Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя - Игорь Синицин

Лаптева Андропов привел с собой в КГБ из аппарата ЦК КПСС, где Пал Палыч работал в отделе по связям с социалистическими странами. Он владел албанским языком, служил до аппарата ЦК по дипломатическому ведомству и был хорошо осведомлен о партийных интригах в СССР и социалистических странах. Память у него на документы, проходившие через него, была почти такая же феноменальная, как и у Андропова…

Итак, еще не обстрелянным в партийных кознях я прибыл представляться в их эпицентр. Я вошел в кабинет заведующего общим отделом ЦК КПСС Константина Устиновича Черненко, правой руки, глаз и ушей Брежнева. Первое, что увидел, — большой полукруглый письменный стол, занимавший четверть довольно просторной комнаты. Он был совершенно свободен от бумаг. За ним сидел человек с бело-седыми волосами, которые казались еще белее, поскольку скуластое лицо его было смуглым. Тонкий, немного крючковатый нос, темные, с небольшой монгольско-азиатской раскосинкой глаза, довольно тонкие бледные губы были неподвижны. Не вставая и не улыбаясь радушно, как это делал всегда Андропов, встречая посетителя независимо от его ранга, Черненко коротко ответил на мое приветствие и предложил садиться за маленький столик, приставленный к его большому столу. Человек он был малоразговорчивый, какой-то инертный. Несколько фраз, которые он сказал, сводились только к одному: «Надо хорошенько помогать Юрию Владимировичу!» На прощание Черненко порекомендовал зайти сейчас же к его первому заму, Клавдию Михайловичу Боголюбову. Он даже позвонил ему по прямому телефону, хотя Боголюбов сидел через комнату от него, указав принять меня.

Боголюбов оказался внешне полной противоположностью Черненко. Это был живой, чуть полноватый человек, с наголо бритой загорелой головой. Он улыбался, предложил стандартный цековский чай с сушками. Сушки он грыз смачно, крепкими белыми зубами. Внешне и по напористой манере разговора он напоминал Хрущева. Клавдий Михайлович знал, что я еще не окончил академию и предстоит защита диссертации. В этой связи он перевел разговор на творчество, похвалился своими успехами на ниве теории оргпартработы и участием почти во всех книгах Политиздата по этой тематике. На прощание он подарил с дарственной авторской надписью только что вышедший из печати сборник статей об оргпартработе, где он был составителем и автором предисловия. В целом у меня осталось от посещения общего отдела впечатление, что ничего особенного в нем не происходит.

Между тем общий отдел, как я понял со временем, оказался главной пружиной в разветвленном механизме аппарата ЦК КПСС. Он был политическим подразделением наряду с секретариатом ЦК. Может быть, даже более влиятельным, чем секретариат. Внутри общего отдела существовал особо доверенный первый сектор. Именно в функции первого сектора входила адресовка и рассылка самых конфиденциальных документов партии. Вообще на каждом документе секретариата и политбюро с левой стороны, чуть дальше линии, по которой пробивает бумаги дырокол, вертикально стояла напечатанная мелким типографским шрифтом цитата из Ленина, в которой отец большевистской демократии приказывал сделать секретным и строго конфиденциальным любой партийный документ, строжайшим образом соблюдать конспирацию…

Находился первый сектор не в здании ЦК КПСС на Старой площади, а в Кремле. Те несколько окон под куполом с государственным флагом, видневшиеся за Кремлевской стеной с Красной площади, всю ночь ярко светились. В сталинские времена редкие ночные прохожие, пересекавшие площадь, глядя на эти окна, считали, что там работает сам вождь. За этими окнами действительно шла круглосуточная работа.

Именно там размещался первый сектор. Он занимался рассылкой по списку, даваемому каждый раз Константином Устиновичем, всех самых важных документов партии. В первый сектор они и возвращались с пометками и подчеркиваниями членов политбюро и секретарей ЦК, из которых столь опытный в интригах функционер, как Черненко, легко мог составить себе представление и о ходе мыслей адресатов, и об их настроении вообще. Результаты своего анализа Константин Устинович обязательно доносил Брежневу.

Вообще игра настроений у подчиненных привлекала большое внимание работников секретариатов, в том числе и секретариата Андропова. Когда кто-либо из посетителей Юрия Владимировича выходил из его кабинета, настроение и выражение лица точно фиксировались офицерами приемной, которые доносили об этом начальнику секретариата. Сам Пал Палыч, если посетитель затем заходил в его кабинет, также внимательно анализировал состояние души «подозреваемого». Он хитро ставил вопросы, выясняя по горячим следам отношение визитера к Юрию Владимировичу. Видимо, к вечеру, когда Юрий Владимирович передавал ему, уезжая, бумаги со своего стола, Лаптев информировал председателя о том, кто и с каким настроением уходил от главы КГБ.

Но вернемся к первому сектору. Под командованием бой-бабы лет пятидесяти, бывшей в молодости, видимо, писаной красавицей, Марии Васильевны Соколовой здесь трудилось в три смены несколько десятков женщин. Насколько я был осведомлен, во всем секторе был только один мужчина, Виктор Галкин, с которым вскорости мне пришлось познакомиться. Его обязанностью было объезжать членов политбюро по их служебным кабинетам и давать им на ознакомление в его присутствии столь секретные документы политбюро, что они писались только в одном экземпляре, причем некоторые — от руки, или с рукописными вставками самого важного в них или цифр. Такими были, например, бумаги о состоянии золотого запаса и валютных резервов страны, их движении, о важнейших оборонных исследованиях и испытаниях новейшего оружия. Всякий раз о выезде Галкина к нам с вопросом о том, будет ли Юрий Владимирович на месте, звонила по «кремлевке» Мария Васильевна. Минут через пятнадцать появлялся и сам спецкурьер первого сектора с тонкой кожаной папочкой на застежке-молнии. Если было холодное время года, он оставлял верхнюю одежду в моем шкафу, и мы вместе шли в приемную Юрия Владимировича.

Галкин терпеливо ждал в приемной в том случае, когда у Юрия Владимировича в момент его приезда проходило совещание или он с кем-то беседовал. Затем Галкин заходил один и минут через пять возвращался с плотно закрытой папкой. Я ни разу не видел, что за документы приносил из ЦК столь высокопоставленный курьер первого сектора. Андропов тоже никогда не комментировал их. Только однажды, по косвенным признакам, мне показалось, что в «совершенно секретной, особой важности, весьма срочной» бумаге речь шла о золоте и золотовалютном запасе страны.

В современном мире, а особенно в политике, получает преимущество тот, кто обладает наиболее полной информацией. Черненко, будучи сначала лишь техническим сотрудником Брежнева, постепенно стал его правой рукой и даже частью мозга. Именно Константин Устинович с санкции Леонида Ильича определял в конечном итоге, какую и в каком объеме информацию направят каждому конкретному секретарю ЦК или члену политбюро, кандидатам в члены политбюро. Он решал также, сколько и какой информации получат члены ЦК КПСС в центре и на местах. Черненко, будучи «альтер эго» Брежнева, абсолютно точно представлял себе отношение генсека к каждому из членов руководства партии. Верхушка всегда делилась на сторонников и скрытых противников Брежнева. Генсек сам и с помощью Черненко до последних дней абсолютно точно определял своей интуицией расклад всех сил.