США: собственность и власть - И. Беглов

На этот вопрос может быть лишь один ответ: во всяком случае не «профессиональные управляющие» этих компаний.

Трестовские операции — новый источник власти банков. У коммерческих банков есть еще одна функция, которая в последние два десятилетия в огромной степени усилила их власть над промышленными корпорациями: речь идет о так называемых трестовских операциях банков. Эта функция банков обусловливает большую «голосующую силу», дополняющую власть банков как кредиторов.

Суть трестовских операций сводится к следующему. Многие владельцы крупных капиталов, особенно из числа рантье, передают банкам доверенность на управление значительной частью своих капиталов. Для этой цели они создают так называемые персональные тресты или персональные счета. Чаще всего «персональные тресты» создаются в соответствии с завещаниями капиталистов в пользу своих наследников (с личными депозитами в банках «персональные тресты» и «персональные счета» ничего общего не имеют). Для управления «персональными трестами» банки создают специальные трестовские отделы.

Роль трестовских отделов состоит в том, чтобы инвестировать доверенные им денежные капиталы в акции и облигации займов наиболее доходных и в то же время надежных предприятий. За свои услуги банки получают комиссионное вознаграждение. Как правило, трестовские отделы крупных банков не принимают для управления личные состояния менее 100 тыс. долл, и предпочитают иметь дело с клиентами, помещающими в трестовский отдел от 1 млн. долл, и выше. Более 60% принятых на управление капиталов трестовские отделы инвестируют в обычные акции корпораций. Право голосования этими акциями владельцы «персональных трестов» обычно передают (в форме специальных доверенностей) трестовскому отделу банка.

Конечно, трестовские операции банков не представляют собой нечто новое. Они занимали значительное место в деятельности банков (особенно нью-йоркских и бостонских) уже в начале XX в. Но рост трестовских фондов за последнюю четверть века был настолько велик, что чисто количественные изменения придали банковскому капиталу новое качество: банки превратились в держателей огромного числа акций промышленных, торговых, транспортных компаний. Банки не собственники этих акций, но в большинстве случаев они наделены правом голосовать акциями по доверенности их владельцев. Таким образом, огромная власть банков как кредиторов дополнилась «голосующей властью» держателей крупных пакетов акций.

В росте трестовских фондов отражается рост слоя богатых рантье. Старые семьи богачей быстро разрастаются (например, клан Дюпонов в настоящее время насчитывает около 1500 человек). Нынешнее поколение праздных наследников бывших «баронов-грабителей» не желает брать на себя даже заботу о стрижке купонов. Рантье-миллионеры все больше и больше перекладывают и этот «труд» на банковских клерков. Так трестовские отделы банков превратились в своего рода гигантские аккумуляторы капиталов, накопленных несколькими поколениями промышленных и финансовых магнатов.

По данным на конец 1963 г., трестовские отделы банков управляли инвестициями доверенных им личных капиталов (в форме «персональных счетов» и «трестов») на общую сумму в 101 млрд. долл. Кроме того, трестовские отделы управляли ресурсами пенсионных фондов в размере 43 млрд. долл. Из общей суммы капиталов в 144 млрд, долл., находившихся под управлением банков, 85 млрд. долл, были инвестированы в акции корпораций[179]. Это означает, что в распоряжении банков имелось около 15% всех находящихся в обращении акций[180]. Последняя цифра и служила показателем огромной «голосующей силы» коммерческих банков.

Но этот показатель требует некоторых поправок, ибо 85 млрд, долл., инвестированных в акции, в основном концентрируются в пределах наиболее надежных и доходных корпораций. Трестовские отделы банков, как правило, избегают рискованных спекулятивных операций и предпочитают инвестировать значительную часть доверенных им денег в так называемые голубые акции.

К их разряду относятся акции примерно 200 крупнейших промышленных, торговых и электроэнергетических корпораций, пользующихся репутацией солидных, надежных и стабильных. Следовательно, фактическая доля акций, находящихся под контролем банков, во многих корпорациях далеко превышает указанные выше 15%. Когда в 1959 г. впервые были опубликованы данные о размерах капиталов, инвестированных трестовскими отделами банков в обычные акции корпораций, журнал «Бизнес уик» назвал эти цифры поразительными. Конечно, и до их опубликования было более или менее известно, что банки через свои трестовские отделы контролируют значительную часть акций крупных корпораций. Но никто не предполагал, что она велика.

В 1965 г. были опубликованы еще более поразительные цифры. Администрация Нью-йоркской фондовой биржи произвела подсчет числа акций, управляемых трестовскими отделами банков, по данным на конец 1964 г. В подсчет были впервые включены ранее не учитывавшиеся операции трестовских отделов по управлению доверенными им ресурсами частных университетов, «благотворительных фондов» и некоторых других специальных счетов. Результаты подсчета оказались следующими: общая рыночная стоимость акций, зарегистрированных на Нью-йоркской бирже в конце 1964 г., составляла 474 млрд, долл.; в том числе доля акций, переданных под контроль трестовских отделов банков, составляла почти 33%; из них на долю персональных счетов приходилось 13% (61 млрд, долл.), пенсионных фондов —5 (23 млрд, долл.) и, вероятно, от 10 до 18% составляют ресурсы частных университетов, «благотворительных фондов» и разные специальные счета[181]. Таковы подлинные резервы «голосующей силы» коммерческих банков.

От развития трестовских операций больше всего выиграли банки Нью-Йорка и Бостона, ибо их престиж, как магнит, притягивает «свободные» капиталы всей страны. Имена Морганов, Рокфеллеров, Гарриманов, Кэботов и Лоуэллов в воображении американского рантье связаны с представлениями о надежности и деловой проницательности. Вот почему какая-нибудь вдова техасского нефтепромышленника, несмотря на весь ее техасский патриотизм, предпочитает передать унаследованные капиталы на управление банку Нью-Йорка, а не банку Далласа. Следует добавить, что шейхи Аравии, помещики Ирана, латифундисты Бразилии, купцы Таиланда хранят «на всякий случай» значительную часть своих капиталов также в «персональных трестах» нью-йоркских банков.

Свыше половины общей суммы трестовских фондов приходится на долю банков Нью-Йорка. Первое место среди них занимает банк «Морган гаранта траст»: по данным на 1961 г., его трестовский отдел управлял фондами на сумму в 8,5 млрд. долл.[182] По тем же данным, 9 банков Нью-Йорка в общей сложности управляли трестовскими фондами на сумму 41,5 млрд. долл, (включая ресурсы пенсионных фондов). Два банка («Юнайтед Стейтс траст» и «Бэнк оф Нью-Йорк») специализировались почти исключительно на управлении «персональными трестами» владельцев крупных состояний. В совокупности оба банка управляют трестовскими фондами на сумму 12 млрд. долл, и на их долю приходится около 15% всех «персональных трестов» страны.

Банк «Юнайтед Стейтс траст» основан в 1853 г. группой крупных владельцев состояний для управления их имуществом. С тех пор этот «банк богачей» отказывается контролировать «персональные тресты» с капиталом менее 1 млн. долл. Президент банка Бьюик как-то откровенно сказал: «Мы старались оставаться верными нашей репутации. Нам не нравится, когда к нам приходит человек всего лишь с полумиллионом долларов[183].

Среди клиентов трестовского отдела, банка — члены семей Рокфеллеров, Асторов, Вандербильтов и Уитни. Общая сумма трестовских фондов банка в 1962 г. составляла 6 млрд. долл. «Инвестиционные портфели его клиентов, — говорит журнал «Тайм», — ставят «Юнайтед Стейтс траст» в положение одного из шести крупнейших акционеров таких гигантских корпораций, как «Америкэн телефон энд телеграф компани», «Интернэшнл бизнес машин», «Стандард ойл оф Калифорния» и «Стандард ойл оф Нью-Джерси»[184].

«Голосующие силы» и банки. Берлианцы, стремясь придать научную непогрешимость своей концепции независимой власти «профессиональных управляющих», утверждают, что банковский капитал не вмешивается в дела промышленных корпораций и не использует находящуюся в его руках «голосующую силу». Вот что писал один берлианец, профессор Корнельского университета Эрпс Дэйл: «Потенциальная власть финансовых институтов внушительна, но фактическое использование ее ничтожно... Нежелание финансовых институтов всех видов воспользоваться своей властью для воздействия на администрацию корпораций исключительно сильное. Если политика правления какой-нибудь корпорации, утверждает далее Дэйл, не нравится финансовым институтам, то свое неодобрение они могут выразить только тем, что продадут акции этой компании»[185].