Убийца ищет убийцу - Владимир Безымянный

Ситуация была редкая для него — ему, пожалуй, ни разу в жизни не приходилось доказывать свое алиби… Да еще перед киллером, профессиональным убийцей… Прямо-таки — дурдом какой-то!..

— Иван! Я тебе клянусь… — начал он, и тут же оборвал, понимая, что говорит не то. — Я совсем ничего не понимаю…

— Товарищ генерал! — запищал в его ухе голос Герасимова. — Неопознанная женщина, фрагменты тела которой нашли после взрыва на восемнадцатом этаже… Там была его квартира. Это точно. Женщина! Шерше ля фам! Понимаешь, Никитин? Жен-щи-на…

Герасимов был возбужден собственной догадкой и не мог поэтому связно ее изложить, но Никитин и так его понял прекрасно…

— Можешь, конечно, мне не верить, — сказал он Ивану, — но я к этому взрыву не имею никакого отношения. Мало того — я сам голову сломал, вычисляя, чья это работа. Бульба, которого ты сжег, двоих своих осведомителей прирезал, допытываясь, кто высотку взорвал. Все равно — ни одна блядь не созналась.

— Никитин! Он наверняка растеряется, как только тебе поверит. Его брать можно будет голыми руками. Группа готова. Если ты дашь разрешение, скажи — «да». Это будет сигналом к началу атаки.

Никитину очень хотелось наорать на своего заместителя-аналитика, который совался не в свои дела, но он сдержался…

Волчьим чутьем старого оперативника он «унюхал» возможность выйти на Крестного. Он не понимал, откуда у него взялась эта идея, почему именно старый знакомый Крестов всплыл в его памяти, едва только Герасимов произнес слово «женщина».

Как и многое в его жизни, это было что-то исключительно интуитивное, чего Никитин понять не мог, но во что искренне поверил сразу же. Словно сам видел, как Крестов взрывал эту бомбу… Словно рядом стоял. Это была уверенность очевидца…

В конце концов, у него есть аналитик, который найдет аргументы чему угодно, если только такие аргументы действительно существуют… Поэтому ни о каком захвате сейчас не может быть речи. Иначе Крестов вообще будет для него потерян навсегда…

— Рассказывай! — неожиданно сказал Никитин, обращаясь к Ивану. — Нас кто-то водит за нос. И тебя, и меня. Стравливает нас друг с другом… Давай, рассказывай! Не стесняйся…

Иван растерялся…

Рассказывать? О чем рассказывать? О том, как он впервые после Чечни вновь захотел жить, а потом его желание снова убили…

И кому рассказывать? Этому прожженному менту? Который ненавидит его и рад пристрелить, но не делает этого только потому, что Иван зачем-то ему нужен. Нужен для того, чтобы убить кого-то другого?..

Стоит ли рассказывать? Не лучше ли продырявить ему лоб, а потом вылезти из машины и с удовольствием почувствовать, как в грудь, в спину, в ноги, в голову впивается свинец? Как боль острой вспышкой вырывает его сознание из тела и прекращает его мучения…

Никитин почувствовал, что Иван сомневается в чем-то. Он имел полное право сомневаться. Никитин был его откровенным врагом и отдавал себе в этом полный отчет… И если предлагал ему какую-то помощь сейчас, то только потому, что хотел остаться в живых, и не менее важная причина, хотел добраться, наконец, до Крестова.

— Кто-то это сделал, Иван, — сказал Никитин торопливо, пытаясь перетянуть на себя ситуацию. — И я могу предположить, кто это…

— Кто? — эхом отозвался Иван.

— Нет. Пойми меня правильно… — заюлил Никитин, уже продумавший план отступления или, сказать вернее, своего освобождения из рук Ивана. — Я не смогу тебе доказать того, в чем я уверен. Я назову тебе имя, но ты мне, возможно, не поверишь. Я — не мастер выстраивать обвинительные приговоры, я — практик. Я — не юрист-крючкотвор, я — оперативник. Мне гораздо проще найти преступника…

Тут Никитин осекся и взглянул на Ивана, но тот никак не прореагировал на это слово.

— … чем доказать его виновность.

— Кто? — повторил Иван с тупым упрямством.

— Повторяю — нет! — настаивал на своем Никитин. — Сделаем так. У меня есть специалист по распутыванию сложных клубочков. У него всегда все аргументированно. Я тебя убедить не смогу. У меня нет ничего, кроме догадки. Я даже не знаю, кого убили в этом здании, на восемнадцатом этаже. Вернее — о ком ты говоришь… Я только догадываюсь, кто это сделал…

— Кто? — в третий раз повторил Иван.

— Вот Гена Герасимов тебе и расскажет — кто?.. только сначала ты ему расскажешь кое-что, чтобы он мог понять, кто в твоей беде виноват… Согласен?…

Иван молчал. Он уже не понимал, что с ним происходит, и почему он сидит с ментом в машине и обсуждает — кто убил Надю…

«Кто?» — спросил он сам себя и понял, что очень хочет найти ответ на этот вопрос. Пусть с помощью ментов. Ему уже все равно. Хоть с помощью черта лысого… Но он узнает — кто это сделал. И убьет этого человека. Обязательно — убьет…

Никитин понял, что Иван согласен. И облегченно вздохнул. Его жизнь, похоже, была вне опасности. Ему смертельно захотелось коньяку.

— Ты все слышал, Гена? — спросил он, глядя в окно. — Пересказывать еще раз не надо?

Что отвечал генералу Герасимов, Ивану слышно не было, но что он мог ответить. Только — «Так точно, товарищ генерал!»

— Вот и отлично, — сказал генерал Никитин после небольшой паузы. — Ты уже понял, что делать?.. Ну, даже если и понял, я сам приказ сформулирую. Ты, давай — без обиды. Это только, чтобы накладок не было. Сейчас ты, Гена, подойдешь к машине. Один. Без оружия. Руки можешь не поднимать… А, Вань?…

Никитин оглянулся на Ивана. Тот молчал.

— Иван согласен, — сказал Никитин. — Не поднимай. Не хрен народ вокруг нас собирать… Сядешь вперед слева. Там правда, Быковец запачкал немного, этакий неаккуратный мужик был… Ну, да это — мелочь… Дверку не рви со всей дури. Иван резких движений не любит. Все! Придешь — тогда побеседуем… 

Глава девятнадцатая

Секунд через тридцать после того, как Никитин сказал последнее слово Герасимову, левая дверка впереди открылась, и в машину сел он сам, почему-то поглядывающий на генерала смущенно.

— Ты чего мнешься? — спросил его Никитин. — Что там у вас стряслось?

— Коробов… — пробормотал Герасимов.

— Отставить! — тут же рявкнул Никитин. — Всем оставаться на своих местах. Капитан Коробов от командования «Белой стрелой» временно отстранен… Коробов, сука! Только пальцем шевельни! Сам расстреляю за нарушение боевого приказа!

И уже обращаясь к Герасимову:

— Что там?

— Коробок решил захват производить. Под свою ответственность, — Герасимов усмехнулся. — Вы же знаете, он любит своей головой отвечать. Наверное, подозревает смутно, что особой ценности она не представляет. Разве что — как осадное орудие. Стены таранить…

— Заткнись, Гена. — оборвал его Никитин. — Не о том ты говоришь… Потом разберемся… Сейчас нам нужно с его проблемой разобраться.

Никитин кивнул на Ивана. Герасимов посмотрел на генерала вопросительно. Тот ответил ему взглядом, в котором четко было написано: «Надо, Гена! Надо! Поверь на слово… Потом сам поймешь — почему…» Герасимов слегка пожал плечами, словно говоря: «Надо, так надо… Не все ли равно, в чем ковыряться — в дерьме или в навозе. И то, и другое воняет одинаково…»

— Сначала я с вами разберусь, голубки! — заявил неожиданно Иван, и, достав второй пистолет, взял Герасимова тоже на прицел. — Устроились тут, козлы… Я сам разберусь, у козлов не спрашивая…

— Мы ж помочь хотели… — растерялся Никитин, который никак не мог понять состояние Ивана.

— Хотеть бабу будешь! — оборвал его Иван. — А меня будешь слушать! И отвечать на мои вопросы… И если я почувствую, что ты врешь…

Никитин пожал плечами.

— Спрашивай, — сказал он голосом несколько даже обиженным.

— Зачем убили Надежду?

Герасимов тут же парировал обратным вопросом.

— Можно уточнить? Надеждой звали женщину, которая погибла при взрыве бомбы на восемнадцатом этаже высотного здания на площади Восстания? Мы не смогли ее опознать… Кто она?

— Ты чего мне тут комедию ломаешь? — мрачно ответил ему Иван. — Людей своих на ее квартире в засаде оставляли, а теперь — «Кто она»?

— К сожалению, у нас нет никакой информации ни об этой женщине, ни о ее квартире. Мы даже не знаем, где она находится…

Иван отвернулся к окну и несколько секунд напряженно смотрел через стекло.

— Я ничего не понимаю, — сказал он, наконец, глухим голосом — Крестный убедил меня, что за ней охотился ты, Никитин…

При имени Крестный Никитин и Герасимов быстро переглянулись.

— Вот оно что… — медленно проговорил Никитин, как бы оценивая только что услышанный факт. — Это значит старый дружок мне свинью подложил… Это его любимый прием — самому напакостить, а другого подставить… Он любит все чужими руками делать…

— Я тоже не все понимаю, — вставил Герасимов, хотя кое-что уже прояснилось.