Planescape: Torment: "Пытка Вечностью" - Рисс Хесс

 Или то был вечный ветер...

 В ту самую секунду, когда Бессмертный достиг зала, где последние секунды ждал Фарод свой бронзовый шар, Глайв уже наслаждался свободой. Он шел по Улью, пиная камни по мостовой, привыкая к своему старому мягкому телу, дыша и осязая мир вокруг себя. Мир, этот смрад Улья, вонь бандитов, вопли торговцев, просящие беззубые ухмылки нищих, нагота проституток — то, по чему он никак не мог соскучиться и то, чем он никак не мог насладиться. Безумные, ударяющие в мозг запахи пронимали его насквозь, его былая каменная еще немного походка ушла, движения снова набирали размах и уверенность. Счастье обрел Глайв в Улье, счастье быть живым. Он устал от смерти. И даже камень, ненавистный и единственный пока друг камень, слушался его и прорастал мхом и корневищами на пути его, чтобы не отступить и не сбить с пути его.

 — АГА,— взревел Фарод и, опираясь на здоровенную палку, проковылял навстречу очень долгожданным гостям. — Труп пришел! Чем порадуешь старого Фарода? Ты принес его?!

 — Не будь обстоятельства столь неблагосклонны к тебе, Фарод, его бы принесли... — Фарод увидел бронзовый шар, и только шар теперь занимал его внимание. Очень бережно он вынул его у меня из рук и, дрожа всем телом, пошел к своему трону. Он дошел... Очень медленно опустился в кресло и очень долго смотрел на шар, гладил его заскорузлыми пальцами и, когда он начал бормотать какие-то слова, Морти рванулся навстречу ему — ожидал, видимо какого-то подвоха.

 Но никакого заклинания не последовало. Фарод просто поднял голову и улыбнулся. Жалкой стариковской улыбкой.

 — Давно, давно надо было взглянуть на себя... Каким старым я стал! — Фарод положил шар себе на колени и вновь посмотрел на себя. — Игра стоит свеч, да, труп? Игра всегда стоит свеч...

 — Отлично, Фарод, — проговорил я сквозь зубы и сделал шаг вперед, злясь на беспомощность Фарода. Старик снова смотрел на свою добычу и не заметил, как я подошел почти вплотную. — Как насчет нашего уговора?

 — Да, да... — нетерпеливо отозвался тот. — Я отвечу на все твои вопросы. На все важные, — он погладил шар. — Очень важные вопросы.

 — Тогда первый из них — что ты знаешь обо мне? И почему именно твое имя написано у меня на спине?

 — А ты отложи подальше свою дубину, труп, пожалуйста. А то ведь тебе захочется размозжить мне голову, если то, что я скажу, тебе не понравится. Уж поверь мне, так оно и будет, — Фарод ухмыльнулся. — Меня то, хоть я еще жив, уже мало что заботит, а вот ты, хоть уже давно мертв, вполне способен сотворить какую - нибудь глупость. — Он поднял руки. — Все, сам понимаешь, для твоего же блага.

 — Фарод! — твердо сказал я. — Я буду держать себя в руках. Или меня удержит Дак'кон.

 — Итак, значит тебя заботит "правда", — просмаковал он непривычное слово. — Правда о тебе из самых ненадежных уст во всем Сигиле. Ну что же, немного правды ты от меня уже получил... Я действительно знаю о тебе немного. Но, — он поманил меня пальцем, и я нагнулся к нему, отложив в сторону молот. — Ты, приятель, все время играешь на том, что ты уже мертв. Однажды, точно как два дня назад ты пришел ко мне, — тот снова хихикнул. — А будет точнее сказать, ворвался в Зал Дурного Ветра — там я раньше, хе-хе, ютился... Ворвался и сказал слуге, что просишь об аудиенции! — Фарод даже немного выпрямился. — Да- да! Об аудиенции, словно у какого- нибудь короля! Ну польстил старику, хе-хе,— Фарод снова радостно усмехнулся и начал всматриваться в шар. Мгновение спустя он холодно продолжил. — Ты вообще всегда знал нужные слова. Ты вел речь, словно благородный Законник, урожденный и великий. А старик развесил уши...

 — Так ведь ты же и был королем, Фарод? Когда-то.

 — Когда-то! То-то и оно, что Когда-то. Титулы, они что песок сквозь пальцы. И я остался ни с чем. — Он немного помолчал. — Кстати, об этом, я думаю, ты тоже знал... Так вот, ты сказал: «О великий Король Сборщиков, — обратился ты ко мне. — Я пришел к тебе засвидетельствовать свое почтение и просить тебя о благодеянии». Ты меня удивил, признаюсь. О чем мог ты — тогда почти всесильный герой, чье имя было на устах у всех, просить меня, слабейшего и гнуснейшего — а таким я и был в твоих глазах — из королей. О чем?!

 — А вот о чем! — продолжал он, мерно покачиваясь и не сводя глаз с бронзового шара. — О милости. «Чтобы если бы твои сборщики нашли мое тело, они бы спрятали его в безопасном месте. Я не прошу ни о чем большем». Все довольно просто.

 С той секунды, как старик произнес слово «благодеяние» почему не просто «услуга»? — я чувствовал запах крови и тлена, которым разило от воспоминаний Фарода...

 — Все даже слишком просто! Тебе-то с этого какая выгода?

 — Тебе ли не знать, труп, что с мертвого взятки гладки. Да и пообещать можно что угодно. Странно, что ты не ожидал такого от МЕНЯ!

 — И даже если взятки тысячу раз гладки, должна быть какая-то цель у самой сделки. Ты же торговец, Фарод? Разве нет?

 — Пожалуй, — и лицо Фарода побагровело от гнева. — КОНЕЧНО, после того, как ты, тварь, собственными руками задушил, зарезал, избил до смерти почти половину моих людей, я готов был пообещать тебе сами МИРЫ, чтобы только убрать тебя со своей дороги. А тут ты врываешься в мой ДОМ, в мою ОБИТЕЛЬ и требуешь! Да, требуешь от меня БЛАГОДЕЯНИЯ!— Фарод ударил своей палкой по подлокотнику кресла и неожиданно успокоился. — Конечно, я согласился...

 Я не вправе был испытывать угрызения совести. Не я врывался к Фароду в дом, не я убивал его людей, но и то и другое было во мне, я вспомнил это, и как только Фарод произнес это вслух, я раскрыл и эту частичку своего прошлого. Вполне ли я был искренен, когда попросил прощения у Фарода? Думаю, нет.

 Фарод же был вполне искренен:

 — Не за что,— сказал он, — В конце концов, Служители Праха платят за всех покойников одинаково. А большинство из них мне удалось перепродать по нескольку раз, — старый стервятник ухмыльнулся и прикрыл глаза белесой пленкой век.

 — Значит, ты меня боялся? И именно поэтому сразу согласился на мое предложение?

 — Не только поэтому, труп. Ты знал кое- что обо мне... кое- что, что как мне казалось, известно лишь мне... Ты уже тогда знал, что я больше всего хотел добыть, ты сам сказал мне об этом, вгляделся в лицо, затем недобро засмеялся, — Фарод посмотрел на меня исподлобья, словно говоря: «Вот чего я тогда боялся — твоего смеха».— И сказал — Бронзовый шар— и все прочее, что я не хочу говорить снова. Ты напугал старика до полусмерти — он- то думал, что все постиг и все проник, ан вон оно как. И признаться, когда я нашел тебя дохлым и стало понятно, что шара мне не видать, я даже обрадовался.