Долина Виш-Тон-Виш - Джеймс Купер

— В этом было бы мало хорошего, по правде говоря, — пробормотал житель пограничья в раздумье. — Оставайся здесь и сторожи задние ворота, Фейс. А я пойду обратно в лес, ибо вовремя сказанное слово или сигнал моей раковины могут заставить их поторопиться.

— Какое безумие овладело тобой, Дадли? Ведь ты бы не пошел в лес снова в такой час и один, если бы была причина бояться? Войди в ворота, человече, чтобы я могла задвинуть засов. Госпожа будет удивляться, что мы мешкаем здесь так долго.

— Ба! Я слышу шаги на лугу. Я узнаю их по скрипу снега: остальные не замедлят явиться.

Вопреки явной уверенности молодого человека, он, вместо того чтобы пойти навстречу своим друзьям, вернулся обратно и собственноручно задвинул засов, не забыв в то же время заложить деревянную перекладину, придававшую дополнительную надежность запорам задних ворот. Его опасения, если таковые побудили его принять эту предосторожность, были, однако, напрасны, ибо, прежде чем у него нашлось время сделать или хотя бы поразмыслить о каком-либо дальнейшем шаге, хорошо знакомый голос сына владельца долины потребовал впустить его. Суматоха прибытия, потому что с Контентом вошла группа спутников, нагруженных олениной, положила конец спору. Фейс воспользовалась случаем ускользнуть в темноте, чтобы объявить хозяйке, что охотники вернулись, — обязанность, которую она выполнила, не вдаваясь во все детали своего разговора с Ибеном Дадли.

Нет необходимости описывать, с каким удовлетворением Руфь встретила мужа и сына после только что испытанной тревоги. Хотя строгие нравы провинции не допускали сильного проявления мимолетных чувств, тайная радость царила в добрых глазах и рдела на пышущих жизнью щеках рассудительной матроны, когда она лично исполняла обязанности хозяйки за вечерней трапезой.

Отряд вернулся, не встретив ничего необычного, и охотников, казалось, не беспокоило ни одно из соображений, о которых так серьезно и недвусмысленно рассуждал вернувшийся раньше их. Напротив, каждому было что рассказать безмятежно и даже пройдясь на счет неудачливого сотоварища, а подчас ради того, чтобы все узнали о его личной сноровке охотника. Опоздание приписали, как обычно объясняют подобные опоздания, дальности расстояния и соблазну необычайно успешной охоты. Поскольку аппетит тех, кто провел весь день за возбуждающим занятием, был острым, а еда соблазнительной, первые полчаса прошли быстро, как обычно проходят такие полчаса, в словоохотливых описаниях личных подвигов и того, как едва удалось уйти оленям, которые, не будь фортуна переменчива, фигурировали бы ныне в качестве трофеев поразившей их меткой руки. Только после того, как личное тщеславие было достаточно удовлетворено и особый аппетит жителя пограничья утолен до предела, охотники принялись оглядываться вокруг уже не столь возбужденно и обсуждать события дня с надлежащим спокойствием и рассудительностью, более приличествующими их обычному самообладанию.

— Мы пропустили звук твоей раковины, бродяга Дадли, потому что оказались в глубокой лощине горы, — сказал Контент, воспользовавшись паузой в разговоре, — с того времени ничей глаз или слух не мог уловить следов твоих передвижений, пока мы не встретили тебя у задних ворот, где ты устроился, словно шпион на посту.

Лицо, к которому он обратился, никоим образом не принимало участия в общем веселье. Пока прочие наедались вволю или присоединялись к безобидным шуткам, способным срываться с губ даже людей столь сдержанных, как его сотоварищи, Ибен Дадли едва притронулся к пище. И ни один мускул на его жестком лице не расслабился в улыбке. Серьезность и молчаливость, необычные для человека, так мало привыкшего обнаруживать оба эти качества, не замедлили привлечь внимание. Все посчитали случайностью то, что он вернулся с охоты с пустыми руками, и теперь, когда человек, облеченный властью, нашел момент подходящим, чтобы придать такое направление разговору, воображаемому виновнику не позволили ускользнуть безнаказанно.

— Нашему мяснику маловато работы с добычей нынешнего дня, — заметил один из молодых людей, — в качестве наказания за то, что он отлучился со скотобойни, его надо заставить отправиться на холм и принести двух оленей, что свисают с молодого клена возле питьевого источника. Наше мясо так или иначе должно пройти через его руки, а не то в нем будет недоставать вкуса.

— С тех пор, как почил отбившийся баран, покупатели Ибена в недоумении, — добавил другой, — парень упал духом и похож на человека, готового уступить свое ремесло первому встречному, который того пожелает.

— Люди спешат отведать настоящего барана, а не стойлового валуха, — поддержал третий, — а потому спрос стал падать накануне этой охоты. Несомненно, благодаря этому он обеспечит поставку в полном объеме для всякого, кто готов поискать оленины в его хлеву.

Руфь заметила, как омрачилось лицо ее мужа при этих намеках на событие, которое, как всегда казалось, он хотел позабыть. И она вмешалась, чтобы вернуть мысли слушателей к вещам, более подходящим для обсуждения.

— Как это так! — воскликнула она поспешно. — Разве отважный Дадли утратил хоть что-то из своего мастерства? Я никогда не рассчитывала с большей уверенностью на обильный стол, чем когда его посылали на холмы за жирным оленем или нежной индейкой. Меня бы очень опечалило известие, что ему начинает недоставать охотничьей сноровки.

— Парень становится меланхоликом из-за пресыщения, — пробормотал своенравный голос среди занятых посудой в отдаленной части комнаты. — Он занимается своим делом в одиночку, чтобы никто не узнал о его неудаче. Я думаю, он был бы рад отправиться за океан, чтобы заделаться солдатом.

До той минуты объект этих веселых нападок слушал, как человек, слишком уверенный в своей устоявшейся репутации, чтобы почувствовать себя задетым, но при звуке голоса последней из говоривших он сгреб в ладонь заросшую щеку, и когда устремил упрекающий и раздраженный взгляд в глаза уже наполовину раскаявшейся Фейс, к нему вернулся весь его природный нрав.

— Может, моя сноровка и изменила мне и мне нравится быть одному больше, чем чтобы мне досаждала компания тех, кого легко назвать по имени, не имея в виду храбрецов, что скачут взад и вперед по колонии, вбивая злонамеренные мнения в мысли дочерей порядочных людей; но почему Ибен Дадли должен выносить все мелкие стрелы ваших насмешек, когда есть другой, кто, похоже, отбился еще дальше от вашей тропы, чем он?

Все взоры обратились друг на друга, и каждый из молодых людей старался по беглым взглядам прочесть на лицах остальных, кем мог быть этот отсутствующий. Молодые жители пограничья качали головами, узнавая черты каждого хорошо знакомого лица, и общее восклицание протеста было готово сорваться с их губ, когда Руфь воскликнула: