Андреевский крест - Андрей Дай

— Ты как их понимать-то примастырился? Я слушал-слушал, лопочут что-то непонятное…

— Это только поначалу, Андрей, — мы уже успели познакомиться, так сказать, официально. Ну и на "ты" перейти, естественно. — Потом слова знакомыми начинают казаться. Я уже через неделю говорить начал. А понимать и того раньше.

— Талант, — улыбнулся я.

— Да ну, — отмахнулся Мундусов. — Мне знаешь что кажется? Будто бы говор ихний – это вроде как сильно испорченный наш, русский. Вроде как детки лопочут. Половину не выговаривают, другую коверкают. Те, с Урала – по своему. Другие, из княжеств – иначе. Но понять все равно можно.

— На черном корабле тоже всех понимал?

Он поморщился, и покачал ладонью – вроде как – более или менее.

Чтоб из рыбачьей деревеньки попасть в открытое море нужно обойти длинный, километров сорок, ряд мелких, заросших кустарником, островков и отмелей, прикрывающий мелководный залив от северных ветров. Да и по самому заливу корабли, превышающие размером и осадкой рыболовный баркас, должны плыть со всей возможной осторожностью. В сезон штормов, когда огромные валы воды легко перепрыгивают преграду, рельеф дна сильно меняется. Поэтому даже опытнейшие, много раз бывавшие в гостях у старого Вана, мореходы ставить все паруса не торопятся.

Шхуну, на которой Васька решился отправиться в путешествие на континент, перехватили сразу, как только ее шкипер утер пот и поверил, что все ловушки коварного залива остались позади. Черный корабль вальяжно вышел из-за кудрявых островков и, выстрелом из пушки, предложил спустить и те немногие паруса, что на торговце уже были подняты. Сам корвет шел под парами и от воли ветров не зависел.

— Кто это? — спросил алтаец у в один миг побледневшего хозяина шхуны, разглядев черный флаг и очень удивившись.

— Черный Дом Железных Людей, — выплюнул словно ругательство старый купец. — Псы. Объявили себя хозяевами западных морей. Сейчас станут плату за проход требовать…

— Так кто они такие, мать их за ногу? — так ничего и не поняв, вскричал я. — Пираты что ли?

— А хрен их знает, Андрей, — скривился Васька. — Тут у них все не просто. Они со шхуны только меня и еще одного парня сняли. А купца отпустили. Просто так. Дань не взяли. Так, поглумились немного. В зубы торговцу въехали. Сделали вид, будто бы раздумывают – а не сжечь ли им остановленное судно. А потом к нам на борт поднялся этот… Не знаю, кто он точно. Но остальные, даже капитан черных, его слушались. Вот он приплыл, ткнул пальцем в меня и в еще одного, а остальным велел валить.

— А лошадь твоя?

— Чего лошадь? Черные и Катуньку мою к себе свели. Я ж говорю – стати у нее, если с местными конями сравнивать, исключительные. Железные они там, или, бляха от ремня, деревянные по пояс, а не дураки же. Чего же они этакую красавицу от клячи какой-нибудь не отличат?

— А как она на берегу оказалась? Я своими глазами видел, как ты с корвета прыгал. А Катунь уже на берегу травку жевала в это время.

— А чего это ты меня пытать-то принялся, мил человек? — обиделся на мое недоверие Мундусов. — Подозреваешь в чем? Думаешь, это я черных на торговую факторию навел?

— А с чего мне так думать, Вась? — поднял я ладони. — Я эту твою факторию только в виде дров на берегу и видел.

— Она не моя, — пробурчал бывший пастух, и продолжил рассказ. — И мужик тот… Ну, который обеими кораблями Черного Дома командовал…

— Их что? Два? — вскинулся я.

— Два-два. Я видел два. А сколько их там, одному черту морскому ведомо. Так этот мужик…

Пришлось мне снова Васькину повесть тормозить и Леху на связь вызывать. Очень уж сердце тревожно сжалось. Как представил себе, что пока один факторию расстреливает, второй к Андреевскому тихонько крадется. А там Миха, Никитос и Егорка. Команда та еще, бляха от ремня. Слава Богу, если себе чего-нибудь не отстрелят, не то что уж от врага отобьются.

Брат меня успокоил. Сообщил, что наши уже с Апостола Андрея на Нож перебрались. Подкову уже пробовали включать, все работает штатно. Нашли отличную площадку на юго-западном от сопки полуострове. С моря ее, кстати, не видно вовсе. Как и им – моря. Сейчас заняты обустройством там лагеря.

Мичман, внимательно слушавший нашу с Васькой беседу, посоветовал Поцу приглядывать таки за берегом, и лагерь замаскировать. И никаких "пионерских" костров.

— Так вы сюда целой толпой явились? — удивился алтаец. — Чего делать собираетесь?

— Обустраиваться, — честно признался я. — Дома строить. Друзей сюда будем зазывать, землю пахать и торговлю с туземцами налаживать… Ты вот, кстати, сам-то чего им сказал? Как объяснил, откуда весь из себя красивый на их головы свалился?

— А я сам знал? — грустно улыбнулся Васька. — Как сам знал, так и им сказал. Так, мол, и так. Арка, вроде как, светящаяся была. Наверно я ее прошел. Утром просыпаюсь, а я на морском бережку, и пальмы вокруг головами машут… Ван сказал, что я, должно быть, с неба свалился. У них есть вроде какая-то легенда, что первых кхаланов с неба их богиня спустила. Чуть не целое племя сразу. Да и потом, старики говорили, будто им деды рассказывали: нет-нет, да появлялись какие-то странные люди на том островке. Туда ведь из местных и не суется никто. Там у кхаланов вроде храма. Они весной, когда день и ночь равны, туда толпами съезжаются и песни поют.

Тут мне стало смешно. На фантазию тоже никогда не жаловался, а тут будто наяву увидел озадаченные рожи степных кочевников, которые приперлись весной на Андреевский, а золотой бабы там нет. Ну, ребята. Я может и не Эйнштейн ни разу, но о том, что дикари статуе той приезжают молиться, сразу догадался. Васька, если бы у Подковы задержался, а не сразу на пляж убрел, тоже бы богиню увидел. Но раз мимо глаз она ему попала, значит так тому и быть.

Алтаец этот и так слишком много знал. А уж время пока он в плену у черных был – и вовсе темный лес. Явно же что-то не договаривал. Что-то скрыть и от меня и от рыбаков туземных Васька пытался. Спрашиваю его – как, мол, лошадь на берегу вперед тебя оказалась? Он плечами пожимает и глаза прячет. Хто их, басурман, говорит, знает. Может катались на кровиночке всю ночь вокруг фактории.

Интересуюсь – за что черные торговый острожек разрушили и человека у себя на корабле за какие такие грехи расстреляли? Снова темнит. Говорит, будто бы фактория конкурентам этому Черному Дому принадлежала. А почему сами корабли не посылают, чтоб с рыбаками и китобоями местными торговать – глупые потому что наверное. Нормально, нет? Специально что ли дурачком прикидывался? Где-то умный, аж страшно. А где-то – дебил дебилом.

Матроса того, с которым вместе их со шхуны сняли, всю ночь допрашивал этот странный мужик. Тут Васька типа опять затупил. Проговорился, что допрос прямо за тонкой дощатой стеночкой велся, но, будто бы – так они быстро на ненашем языке болтали, что Мундусов и половины не понял. О чем же его самого странный незнакомец выспрашивал, пастух наоборот рассказывал охотно. Кто таков, мол. Куда плыть собирался и откуда такая лошадь? Так тут никакого секрета и нет. "Гагарин" наш с готовностью все выложил.

Вот скажите: так бывает? Если ты слова знаешь, если почти месяц до этого с аборигенами чуть ли не в десна целовался, о философии и религии с ними беседы вел, то значит – язык ты понимаешь. О чем за стенкой два чувака базарят по-любому должен вкурить. И о том, что тайну своего явления в этом мире кому попало не стоит выкладывать – тоже.

А этот – в отказ. Не понял, говорит. Что такого, типа? Мужик будто бы и не удивился даже рассказу о разноцветной арке на священном для кхаланов островке. Балбес, бляха от ремня! Не был бы этот тип, как переводчик нужен – ей-богу тихонечко бы шлепнул его пока Леха не видит, и хрен бы кто нашел. А к весне его бы мураши съели, переварили и забыли.

— Чего твой Ван дальше делать собирается? В засаде там… — я махнул рукой в сторону оставшегося с другой стороны зарослей редута, — может и суровые воины, но втроем они отряд Черного Дома не остановят.

— Насущный вопрос, — прогудел вдруг оказавшийся совсем рядом мичман. — Десант уже сейчас наверняка по дороге в эту сторону топает.

— Его и спросите, — огрызнулся алтаец. — На меня-то чего навалились?

— А чудно нам, Василий, — опередив меня, начал давить Леха. Я не торопился вмешиваться. В братову тельняшку таких, как Мундусов четверо легко поместится. И вся эта человеческая гора из мышц состоит. Так что есть чем над тщедушным пастухом нависать. — И странно. Удивляемся мы. Неправду какую-то чуем.

— Так а я…

— Так а ты, братишка, единственный в этом диком лесу, кто на одном с нами языке говорит, и кто на все вопросы ответить может. И первый мой вопрос будет таким: почему они деревню свою бросили, в лесу посиделки у костра устроили, и воевать с пришлыми не собираются? А во-вторых, открой ка нам глаза, мужичок, за какие красивые глаза нас с Андрюхой прямиком к самому секретному месту допустили, а знакомиться не торопятся? Есть у нас такое подозрение, что очень тут кому-то наши винтовки понравились. И хочет этот кто-то по-легкому их с наших тел холодных поиметь. Только уж ты-то должен понимать, что просто так мы свое не отдадим. Невосполнимые потери я гарантирую. Вот и колись по-хорошему, пока не стал первой жертвой… этого недоразумения!