Гретель и ее бесы - Герман Рыльский

Гензель и Гретель залегли у подножия огромного дуба, за трухлявой корягой. Землю здесь сплошь усыпали желуди и коричневые узорчатые листья, от которых поднимался пряный аромат. Почему-то этот запах, связанный с увяданием и умиранием, наводил на Гретель грусть.

– Так что там с мамой? – спросил Гензель, не отрывая взгляда от мрачноватой низины, которую они только что пересекли.

Гретель вздохнула и подробно рассказала брату, что произошло на кладбище и как ей удалось сбежать.

– Она вела себя странно.

– Тоже мне новость, – хмыкнул Гензель.

– Не так странно, как мы привыкли, – сказала Гретель. – По-другому. Она не просто мучила меня, она… знаешь, мама как будто пыталась принести меня в жертву.

– Как язычники? – уточнил Гензель.

– Именно, – закивала девочка. – Пытая меня, она как будто ждала, что сейчас кто-то появится. Придет на мои крики.

– Так он и пришел, – заметил Гензель. – Кладбищенский сторож.

– Да. Сначала мама обрадовалась, когда только услышала шаги. Как будто сработал какой-то ее план. Но потом поняла, что это просто сторож, и сильно расстроилась.

– Мало ли что творится в голове у сумасшедшего, – пожал плечами Гензель. – Может, ты права и, мучая тебя, она пыталась вызвать старину Джека или даже самого хозяина преисподней. Какая, по сути, разница?

С этим Гретель не могла не согласиться.

– Надеюсь, отец сможет с этим разобраться, – сказала она. – Если не хочет, чтобы в один прекрасный день…

– Тихо, – перебил ее Гензель. – Ты слышишь?

– Нет, я ничего не слышу, – прошептала Гретель после недолгой паузы.

– Вот именно. В той низине пели птицы, а потом разом замолчали.

Девочка прекрасно понимала, что это значит. Охотник рядом!

Брат и сестра вжались в землю, целиком обратившись в зрение и слух. И вот среди сосен что-то мелькнуло, а полминуты спустя на прогалину вышел Нильс Дельбрук собственной персоной. Похоже, на тех уроках, где сестра Агнес рассказывала, почему надо держаться подальше от леса, он читал свои любимые «Жернова ведьм».

– Надо уходить дальше в лес, – произнес Гензель, ужом отползая назад.

– Постой, – зашептала Гретель. – Куда мы пойдем? Скоро стемнеет, и мы заблудимся. Давай просто притаимся здесь?

Нильс огляделся и крадущейся походкой направился к поросшему дубами холму, на вершине которого затаились Гензель и Гретель. Впрочем, он взял немного правее и продолжал отклоняться в сторону.

– Ладно, давай подождем, – согласился Гензель. – Может, пронесет…

«Стоило забраться на дерево», – запоздало подумала девочка. Хотя она понимала, что вскарабкаться на столетнюю сосну, а тем более дуб – задача не из легких. Здешние деревья отличались толстыми и гладкими стволами, а их нижние ветви росли высоко над головой, так что и в прыжке не уцепиться.

Чуть правее того места, где спрятались Гензель и Гретель, раздался негромкий свист – весьма неумелая попытка изобразить дрозда. Похоже, Нильс подавал сигналы своим дружкам. Слева ему ответила иволга, которая, судя по голосу, всю свою птичью жизнь только и делала, что курила трубку.

– Далеко, – прошептал Гензель. – Пройдут мимо, зуб даю…

Гретель не успела ничего ответить, когда иволге ответил более-менее правдоподобный дикий голубь. Казалось, его приглушенное «у-ууу-у… у-ууу…» доносится прямо из-за ближайшего дерева.

Гретель знала, что лесные звуки обманчивы, и лишь сильнее вжалась в пружинящий матрас из преющей листвы, веточек и желудей. Она старалась не замечать идущий от земли кисло-сладкий аромат, так похожий на запах леденца, которым Нильс дышал ей в лицо.

«А может, это и правда голубь», – сказала себе Гретель, когда справа раздался вопль:

– Они здесь!

Гретель сама не поняла, как вскочила на ноги. Вот она лежит на животе, вдыхая запах дерна и древесной трухи, а вот стоит, и с ее передника осыпаются налипшие листья. Прямо на нее, подобно паровозу на полном ходу, мчался Йозеф. Гретель понимала, что должна уклониться, отпрыгнуть в сторону, но почему-то продолжала стоять на месте. Голова вмиг стала пустой и стерильной, мозг будто бы разучился управлять телом.

– Беги! Чего встала?!

Гретель сделала шаг назад и уперлась лопатками во что-то твердое. Голос брата вывел ее из ступора, но, видимо, не до конца. Она даже не вспомнила, что позади – дерево. В этот момент Йозеф налетел на Гретель, врезавшись в нее всем своим весом.

Девочка словно оказалась между молотом и наковальней. Грудная клетка затрещала, а слева между ребрами как будто вогнали раскаленный гвоздь. Именно туда Марта Блок – не самая заботливая из матерей – ударила Гретель ногой.

Йозеф сопел, точно хряк. После приключений на Сыром Погосте миновало три дня, однако его нос все еще оставался припухшим и вдобавок окрасился в сине-фиолетовые тона. «Надо бить туда же», – подумала Гретель. Йозеф прижал ее руки к дереву, поэтому она попыталась боднуть его головой.

– Ну уж нет, – прогундосил юноша, вовремя отстраняясь. – Я с тобой еще за прошлый раз не поквитался!

Девочка попробовала выскользнуть, но не тут-то было! Левой рукой Йозеф схватил ее за грудки, а правую, сжатую в кулак, занес для удара. Гретель увидела сбитые в уличных драках костяшки и втянула голову в плечи.

– Отвали от нее!

Пространство за головой Йозефа разделила горизонтальная тень. Гретель не успела сообразить, что происходит, когда шея парня резко согнулась, а широченный и твердый, как доска, лоб стукнул ее промеж бровей. В глазах потемнело, в ушах зазвенели невесть откуда взявшиеся колокольчики. И сквозь этот немелодичный звон донесся звук, с которым обычно ломается сухая палка. Йозеф обмяк, навалился на Гретель, словно куль, а потом медленно осел на землю.

– Ты как?

Девочка повернулась на голос и сквозь застилавшую глаза пелену разглядела Гензеля. Вернее, сразу двух Гензелей, совершенно одинаковых, с той лишь разницей, что один медленно уплывал влево, а другой – вправо. Кстати, деревья тоже раздвоились и начали скользить в противоположные стороны.

– Н-нормально…

В прошлом году в Марбах приезжал бродячий цирк. Кроме акробатов, жонглеров и глотателей шпаг, в труппе имелся гипнотизер – пухлый коротышка, который добавлял себе роста при помощи атласного цилиндра. Он заставлял людей играть на воображаемых скрипках, кудахтать, как цыплята, и делать прочие нелепые вещи. В конце каждого трюка он говорил с наигранным французским акцентом: «А теперь я щелкнуть пальцами, и ви очнуться!» Сейчас, стоя над поверженным Йозефом посреди Либкухенвальда, Гензель точно так же щелкнул пальцами и произнес, правда, без фальшивого акцента:

– Сестра, у тебя глаза косят. Ты точно в порядке?

Гретель слегка тряхнула головой и попыталась сфокусировать зрение. Два Гензеля неохотно слились в одного.

– Да, я в порядке, – сказала она и потрогала носком Йозефа. Тот не шевельнулся. – Он вообще жив?

– Я сломал о его затылок бревно. – Мальчик отбросил короткую деревяшку, похожую на эфес расколотого меча. – Думаю, жить будет.