Современные рассказы о любви. Адюльтер - Маша Трауб

Луна высвечивала на поверхности воды мерцающую дорожку. Волны накатывали на берег, будто переговариваясь о чем-то, бранясь и мирясь одновременно…

– Так хорошо… – Алиса раскинула руки, запрокинула голову и медленно закружилась на месте, глядя на волшебный танец мелких серебряных звезд. – Я сто лет не была на пляже ночью.

– А я только ночью и бываю, – улыбнулся Джон.

– Почему? А, понимаю. Прячешься от людей, как обычно? Ты не любишь людей? Боишься их? – Алиса взяла его под руку, прижалась всем телом, чуть дрожа от морского бриза.

– Наверное. Люди часто бывают жестоки, бесцеремонны, не понимают, что человек имеет право на личное пространство.

– Это близкие люди. А в толпе как раз легко затеряться. Толпе нет до тебя никакого дела.

– Вот уж нет! – покачал головой Джон. – Толпы я боюсь больше всего.

– Ты странный…

Алиса пожала плечами и медленно пошла вдоль пляжа к дороге.

«Интересно, который час? И почему до сих пор не позвонил Рамис?» – Она сунула руку в карман брюк, но мобильного не обнаружила.

– Черт возьми! – выругалась Алиса. – Забыла телефон.

– Ну и что? – не понял Джон.

– Как – что? Даже время не могу посмотреть.

– А какая разница? Разве нам здесь плохо?

– Неплохо, но… Я так не могу. Мне неуютно. А ты не надел часы?

– Нет…

– Счастливые часов не наблюдают, – пробормотала Алиса по-русски.

– Что?

Алиса перевела, и Джон неожиданно пришел в восторг:

– Именно так! И ты не научишься быть счастливой, пока не перестанешь беспокоиться о времени и о всякой ерунде.

– Что-то ты слишком часто меня поучаешь, малыш, – язвительно заметила Алиса. – Есть у тебя мобильный?

– Есть, только я его выключил еще в первый вечер. – Джон вынул из кармана телефон и передал ей.

Алиса уже не удивилась, что аппарат дорогой.

«Тоже краденый, конечно. Ох, ну и любовничка я себе нашла!»

Девушка включила мобильник, и он тут же завибрировал в ее руке.

– Тебе звонят!

Джон несколько секунд вглядывался в экран, затем резко выбросил телефон в море:

– Не хочу ни с кем разговаривать.

– Ты сумасшедший! Чокнутый! Откуда ты свалился на мою голову?

– С Луны. – Он обнял ее, прижал к себе. – Пойдем домой?

– Пойдем. – Алиса крепче прижалась к нему.

Они двинулись к белеющей вдалеке вилле. Редкие машины ослепляли их, проносясь мимо. Впереди ярко горел рекламный щит. «Полнолуние-3» – самая долгожданная премьера сезона!» – возвещали неоновые буквы, и над ними блестел изумрудными глазами и обнажал в улыбке белоснежные зубы само совершенство Дерек Форкс.

– Смотри! На тебя похож чувак.

– Этот? Ну так это я и есть. – Он рассмеялся.

– Так ты еще и в кино снимаешься? В перерывах между кражами… – Алиса легко щелкнула его по лбу. – Может, скажешь все-таки, кто ты на самом деле?

– На самом деле я просто безумно влюбленный! – Он неожиданно легко подхватил ее на руки и закружил.

Серебряные звезды замелькали перед глазами Алисы как в калейдоскопе. Девушка счастливо засмеялась, Джон крепче обнял ее и осторожно понес в дом.

Следующий день был пронзительно-синим, как раскинувшееся над виллой высокое небо. Они долго нежились в постели, потом вместе принимали душ и готовили завтрак. Джон настолько заполнил собой дни Алисы, что непонятно было, как она жила раньше, без него.

– Что сегодня будем делать? Мы совершенно отрезаны от мира. Ни один телевизор в доме не работает. И Интернет тоже. Наверное, что-то с антенной, а я, как назло, ничего не понимаю в технике. И мастера не вызовешь…

– Да зачем нам телевизор… Разве так плохо?

– Ну надо же что-то делать. Или предлагаешь крестиком вышивать? – усмехнулась Алиса.

– Давай просто общаться.

– Да как же с тобой общаться, когда ты одни небылицы рассказываешь. – Алиса рассмеялась.

– Ну давай поиграем во что-нибудь, – не отступал Джон.

– Угу, в покер. Был у меня один любитель азартных игр. Это плохо кончилось.

– Да нет, не в карты. Во что-нибудь смешное. Ну, знаешь, как дети играют…

– В догонялки. Отлично придумано! Как ты себе это представляешь?

– Не будь такой серьезной. – Джон принялся весело тормошить ее, щекотать.

Алиса со смехом отбивалась:

– Ладно, ладно. Я придумала кое-что. Есть такая игра, мы в детстве в пионерском лагере играли.

– Что такое пионерский лагерь?

– Это… Ну как тебе объяснить? Такое место, куда привозят много детей, и они там все вместе живут.

– Детская тюрьма? – ужаснулся Джон.

– Нет! Я всегда чтила Уголовный кодекс в отличие от тебя. Это такое место отдыха, где дети проводят каникулы.

– А, каникулы. Как мы с тобой…

– Ну почти… Так вот, игра такая. Ты загадываешь какое-нибудь понятие. Ну, не знаю, например «ограбление», а потом объясняешь его жестами. Говорить ничего нельзя, понял?

– Понял.

– Тогда начинай. Ты первый.

Джон несколько минут задумчиво расхаживал по террасе, затем остановился перед Алисой, сгорбился, пригнулся и принялся крадучись приближаться к окну дома, сжимая в руках какой-то массивный воображаемый предмет. Затем вбежал в дом и через секунду появился в дверях, мгновенно перевоплотившись. Теперь он выпрямился во весь рост, лицо его приняло надменно-брезгливое выражение, он поправил невидимые темные очки, оглянулся по сторонам… Тут же отскочил, выставил перед собой тот самый невидимый предмет – теперь Алиса поняла, что это фотокамера, – и принялся забегать вперед, ловя удачный ракурс, и отпрыгивать, уворачиваясь от ударов воображаемой знаменитости.

– Я поняла, я поняла, – захлопала в ладоши Алиса. – Это журналист. Папарацци!

– Правильно. – Джон опустился в плетеное кресло.

– У тебя отлично получилось. Ты никогда не брал уроки актерского мастерства?

– Ты смеешься? – Джон покачал головой.

– Значит, ты от природы очень талантлив… Хотя, конечно, странно, что…

На столике завибрировал мобильный, на экране высветился номер Рамиса. Джон помрачнел и отвернулся. Алиса, зажав аппарат в руке, прошла в дом.

Вечером, когда жара спала и над садом нависли голубоватые сумерки, Джон оттащил один из шезлонгов в заросли жимолости. Он и Алиса уютно устроились среди разросшихся зеленых кустов. Отсюда не было видно ни белого дома, ни бассейна, ни дорожки, ведущей к воротам. Словно они одни во всем мире и ни до кого им нет дела.

Джон растянулся на шезлонге, Алиса устроилась у него под боком, прижалась головой к его плечу. Он напевал старинную шотландскую песню, которую ему пела в детстве мать. Со стороны океана дул прохладный ветерок, темнота постепенно окутывала сад. Алиса крепче прижалась к Джону и не заметила, как задремала.

Проснулась она от собственного крика. Все тело сотрясала крупная дрожь, в глазах стояли непролившиеся слезы. Она не помнила, что ей снилось. В памяти осталось лишь ощущение одиночества, покинутости, предательства.

– Что ты? Что такое? – Джон усадил ее к себе на колени, прижал к груди и принялся тихонько укачивать, нашептывая какие-то милые, нежные слова. Алиса доверчиво прижалась к нему и почувствовала, как улетучивается страх и развеивается смутная тоска.

– Расскажи, что с тобой случилось. Почему ты плачешь во сне? Почему не хочешь никому верить? Кто тебя обидел?

– Все вместе так сошлось, понимаешь? – Алиса всхлипнула. – Неудачная жизнь, нелепая, дурацкая…

И вдруг принялась сбивчиво рассказывать… Она поведала ему и о Великой Первой Любви, и об обоих замужествах, завершившихся в общем-то одинаково, с той лишь разницей, что первого мужа, преуспевающего банкира с уголовным прошлым, Алиса бросила сама, а второй, актер, тот самый, ради которого она отказалась от налаженной и обеспеченной жизни, бросил ее, предварительно проиграв оставленную ей первым супругом квартиру в американский покер. И исчез, даже не удостоив прощальным разговором.

У него, соколика, уже наклевывалась новая пассия. Не красавица, конечно, зато квартира в центре города на Неве – раз, постоянный источник дохода – два, лошадиное здоровье – три. Алисе же он оставил напоминание о себе в виде четырехмесячной беременности.

Ошеломленная его предательством, она долго плакала, мучилась. Алиса очень хотела ребенка, уже придумала ему имя, но стать детоубийцей все-таки пришлось. И она осталась одна, неожиданно став слепоглухонемой ко всему, что раньше волновало или приводило в трепет, ко всему, что делало ее живой и настоящей.

Джон слушал, не прерывая, никак не выражая ни сочувствия, ни порицания. Лишь гладил ее волосы и крепче прижимал к себе. Алиса, замолчав, уже недоумевала, с чего это она вдруг разоткровенничалась.

– Ты замерзла, – тихо сказал он. – Пойдем в дом.

Алиса была благодарна, что он не говорит глупых сочувственных фраз, не убеждает, что все это ерунда и жизнь только начинается, а просто идет рядом, поддерживая ее сильной рукой. И вдруг подумала: