Свет в океане - М. Стедман

Солнце с трудом пробивалось сквозь тучи на горизонте и дождь, который шел где-то вдалеке. Люси сидела на плечах у Тома, радуясь своему «высокому» положению.

– Туда! – закричала она, показывая пальчиком налево. Том послушно повернул и понес ее к низине. Одна из коз сбежала из огороженного для пастбища загона, и Люси настояла, чтобы ее тоже взяли на поиски.

В бухточке козы не было. Что ж, далеко она не могла уйти.

– Поищем в другом месте, – предложил Том и, вернувшись обратно на поле, спросил: – Куда теперь, Лулу? Выбирай!

– Теперь туда! – показала она на противоположную сторону острова, и они двинулись в путь.

– А какие ты знаешь слова, которые похожи на слово «коза»?

– Стрекоза!

– Верно. А еще?

– Слеза? – предложила девочка.

Том засмеялся.

– А что бывает, когда набегают тучи?

– Дождь.

– Правильно. А что еще, только похоже на слово «коза»? Начинается на букву «Г».

– Гроза! – Он пощекотал ей животик. – «Гроза», «слеза», «коза»… Кстати… Посмотри-ка, Люси, вон туда, возле пляжа.

– Вон она! Бежим, папа!

– Нет, зайчонок. Мы же не хотим ее испугать. Мы подойдем потихоньку.

Отвлекшись на Люси, Том не сразу сообразил, где теперь пасется коза.

– Слезай, малышка. – Он снял Люси с плеч и опустил на траву. – Будь хорошей девочкой и подожди меня здесь, пока я приведу Флосси. Я привяжу ей веревку на шею, и она смирно пойдет за нами.

– Хорошо, Флосси. Пойдем, не упрямься. – Коза подняла голову и отпрыгнула. – Ну же, стой смирно! – Том поймал ее и привязал веревку. – Вот так, хорошо. Лулу… – Обернувшись, он почувствовал, как по спине пробежали мурашки, и тут же понял почему. Люси сидела на небольшом бугорке, где трава росла гуще, чем вокруг. Обычно он старался избегать этой части острова, которая казалась ему мрачной, каким бы солнечным ни выдался день.

– Смотри, папа, я нашла где посидеть! – с гордостью сообщила Люси.

– Люси, немедленно встань! – закричал он, не сдержавшись.

Личико Люси скривилось, из глаз брызнули слезы, и она разревелась – на нее никогда раньше не кричали.

Том подбежал к ней и подхватил на руки.

– Прости меня, Люси, я не хотел тебя испугать, – успокаивающе произнес он, стыдясь своей несдержанности. Все еще нервничая, он отошел на несколько шагов в сторону. – Это плохое место, чтобы сидеть, малышка.

– А почему? – не успокаивалась она. – Это мое место! Оно волшебное.

– Просто… – Он положил ее головку на сгиб руки и повторил, целуя в макушку: – Просто это плохое место, чтобы сидеть, моя радость.

– Я плохая? – поинтересовалась Люси, явно сбитая с толку.

– Нет, не плохая. Все хорошо. – Он поцеловал ее в щеку и убрал наверх прядь волос, упавшую ей на глаза.

Но впервые за все эти годы он вдруг отчетливо ощутил, что те же самые руки, что держат сейчас Люси, опускали в могилу тело ее отца. Закрыв глаза, он припомнил, как это было, и ему показалось, что Люси весит гораздо больше, чем то мертвое тело.

Он почувствовал, что Люси теребит его за щеку.

– Папа, посмотри на меня! – попросила она.

Он открыл глаза, посмотрел на нее и, сделав глубокий вдох, произнес:

– Пора отвести Флосси домой. Ты возьмешь веревку?

Девочка кивнула, и он, намотав веревку ей на руку, посадил Люси на бедро и зашагал вверх по холму.

Тем же вечером Люси, прежде чем залезть в кресло, обернулась к Тому:

– Это хорошее место, чтобы сидеть, папа?

Он чинил дверную ручку и ответил, не отрываясь от работы:

– Да, это хорошее место, Лулу.

Когда вошедшая Изабель хотела сесть рядом с ней, Люси закричала:

– Нет, мама, не садись! Это плохое место, чтобы сидеть!

Изабель засмеялась:

– Но я всегда здесь сижу, милая. Это очень удобное место.

– Это плохое место. Папа, скажи!

– О чем это она, папа?

– Я потом тебе расскажу, – пообещал он и взял отвертку, надеясь, что Изабель забудет.

Но она не забыла.

Уложив Люси в кроватку, Изабель снова спросила:

– Что это за странные разговоры насчет места, где сидеть? Она снова разволновалась, когда я села на кровать рассказать сказку на ночь. Сказала, что ты очень рассердишься.

– Она просто придумала такую игру. Завтра наверняка все забудет.

Но Люси вызвала к жизни призрак Фрэнка Ронфельдта, и теперь его лицо неизменно возникало перед глазами Тома, стоило ему посмотреть в сторону могил.

«Пока ты сам не станешь отцом…» Он много думал о матери Люси, но только сейчас в полной мере осознал, какое святотатство совершил по отношению к ее отцу. Из-за Тома никакой пастор или священник не мог отслужить подобающую службу по усопшему, и даже память о нем не сохранится в сердце Люси, а любой отец имел право хотя бы на это. Всего лишь мгновение и несколько футов земли отделяли Люси от Ронфельдта и всех поколений ее предков. Том похолодел при мысли, что мог стать убийцей родственников человека, который дал жизнь Люси. А исключать такого было нельзя. И неожиданно из закоулков сознания всплыли осуждающие лица убитых им на войне врагов, которые он так старательно пытался похоронить в глубинах своей памяти.

На следующее утро, когда Изабель и Люси отправились в курятник за яйцами, Том решил прибраться в гостиной, собрать карандаши Люси в оловянную коробку из-под печенья и сложить в стопку разбросанные книги. Среди них он обнаружил Псалтырь, который Ральф подарил Люси на крещение, и Изабель часто читала ей оттуда выдержки. Том полистал тонкие страницы, украшенные по углам золотым тиснением, и наткнулся на псалом 36. «Не ревнуй злодеям, не завидуй делающим беззаконие, ибо они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, увянут».

В дверях показалась Изабель и устроившаяся у нее на закорках Люси – обе чему-то весело смеялись.

– Вот это чистота! Неужели у нас побывали эльфы? – спросила Изабель.

Том захлопнул книгу и положил сверху стопки.

– Решил помочь навести порядок, – пояснил он.

Через несколько недель сентябрьским днем Ральф и Том, закончив разгрузку, присели отдохнуть у сарая. Блюи был на катере и чинил заедавшую якорную цепь, а Изабель с Люси пекли на кухне имбирные пряники.

Мужчины устали и потягивали пиво, глядя на первые робкие лучи весеннего солнца.

Том уже давно решил поговорить с Ральфом и заранее продумал, как выйти на нужную ему тему. Откашлявшись, он спросил:

– Ты когда-нибудь… поступал плохо, Ральф?

Старик бросил на Тома удивленный взгляд:

– Это еще что за вопрос, черт возьми?

Несмотря на подготовку, Том с трудом подбирал слова и говорил запинаясь.

– Я имею в виду… в общем… что ты делаешь, если поступил неправильно? Как исправляешь ошибку? – Том не сводил глаз с черного лебедя на этикетке бутылки и старался не выдавать волнения. – Если она серьезная?

Ральф отхлебнул пива и медленно кивнул, глядя на траву:

– Ты о чем-то конкретном? Решай сам: я не из тех, кто любит совать нос в чужие дела.

Том сидел, не шевелясь и представляя, какое испытает облегчение, если расскажет правду о Люси.

– У меня умер отец, и его смерть заставила задуматься, что я сделал неправильного в жизни и как это исправить. – Том уже собирался продолжить, но тут перед глазами возникла картина, как Изабель обмывала тельце мертворожденного сына, и он замялся. – Я даже не знаю их имен… – Том сам удивился, как быстро услужливая память подсказала ему выход, заменив одну вину другой.

– Имен кого?

Том помолчал, будто в последний раз взвешивая, стоит ли нырнуть с крутого обрыва, и сделал глоток пива.

– Людей, которых я убил. – Слова прозвучали тяжело и веско.

– Это война. Там или убиваешь сам, или убьют тебя, – рассудительно отозвался Ральф.

– Чем больше проходит времени, тем безумнее кажется все, что я делал. – Том начал задыхаться, физически ощущая себя в западне и чувствуя, как безжалостно сжимаются тиски мучивших его годами мыслей, наполненных виной и раскаянием.

Ральф не шевелился, ожидая продолжения. Том, охваченный дрожью, резко к нему повернулся:

– Господи Боже! Я просто хочу поступить правильно, Ральф! Скажи мне, правильно – это как? Я больше так не выдержу! – Он всхлипнул и с яростью грохнул бутылкой о землю. Та угодила в камень и разлетелась на мелкие осколки.

Ральф обнял его за плечо:

– Ну-ну, успокойся! Я пожил на этом свете куда больше тебя и видел всякое. Добро и зло иногда так переплетены вместе, что похожи на клубок змей, отделить которые друг от друга возможно, только убив всех, но может быть уже слишком поздно.

Ральф помолчал, не сводя с Тома глаз.

– Вопрос в том, есть ли смысл ворошить прошлое. Время нельзя повернуть вспять. – Фраза, произнесенная нейтральным тоном и не содержавшая ни оценки, ни осуждения, все равно больно кольнула Тома в самое сердце. – Господи, да самый верный способ заставить парня свихнуться – это позволить ему вечно переделывать сделанное.

Ральф потер палец.

– Будь у меня сын, я бы гордился, окажись он хоть наполовину таким, как ты. Ты хороший человек, Том. И счастливый, с такой женой и дочкой. Думай только о том, как сделать их жизнь лучше. Парень на небесах дал тебе второй шанс, и я думаю, что ему не так важно, что ты сделал или не сделал раньше. Живи настоящим. Исправь то, что сегодня еще можно исправить, и оставь остальное в прошлом. И пусть об этом болит голова у ангелов, дьяволов или кого там еще, кто за это отвечает.