От Руси к России. Очерки этнической истории - Лев Гумилёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С точки зрения пассионарной теории этногенеза, причина возвышения Москвы состоит в том, что именно Московское княжество привлекло множество пассионарных людей: татар, литовцев, русичей, половцев – всех, кто хотел иметь и уверенность в завтрашнем дне, и общественное положение, сообразное своим заслугам. Всех этих пришельцев Москва сумела использовать, применяясь к их наклонностям, и объединить единой православной верой. При этом на Москву большей частью шли люди энергичные и принципиальные. Так, татары-золотоордынцы, бежавшие после переворота Узбека в Москву, составили костяк русского конного войска, которое впоследствии и обеспечило победу на Куликовом поле.
Совершившийся на московской земле этнический синтез в фазе пассионарного подъема оказался решающим фактором. Пассионарный потенциал Москвы «возобладал» над богатствами Новгорода, удалью Твери и династическими претензиями Суздаля. Еще в первой половине XIV в. Иван Калита, опираясь на поддержку вначале хана Узбека, а затем его сына Джанибека, взял на себя функцию выплаты дани за всю Русь. Теперь Москва собирала дань как налог со всех русских княжеств и выплачивала в Орду то, что называлось «выход». И если, например, тверичи призывали против Москвы литовцев, то татарские отряды, приходившие с Волги, защищали источник доходов хана. Москва стала практически неуязвимой с запада, в то время как Смоленск был захвачен Витовтом, Тверь ослабла, а Новгород погряз во внутренних конфликтах. Падение пассионарности в древних русских центрах являло собой разительный контраст по сравнению с ростом ее в Москве. Те же новгородцы, которые еще в XII–XIII вв. считались настолько буйным народом, что князья отказывались к ним ехать, ибо с ними нельзя было совладать, к XIV в. превратились в тихих обитателей спокойного «мещанского» города.
В то время, когда Новгород терял свои позиции, московские князья усилились и начали реально претендовать на новгородские владения: уже в XIV в. к Москве был присоединен Великий Устюг, что резко усилило ее вражду с Новгородом. Новгородцы традиционно стремились эксплуатировать огромную территорию севера вплоть до Каменного пояса, то есть до Уральского хребта. Устюжане тоже претендовали на роль колонизаторов севера и были для новгородцев естественными конкурентами. Отряды новгородских ушкуйников, пытавшиеся объясачить заволоцкую чудь – потерявший пассионарность реликтовый этнос, обитавший в бассейне Северной Двины и Сухоны, – встречали сопротивление не только самой заволоцкой чуди, но и устюжан. Всех без исключения пойманных новгородцев устюжане убивали. Естественно, и новгородцы совершали карательные экспедиции в Великий Устюг, также истребляя пленных.
Как видим, война была фактически трехсторонней, а северные территории до Белого и Баренцева морей и до Урала, которые на всех исторических картах показываются новгородскими, являлись лишь зоной новгородского влияния, но не более. И поэтому Новгород усиливал торговлю с Западной Европой. Хотя сами новгородцы не ходили по Балтийскому морю, так как балтийский путь целиком контролировался немцами, западноевропейские купцы приезжали в Новгород и совершали там выгодные торговые сделки. Казалось бы, этого было достаточно для того, чтобы этот древний город мог существовать самостоятельно. Но на самом деле на пути к его полной независимости лежали естественные преграды.
В XIV в. зона увлажнения Евразийского континента сместилась к северу. На северо-западе Евразии часто шли дожди, а значит, постоянно имели место неурожаи. В Новгороде при всем его богатстве хронически не хватало своего хлеба. Поскольку везти зерно из Европы в то время было невозможно, новгородцы получали хлеб «с низу». Следовательно, тот, кто владел областью между Окой и Волгой, всегда мог, остановив караваны с хлебом, принудить Новгород к капитуляции.
Владевшие волго-окским междуречьем сначала суздальские, а потом и московские князья широко пользовались сложившейся ситуацией. Исключение московские князья делали лишь тогда, когда Новгород заключал с ними союз против Твери, ибо Тверь была объявлена Москвой княжеством с изменническими, пролитовскими устремлениями. Отчасти так оно и было, но для нашей темы существенно другое: сложившаяся на московской земле новая этническая общность – московиты – уже при Иване Калите начала противопоставлять себя населению других городов и княжеств, претендовать на роль третейского судьи в общерусских спорах.
В тот же период москвичи столкнулись с претендовавшей на самостоятельность Рязанью. Назвать рязанцев изменниками православию оказалось трудновато: Рязань, лежавшая в степном пограничье, боролась против татарских набегов, так что обвинить рязанских князей в предательстве было неудобно, но москвичи и с этой задачей справились, выдумав, будто рязанский князь Олег тоже имеет контакты с Литвой. Конечно, никакой дружбы с Литвой Олег не вел, но цель была достигнута: Рязань оказалась в изоляции.
Такая политика, выражавшая стремление Москвы к лидерству и утверждению православия, неуклонно продолжалась и после смерти Ивана Калиты (1340). Заметим, что дети Ивана – Симеон Гордый и Иван Иванович Красный – особыми талантами не обладали. Но при общем пассионарном подъеме этноса иметь на престоле государя, не блиставшего яркой индивидуальностью, было скорее благом, чем злом. Такой князь с удовольствием отдавал инициативу своим ближним боярам, среди которых было много и талантливых воевод, и изворотливых дипломатов, и толковых хозяйственников. Князья Симеон и Иван не мешали таким людям «делать» внутреннюю и внешнюю политику Москвы по своему разумению и ограничивали свой вклад соблюдением придворного этикета, раздачей наград и наложением наказаний.
Фактическим главой государства после смерти Ивана Калиты стал его крестник митрополит Алексей, сменивший на архипастырском служении Феогноста. Алексей происходил из знатного боярского рода Плещеевых и был человеком огромного ума, большого такта, широкого политического кругозора. Он имел поддержку среди большинства православных людей, живших в Московском княжестве, что по тем временам имело решающее значение. В качестве верховного главы русской церкви Алексей обладал вполне реальной властью над всеми русскими князьями без исключения.
Оппонентами Москвы при Алексее стали, помимо тверских, и суздальские князья. У них была собственная система политической ориентации, достаточно гибкая и имевшая глубокую основу. По существу, суздальские князья стояли за Древнюю Русь с ее удельными порядками, хотя в XIV в., как мы помним, большинство исконных земель Киевской Руси было почти без сопротивления отдано литовцам, а удержались лишь те из них, которые находились под властью татар. Традиция близости с татарами у суздальских князей тоже была и, как отмечал А.Н. Насонов, тянулась еще со времен Батыя. Суздальцы поддерживали политику Александра Невского, но категорически не хотели никаких перемен. Близость с татарами, спокойными и веротерпимыми, требовавшими минимального «выхода», обеспечивала им беспечальное существование: ведь в состав Суздальского государства входили богатые поволжские города, главным из которых был Нижний Новгород. Богатство, приносимое торговлей, позволяло без труда выплачивать татарам налог на содержание войска, и потому все усилия суздальских князей были направлены на развитие торговли в своем княжестве, а отнюдь не на объединение страны, как это имело место в Москве. Потому и дружили суздальцы с татарами вовсе не так, как москвичи.
Если на Москве татары принимали православие, женились на русских женщинах и в следующем поколении интегрировались в общую массу московитов, сохраняя (или даже не сохраняя) лишь память о своем происхождении, то в Суздальском княжестве никакого слияния не происходило. Суздальские князья не крестили татар, принимая их на службу; они просто избрали своим политическим союзником татар-мусульман, продолжавших жить на Волге. Это и понятно: суздальские ревнители седой старины стремились к самостоятельности своих городов, к получению доходов от торговли и вовсе не желали ими делиться.
Поскольку Москва, в лице митрополита Алексея, провозгласила иную доминанту, став, по существу, объединяющей теократической монархией, то для суздальских князей Алексей был врагом номер один. Попытка Суздаля перехватить инициативу вылилась в войну двух Дмитриев: Дмитрия Константиновича Нижегородского и Дмитрия Ивановича Московского. Конфликт закончился примирением и браком Дмитрия Ивановича и суздальской княжны (1366). Митрополит Алексей и на этот раз добился желанного, хотя пока и непрочного, мира на Руси.
Прочным этот мир быть не мог, ибо далеко не все разделяли стремление Москвы к единству. Новгород, Тверь, Рязань, тот же Суздаль по-прежнему мечтали сбросить укреплявшуюся власть московского князя, отнять у московитов великое княжение. Оппозиция Москве четко зафиксирована и в литературных памятниках. Так, В.Л. Комарович, рассматривая Китежскую легенду, показал, что слово «татары» использовалось в ней в качестве цензурной зашифровки. Под «татарами» в легенде подразумевалась… Москва, которая, захватывая город за городом, устанавливала в них новые порядки, очень неприятные для ревнителей старины[11].
