ПОЛИТИЧЕСКИЕ ДЕЯТЕЛИ РОССИИ (1850-ых—1920-ых гг.) - Давид Шуб

Как говорит Бухарин, Ленин всех расспрашивал о позиции Плеханова. «Ильич, — писал Бухарин, — волновался, бесился, страшно хотел встречи с ним, чтобы такой случай скоро представился. Наконец, эта встреча состоялась. Через десять лет, вспоминая об этой «исторической встрече» Ленина с Плехановым и об их словесном турнире, Крупская писала в «Правде» 11 апреля 1924 г.:

«Плеханова Владимир Ильич (Ленин) любил страстно. Плеханов сыграл крупную роль в развитии Владимира Ильича, помог ему найти правильный революционный путь, и потому Плеханов был долгое время окружен для него ореолом: всякое самое незначительное расхождение с Плехановым он переживал крайне болезненно. И после раскола партии он внимательно прислушивался к тому, что говорил Плеханов…

Даже в 1914 году, когда разразилась война, Владимир Ильич страшно волновался, готовясь к выступлению против войны на митинге в Лозанне, где должен был говорить Плеханов». В 1934 году об этой последней встрече Ленина и Плеханова Бухарин писал в московских Известиях»: «Мы узнали, что Плеханов в Лозанне выступает 11 октября с докладом в Народном доме и вызвали Ильича телеграммой из Берна. Ильич прилетел, как на крыльях. Битком набитая аудитория. Маленькая группа большевиков. На трибуне Плеханов, со сверкающими из-под густых посеребренных бровей глазами. Скрестив руки, театрально поглядывая по сторонам, он начинает говорить».

В своей статье Бухарин не передал речь Плеханова, но она вкратце была передана парижской русской газетой «Голос» в №№ от 18, 19 и 20 okt. 1914 г., в отчете о реферате Плеханова и о последовавшем за ним реферате Ленина. Газету эту редактировал лидер меньшевиков Мартов, который по отношению к войне тогда занимал позицию очень близкую к ленинской.

Согласно отчету корреспондента «Голоса», Плеханов в своей речи в Лозанне повторил то, что говорил на собраниях в Париже, но к этому еще добавил:

«Социализм отнюдь не исключает любви к отечеству. Но между тем как люди, державшиеся точки зрения эксплуатирующих классов, находят позволительным и даже обязательным ставить интересы своей страны выше интересов всего остального мира, социалист должен иметь мужество пойти против своего отечества, когда оно в своей иностранной политике поступает несправедливо, нарушает простые законы нравственности и права. Только тот социалист, который способен на это и может называться международным социалистом. Только тот социалист, который способен на это — имеет право сказать о себе, что в его любви к отечеству нет шовинизма».

Далее Бухарин рассказывает:

«Плеханов, заприметя Ленина, шутит, что его поймали в “заманиловку”. И вот подымается Ильич. Лицо его бело, как гипсовая маска. Мне никогда ни до этого ни после не случалось видеть такого смертельно-бледного лица у Ильича. Только глаза его горели, и, сухо картавя, отчетливо и энергично ударами неслыханной силы и неслыханного напряжения, Ильич стал рубить противника. Мы все сидели, как завороженные».

«Ленин сказал: —

«Нынешняя война не случайность, зависевшая от того или иного нападения, а подготовлена всеми условиями развития буржуазного общества. Она была предсказана давно и именно в такой комбинации и такой линии… Социал-демократы только тогда исполняют свой долг, когда борются с шовинистическим угаром своей страны… И, не забывая слов Маркса, что «рабочие не имеют отечества», пролетариат должен принимать участие не в том, чтобы отстаивать старые рамки буржуазных государств, а создавать новые рамки социалистических республик… Наша задача заключается не в том, чтобы плыть вместе с течением, а в том, чтобы превращать национальную, лже-национальную войну в решительное столкновение пролетариата с правящими классами».

В своем заключительном слове Плеханов, отвечая, Ленину, сказал:

«Если Ленин прав, то прав окажется бывший Эрве и тогда надо ссылаться не на Маркса, а на Эрве старой манеры. Маркс говорит, что каждый народ имеет право на существование, на автономию, но ведь это право предполагает право защиты; когда на него нападают, он должен защищаться. Иначе будет не интернациональная политика, а вненациональная, то есть утопическая, а не международная. Конечно, каждый обязан бороться прежде всего с шовинизмом своей страны, но в случае объявления войны нужно решить, кто нападает и со всей силой обрушиться на него».

И Плеханов закончил свое слово ссылкой на Бебеля, который на штутгартском конгрессе в 1907 году говорил, что дело рабочего класса было бы безнадежно, если бы он был бессилен найти в каждом отдельном случае виновника вооруженного конфликта.

Крупская несколько иначе описывает этот словесный турнир между Лениным и Плехановым. Она пишет:

«Когда 10 октября пришла телеграмма из Лозанны о том, что реферат Плеханова назначен на завтра, на 11 октября, Ильич засел за подготовку к реферату. Приехав на собрание вместе с Зиновьевым, Ильич сел и целиком весь ушел в слушание того, что говорил Плеханов. С первой частью реферата, где Плеханов крыл немцев, Ильич был согласен и аплодировал Плеханову. Во второй части Плеханов развивал оборонческую точку зрения. Уж не могло быть места никаким сомнениям. Записался говорить один Ильич. С кружкой пива в руках подошел он к столу. Говорил он спокойно и только бледность лица выдавала его волнение. У Ильича было только десять минут. Он сказал лишь основное. Плеханов с обычными остротами возражал ему. Меньшевики — их было подавляющее большинство — аплодировали Плеханову. Создалось впечатление, что Плеханов победил. 14 октября, через три дня, в том же помещении, где читал доклад Плеханов, был назначен доклад Ильича. Зал был битком набит. Доклад вышел очень удачным. Ильич был в приподнятом, боевом настроении. Он развил полностью свой взгляд на войну, как на войну империалистическую… Реферат Ильича имел громадный успех…»

Основные пункты позиции Ленина сжато и точно формулированы в его письме к Шляпникову от 17 октября 1914 года. Там он, между прочим, писал:

«В России шовинизм прячется за фразы о belle France (о прекрасной Франции) и о несчастной Бельгии (а Украина и т. д.?) или за «народную» ненависть к немцам (и к «кайзеризму»). Поэтому наша безусловная обязанность — борьба с этими софизмами. А чтобы борьба шла по точной и ясной линии, нужен обобщающий лозунг. Этот лозунг: для нас, русских, с точки зрения интересов трудящихся масс и рабочего класса России, не может подлежать ни малейшему, абсолютно никакому сомнению, что наименьшим злом было бы теперь и тотчас — поражение царизма в данной войне. Ибо царизм сто раз хуже кайзеризма… Лозунг мира, — по-моему, неправильный в данный момент. Это обывательский, поповский лозунг. Пролетарский лозунг должен быть: гражданская война… Мы не можем ни «обещать» гражданской войны, ни «декретировать» ее, но вести работу — при надобности очень долгую — в этом направлении мы обязаны».

Это Ленин писал в частном письме к Шляпникову, это повторил он и в письме к нему от 31 октября.

В декларации же, опубликованной Лениным в его газете «Социал-демократ» от 1 ноября от имени Центрального Комитета большевистской партии под заглавием «Война и российская социал-демократия», Ленин писал:

«Превращение империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг… вытекающий из условий империалистической войны между высоко развитыми буржуазными странами. Как бы ни казались велики трудности такого превращения в ту или иную минуту, социалисты никогда не откажутся от систематической, настойчивой, неуклонной подготовительной работы в этом направлении».

Как известно, этот лозунг Ленина не был принят ни одной социалистической партией Европы и никем из более или менее видных лидеров социалистических партий в России и заграницей. Не был согласен с этим даже Лев Каменев, в то время единственный член ЦК большевиков и заместитель Ленина в Петербурге. Когда Каменева арестовали и предали суду, он на суде заявил, что не разделяет «тезисов» Ленина, отказывается превратить войну внешнюю в войну гражданскую и также отказывается от лозунга, что «поражение России в войне было бы меньшим злом». Что касается П. Б. Аксельрода, одного из основоположников российской социал-демократии, то он сначала одобрил позицию, занятую Плехановым в войне. Но вскоре повернул в сторону так называемых «интернационалистов». И то, что он оказался в лагере противников Плеханова было для него нелегко. Аксельрод и Плеханов в течение десятков лет работали вместе; трудно выразить, как эти два человека были внутренне связаны. Но несмотря на их расхождение по вопросу об отношении к войне, они всё же не прервали дружбы.