Чингисхан 3. Солдат неудачи - Сергей Волков

— По-моему, он тронулся. Кричит богу, что он не грешник, что его по ошибке отправили в ад…

Ночью нашу роту поднимают по тревоге. Строимся в темноте у казармы. Все спрашивают друг у друга, что случилось. Минуту спустя появляются офицеры. Оказывается, крупный отряд хорватов — так называемая «интербригада» — прорвался в нескольких километрах севернее нас и движется сейчас в сторону разъезда Стрмица. Если им удастся повредить железнодорожное полотно, Книн будет отрезан от северных районов Краины.

Нам ставится задача — преодолеть перевал у Плавно и перехватить «интербригаду» до того, как она доберется до железной дороги. Времени, как водится, в обрез.

«Интербригада» — это смешанный отряд хорватов и наемников. Говорят, за противника воюют и англичане, и шведы, и даже аргентинцы.

— Брзо! Брзо!! — кричат офицеры.

Мы срываемся с места и бежим, наталкиваясь друг на друга и гремя амуницией. Спустя минут двадцать понимаю, что с недосыпу да по горам бегун из меня никакой. Я задыхаюсь, ноги наливаются свинцовой тяжестью. Автомат словно из чугуна, пот заливает глаза. Вскоре оказываюсь ближе к концу колонны, плетусь рядом с сорокалетними мужиками. Шпала, заметив это, молча забирает у меня оружие и рюкзак с НЗ и запасными магазинами. Один из офицеров, кажется, его зовут Богумир, злобно кричит что-то про дохлых кляч.

Наконец поднимаемся на перевал Плавно. Отсюда хорошо просматривается вся долина реки Крки. Светает. Я вижу внизу огоньки разъезда Стрмица, темную линию железной дороги.

Бежим вниз, продираясь через густые заросли. На бегу Богумир связывается по рации с разведчиками, которые идут по пятам за «интербригадой». После короткого разговора следует команда — развернуться и занять оборону на склоне, у лесной опушки.

Добравшись до места будущего боя, я без сил падаю на землю и закрываю глаза. Сердце стучит так, что, кажется, сейчас вырвется через горло. В таком состоянии я не смогу стрелять. Мне надо восстановить дыхание, прийти в себя.

Богумир и незнакомый мне поручик обходят позиции. Останавливаются возле меня. Звучит команда «Встать!». Я молчу, сосредоточенно вдыхая и выдыхая. Офицер плюется. Кажется, он готов меня ударить.

Его отвлекает затрещавшая рация. Похоже, «интербригада» приближается. Сейчас будет бой. С трудом сажусь, шарю рукой в траве в поисках автомата. Шпала кинул мое оружие куда-то сюда. Ага, нашел.

Поднимаюсь на ноги, оглядываю театр военных действий. Широкая поляна, этакий классический альпийский луг, уходящий вверх по горному склону. Каменистая вершина над облаками уже окрасилась розовым — рассвет. Оттуда пойдут хорваты и наемники. Наша задача — подпустить их поближе и открыть огонь на поражение.

Автоматы, что нам выдали в первый же день — модернизированные «калашниковы». У них уменьшен калибр и увеличена скорострельность. С такими хорошо воевать в городе, накоротке. А тут нужны старые, добрые «весла» калибром 7,62. Или, еще лучше, снайперская винтовка СВД в количестве десяти штук. И пулеметы.

Пулеметы у нас есть, два. Собственно, на них вся надежда. Еще у одного парня имеется сербская винтовка «Застава» с оптикой. Мне он ее, конечно, не даст.

Залегаю в сырой траве в нескольких метрах от Шпалы. Кол лежит чуть дальше. Здесь, в низине, ночной мрак еще не рассеялся, видно плохо. К тому же от травы поднимается туман.

Противник появляется, как и положено, внезапно. Еще секунду назад дальний конец луга был пустым и безжизненным, а теперь там мелькают темные фигурки людей. Их оказывается неожиданно много. Похоже, разведка что-то упустила, я слышал, что речь шла максимум о пятнадцати бойцах.

Впрочем, у нас есть важное преимущество, даже два: фактор внезапности и «интервентная чета», двигающаяся со стороны Маринковичей нам на подмогу. Сейчас главное — подпустить поближе, ударить изо всех стволов и повязать хорватов боем. А дальше все козыри наши. Богумир выбрал отличную позицию.

Правда, червячок сомнения нет-нет, да проявляет себя. Уж очень мало в нашей роте кадровых военных. Прямо скажем, их почти нет. И бойцы, и командиры — вчерашние крестьяне, работники автомастерских, кровельщики, стекольщики. Есть даже один садовник, бородатый пожилой мужчина по фамилии Усич.

Хорватов эти люди ненавидят искренне и готовы сражаться не на жизнь, а на смерть. Они не догадываются, что погибнуть на войне — это самое простое. Выжить и выполнить боевую задачу куда как сложнее.

Темные фигурки заполняют собой весь луг. Я замечаю ориентир — несколько кустов туи. Когда противник дойдет до них, можно будет начинать.

Но команда на открытие огня звучит гораздо раньше.

— Огонь! — кричит Богумир и тотчас же оживают автоматы в руках сербов.

— Куда!? Рано! Вашу мать! — орет Шпала.

«Интербригадники» оказываются опытными вояками. Они залегают и открывают ответный огонь. Похоже, ранний залп не нанес им сколько-нибудь сильного урона. Теперь наше преимущество сходит на нет. Начинается позиционная перестрелка, в которой побеждает обычно тот, у кого крепче нервы и кто лучше подготовлен.

Парень, вооруженный «Заставой», вскакивает на ноги. Из травы он не может целиться — мешают стебли. Следом за ним поднимаются и другие сербы.

— Ур-роды! — ревет Шпала. — Ложись! Ложись!!

У нас уже есть убитые, «двухсотые» на русском армейском сленге. И с каждой секундой их становится все больше. В предутренних сумерках росчерки трассеров плетут над лугом огненную паутину. Я еще ни разу не выстрелил — а зачем тратить патроны впустую? Зато наши пулеметчики стараются вовсю. Вот только их старания пропадают втуне.

Натиск «интербригады» усиливается. Еще минута — и мы будем вынуждены отступить под защиту деревьев. Хорваты прорвутся и уйдут вниз, к железнодорожному полотну.

Нас может спасти хороший артиллерийский залп по «интербригаде». Или вертолет с полным боекомплектом НУРов, чтобы перепахать этот долбанный луг. Но у нас только стрелковое оружие, причем половина нашей роты ведет огонь буквально наобум. Хорваты отвечают экономными очередями по два-три патрона, но они стреляют прицельно, отслеживая вспышки от выстрелов.

Я психую так, что руки трясутся от злости. Надо же быть такими дураками!

Слева от меня, прижавшись спиной к дереву, старому раскидистому платану, парень бьет из «Заставы» — раз, другой, третий. Тут его и находит пуля. Выронив винтовку, он со стоном оседает на землю. Я подпихиваю Шпале свой автомат, боком перебираюсь к дереву. Мокрое от росы цевье «Заставы» ложится в руку. Неудавшийся снайпер рядом дергает ногами в агонии. У него пробита грудь, из раны выпирает черная пузырящаяся масса. Видимо, пуля была разрывной, и парню разворотило легкие.