподобие замысла. Советские обезьяны… Освобождение обезьяны… Русская обезьяна… Обезьяна, живущая на воле в условиях социалистического общества… Без клетки… Обезьянья воля… Республика обезьян… Абузинская АССР… Обз. АССР… Абз. АССР… Так, нельзя – все обидятся. Обезьяны не обидятся. Главное – не обижать обезьянок. Их-то уж я не дам в обиду. Нет, это можно, нужно написать! «Дали свободу»… разрослись гривы, зато подмерзли хвосты… нуждаются в подкормке… Что-то в этом есть! Всегда я залетаю с первого раза… А потом годами не могу разродиться. Плод давит на плод. Масса начинает бродить. Вина уже не получилось – приходится гнать самогон.

Его же и пить. Мы хлебнули по стаканчику чачи у Даура, куда заскочили сменить рубашку и принять душ. Получилось, не за этим: воду опять в Сухуме отключили, и рубашка Даура на меня не налезла. Я завернул рукава повыше. Он не удержался и посмотрелся в зеркало; глядя в его алкоголь… Шпигель, я и сам залюбовался полировкой отлакированной поверхности. Я, однако, усадил его за дело, и пока он тужился, я гнался за обезьянами. Говорят, очень красивое место и живописная дорога… Пусть туда едут со мной человек шесть специалистов по обезьянам, пусть я их расспрашиваю об обезьянах, как в свое время доктора Д. о птицах, пусть они будут разных национальностей: абхаз, грузин, армянин, грек, еврей, русский… можно и англичанина захватить… украинца не надо… пусть они будут жители и патриоты именно этой земли… пусть они будут такие любители-историки, как все они тут, в провинции… пусть они мне ненароком расскажут историю края и ненароком же заспорят, кто из них коренной житель, кто кореннее… пусть из спора вырастет ссора между грузином и абхазом, между грузином и армянином, между… нет, с евреем я ни за что ссориться не буду… это наши дела… «то давний спор славян между собою…», а что, в такой компании еврей скорее уж славянин… не грузин же, не армянин и не грек точно… да и такой ли уж нееврей русский?.. евреи-то скорее русские, чем мы… они всякий раз жить здесь собираются, а мы каждый раз жить не хотим… опять за свое! ты же к обезьянам едешь… да, но не доехал же еще!.. о чем они ссорятся?.. ну, это понятное дело, надо только уточнить в деталях… абхаз, естественно, о грузинизации, о ликвидации абхазских школ, о записании абхазов в грузины… грузин, естественно, не выдерживает такой исторической несправедливости и говорит, что мы вам в 1978-м телевидение не дали, университет не дали?.. вот, сам говоришь, «дали», дали, потому что взяли, отняли, сначала отняли, а потом дали… что у вас отнимать? у вас и письменности не было… зато абхазы сколько веков были грузинскими царями!.. что! абхазы – царями?! у нас?! ха-ха-ха… грузины вообще не воевали, воевали горцы – черкесы, абхазы, осетины, а вы всегда под кем-нибудь были… под персами, монголами, русскими… а вы-то где были? вы же всегда под нами были, вы всегда были Грузией, да вы и есть грузины… Тут они вступают в рукопашную, между ними начинается национальная борьба, как она называется? Сталин еще первую большевистскую газету выпускал? «Борба»? «Дзорба»? «Кобра»?.. кстати, где газета?.. вот газета… газета есть… тут не совсем правда… они впрямую так никогда говорить не будут, а то зарежут друг друга… они так третьему лицу, то есть третьей национальности, порознь друг от друга скажут… а что им скажет лицо третьей национальности?.. оно им скажет, что они зря дерутся, потому что в любом случае до них обоих тут была греческая колония (если лицо – грек)… если же лицо – армянин, то оно скажет, что еще во времена ассирийские здесь была только армянская земля… тут все накинутся на армянина: ну да, Нефертити армянка, Наполеон армянин, Леонардо да Винчи армянин… а тут и спорить нечего, скажет армянин, что спорить, если они армяне… один русский будет скромно молчать да на ус мотать, потому что что2 спорить, что когда было, когда России еще не было? Когда России еще не было, то, пожалуйста, чья угодно могла быть эта земля, а только уж как появилась Россия, то чья же это еще земля могла бы быть? не турецкая же?.. вам что, туретчины захотелось?.. вы же христиане, побойтесь Бога… вот что не скажет никогда русский, пока они спорят по дороге к обезьянам, начисто про них забыв… русский же и на пейзажи любуется, отвоевывая их пядь за пядью у басурман для своей книжечки, которая, как же она будет называться? «Обезьяна сапиенс»… неплохо… «Хомо двуногус» – как «нога» по-латыни? ну, ну?! ну, которые инвалидные ботинки делают?.. ортопеды, вот! так что же, «орто» или «педы»? ортодокс, педагог, педиатр, педераст… «Хомо педис», смешно… нет, педы – это дети… что-то не то… Сейчас, сейчас! Уже готов, выхожу…

Вот что вышло. Пока я готовился к выступлению, Даур наширялся у своего соседа-грека, замечательного тем, что как только получили они квартиры в этом новом доме, то Даур ничего делать не стал, потому что денег не было на ремонт и потому что творческий работник (сапиенс-сапиенс), а грек, потому что шофер на мебельном комбинате, рабочий человек, человек умелый (сапиенс-хабилис), тут же взялся все отделывать своими руками дубом, все – и паркет, и стены, и потолок, и ванну, – и так четыре года, а когда все сделал, взял топор и изрубил все обратно в мелкие дребезги, после чего сделался задумчив и нелюдим (я его так ни разу и не видел) и мог общаться с одним Дауром. Я, конечно, не сразу догадался, зачем Даур удалялся к соседу-греку, может, потому, что я занял его место так надолго, но понял я это, когда мы стояли перед аудиторией, состоявшей в основном из сотрудниц до тридцати лет, причем некоторые были даже хорошенькие (три из семи), а нас (он тут же за меня подсчитал) как раз трое и было: Драгамащенка, Даур да я… Драгамащенка представил публике Даура, человека в городе всем известного, который должен был представить меня, человека всем известного, но неизвестного в городе, рассказать, так сказать, о моем творческом пути. Даур смело вышел вперед, сказал, что они видят перед собой человека, прежде всего интересного тем, что он… тут. Я замер в ожидании, в преддверии искреннего восхищения и наигранного смущения, ибо редко встречал я подобный дар красноречия, как у Даура. Как тамада, он забивает всех, затыкает за пояс, особенно в присутствии дам он особенно красноречив и остроумен, так что я ему даже зачастую завидовал, настолько он меня в подобных случаях превосходил, что я, пользуясь преимуществом старшего по возрасту, лишь принимал позу учителя, любующегося своим учеником и одобряющего каждое его слово… Даур вздохнул всей грудью и больше не выдохнул. Так, по крайней мере, казалось. Он стоял, выкатив грудь, округлив глаза и рот, и мы благожелательно выжидали его точного слова. Девушка, в которую уперся его взгляд, начала неудержимо краснеть, по лицу Даура струился пот, но следующее слово так и не родилось. Драгамащенка зааплодировал. Даур выдохнул наконец и сел, а я встал.