Не прощай мне измену - Анна Май

Глава 30. Поворот судьбы

Я уже говорила, что плохая актриса? С тех пор ничего не изменилось. На волне паники от внезапной встречи мне никак не удаётся скрыть досаду и разочарование. Боречка сделал всё, чтобы работа с “Лирой” не пострадала от моего отсутствия, но, видимо, для господина Сизова это принципиальный вопрос. Иначе зачем он здесь? Вторая серия “отпустите его”? Так мы с Тимом не вместе, об этом весь “Визуал” гудел, наверняка дошло и до Алёны. Хорошо, что бюро сидит в отдельном офисе - раз в пять меньше сочувствующих взглядов, и сплетни доходят с таким опозданием, что можно не реагировать. Горло пересыхает, отступаю, освобождая пространство для побега. Мозг на ура генерирует вполне правдоподобные предлоги, почему именно сейчас я никак не могу уделить внимание отцу Алёны, но в слова не оформляется ни один. Пару раз открываю рот - тщетно. Сжимаю ключ от машины в ладони и уже всерьёз подумываю слинять без объяснений. Если допустить, что Сизов не в курсе ситуации, то он решит, что я не в себе. Ну и чёрт с ним, может, ослабит напор. А если в курсе, то моё нежелание общаться вполне объяснимо. Но Вячеслав Игоревич удивляет. Почесав бороду тыльной стороной ладони, он улыбается: - Вы спешите? Неопределённо киваю. - Хорошо, тогда буду краток и не займу много вашего времени, - видит, что аргумент не работает и добавляет, - Я приехал не уговаривать работать со мной, Сима, у меня к вам другой разговор. Не дольше, чем выпить чашку эспрессо. Пойдёмте-пойдёмте. И направляется к арке во двор, вынуждая следовать за ним. Садимся за столик на летней террасе кафе. Конец апреля. Стены фабрики отсекают городской шум, слышно только пение птиц и шелест цветущих деревьев. Моё любимое время, когда вдохновение приходится вычерпывать вёдрами, чтобы лодочка Сима не потонула в работе. Правда, не в этом году. Сизов заказывает эспрессо, предлагая мне тоже выбрать что-то попить. Соглашаюсь на воду с лаймом, чтобы было чем занять руки, а то вечно на нервах рву салфетки. Кстати, надо отодвинуть их подальше, чувствую, соблазн будет слишком велик. Отец Алёны не торопится начинать, рассматривая белый лепесток абрикоса, который принесло к нам на стол, а потом кладёт свою ладонь мне на руку и проникновенно произносит: - Сима, вы красивая… и очень талантливая женщина… Я, конечно, ожидала всего, но это вообще ни в какие ворота. Вырывая руку, вкакиваю со стула и спиной сбиваю официанта, который так “вовремя” подоспел с подносом. Чашка со стаканом летят на дощатый пол, содержимое выплёскивается перепуганному парню на фартук. Странно, что не на меня. Пахнет кофе. И лаймом. Рвано дышу от возмущения: - Вы не по адресу. Всего наилучшего. Сизов вскакивает за мной и, преграждая путь на выход, пытается объяснить: - Сима, вы, видимо, неправильно меня поняли… Рефлекторно стираю его прикосновение с ладони другой рукой. Он замечает жест: - Извините за фамильярность. Не уходите, выслушайте до конца. Прошу вас. Кажется, что он нервничает не меньше меня. Остаюсь. Сизов просит повторить заказ. - Не с того я начал, но, поверьте, не так легко говорить о том, что произошло между моей дочерью и вашим мужем. - Их я тоже не буду с вами обсуждать. - Да-да, это не предмет разговора, но имеет к нему прямое отношение. И раз уж речь зашла о…, - отворачивается и глубоко вздыхает, - Я не оправдываю Алёну. Она взрослая женщина и давно уже живёт свим умом. Однако, как отец, чувствую ответственность. Что-то где-то упустил, слишком баловал… По сути, моя дочь неплохой человек и тоже тяжело переживает… Возмущение разгорается с новой силой. Тоже? Тяжело? Сердце частит, голова кружится. Я не умею конфликтовать, мне становится физически нехорошо. Большинство ссор в моей жизни происходили только у меня в голове. Вот и сейчас слова скопились в груди и горле, но высказать не могу. Крупными глотками пью воду и слишком громко ставлю стакан на стол. Звук обрывает Сизова на полуслове. - Вячеслав Игоревич, чего вы от меня хотите? Вряд ли пришли за сочувствием Алёне Вячеславовне? Сизов складывает руки в замок, выпрямляет плечи и смотрит прямо. - Верно, я не за этим. Сима, вы красивая, умная и очень талантливая женщина. У меня есть к вам предложение… Скрещиваю руки на груди и откидываюсь на спинку стула. - Я навёл справки, вы подали заявки на несколько грантов в сфере дизайна и фотографии. Это так? - Да, - осторожно киваю. Все базы стипендий и грантов лежат в общем доступе, и если задаться целью, то эту информацию найти нетрудно. - Один из них в Португалию? Снова киваю. - То есть вы хотите покинуть страну? - Смысл не в этом, но такой возможности не исключаю. - Что ж, - говорит, будто что-то решая, - Португалию я предложить не смогу, но если вы захотите рассмотреть Берлин, то я обеспечу вам грант Берлинского университета искусств. На факультет дизайна, они готовят большой социальный проект. Вы же знаете немецкий? - не вопрос, а утверждение. У меня на страничке висит микроинтервью с какого-то международного конкурса, где я весьма посредственно вещаю на языке Гёте и Шиллера. - Это предложение от “Лиры”? - Нет, лично от меня, - прищурившись смотрит поверх чашки. - А вам зачем это нужно? Переводит взгляд во двор и говорит: - Можете считать это моим извинением за дочь… - поворачивается, - а можете воспринимать как возможность, поворот судьбы, который изменит вашу жизнь. Поворот судьбы… Когда на девичнике количество пустых бутылок стало равно числу присутствующих девчонок, мы с Ладой уползли на “чердак”, забрав с собой лестницу. И там, под Twenty One Pilots и звуки изнасилования ханга состоялся мой первый разговор об измене мужа. Даже скорее обо мне. О Тиме Лада не сказала ни слова. - А ты не думала, что это у вас не финал? - под конец спрашивает Лада. Переворачиваюсь на живот и утыкаюсь лицом в подушку. Неопределённо мычу, потому что думала. И мне всё ещё страшно узнать ответ на этот вопрос. Потому игнорирую предложения мужа о встрече. Даже если он хочет всё объяснить. Дальше что? Любой наш контакт потребует принятия решений, а у меня с этим пока туго. Кладу вторую подушку на голову. Лада не стала допытываться, она любит задавать вопросы, ответы на которые больше нужны тебе самой, нежели ей. Вместо этого она рассматривает карту Европы, которую я прикрепила на стенку поближе к изголовью ложа. Перед сном рассматриваю её в свете ночника и прислушиваюсь к тому, что мне говорят страны. Германия, кстати, тоже в числе тех, что были бы рады моему обществу, вместе с Данией и Португалией. - Ну послушай, - легонько пихает в бок, - ты сейчас можешь не оглядываться ни на кого, делать то, что раньше не делала. Готовить только то, что ты любишь, полететь, куда хочешь… - Лад, - выныриваю из подушечного укрытия, - в кулинарии процветает дискриминация одиночек. До чёрта блюд, где в рецепте три яйца. Пополам не делятся, а на одного - слишком большая порция. - Скажешь тоже, проблема! Зови меня, - Лада любит мои гастрономические извращения, деликатно называя их экспериментами. - А как насчёт полететь? Боречка отпустит тебя снова в один отпуск? Боречка отпустит. Уже отпустил. После нашего “свидания” с Тимом в башне, я поехала прямиком к Борису Марковичу и попыталась объяснить, почему я не стану работать с “Лирой”, и почему мне нужен ещё один отпуск. Подольше. Без сохранения. Возможно, в один конец. О последнем он даже думать не разрешил, но дал мне полгода. Тогда-то я и раскидала заявки на грантов, один из которых в Португалии. Результаты по самому близкому из них будут только в июне, это почти два месяца ждать. Надо как-то продержаться. И вот теперь… Берлин. Сизов одним глотком допивает эспрессо. - Подумайте Сима. Как бы сейчас ни казалось обратным, у вас впереди прекрасная жизнь. Воспользуйтесь этой возможностью, - кладёт свою визитку ровно посередине стола, потом чуть сдвигает пальцами в мою сторону и, не прощаясь, покидает террасу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍