Карл Маркс на нижнем складе - Виктор Ротов

секс, порнография, спекуляция, грошовое делячество, политический инфантилизм, очернительство своей истории, преклонение перед Западом, культ денег, силы, ловкости и бесстыдства расцвели пышным цветом. Где уж тут удержаться нравственности на плаву?!

Петр почему‑то чувствовал свою ответственность за все, что творилось в стране. Сердцем, нервами, каждой клеточкой. Почему? Он этого не мог объяснить. Как не мог объяснить никто из советских граждан, вовлеченных в небывалую политическую карусель. Равнодушных не было. Но и толку от этой политической сверхвозбужденности тоже не было. Творили, кто во что горазд. Как в той басне — лебедь, рак и щука. В народных низах находило свое точное отражение состояние верхов: неясность, неопределенность, рассредоточенность. И это было страшно. За многие годы общество наше было превращено как бы в единый организм — куда голова прикажет, туда и туловище. Как вверху аукнется, так внизу откликнется. Поэтому теперь — вверху разброд, и внизу разброд.

В леспромхозе началась какая‑то новая пертурбация. Вышло, говорят, Постановление Совета Министров о малых предприятиях. Руководство леспромхоза ухватилось за новую идею и буквально в течение месяца из одного нижнего склада образовалось вдруг три малых предприятия. Цех товаров народного потребления, цех лесопиления и цех деревообработки. Со своими, разумеется, директорами с оглушительно высокими окладами. А рабочим накинули по полсотни. Да сократили численность. Вот и вся реорганизация. Ну разве не повод для «историков — бузотеров»?

Петр чувствовал, как у него и его единомышленников уходит почва из‑под ног. На самом деле — эти все перестроечные преобразования идут как‑то так, что начальство повышает себе оклады, а рабочие остаются с фигой. В тех же райсоветах и райкомах. Кричали, кричали о перестройке Советов и райкомов, о сокращении неимоверно раздутого партаппарата и вдруг, как издевка над народом, — бац, повысили в три раза оклады. Говорят, машинистка теперь в поссовете получает триста рублей. Сидит, клацает на машинке — и триста рублей. А рабочий в лесу — едва двести, двести пятьдесят выгоняет. И в самом деле есть чему возмутиться!

От таких «преобразований», от такой «перестройки» — все больше беспорядков, все злее люди. И неужели так будет продолжаться? Не может быть, чтоб так продолжалось. Это же ведь гибель! А человеческое общество, где-то читал Петр, наделено природным иммунитетом против гибели. Значит, выход есть. Значит, можно что‑то сделать. Поговорить бы об этом с живым человеком. С Карлом Марксом чего‑то не клеится. Скорей бы приехал ученый из Краснодара!..

В ожидании ученого — экономиста из Краснодара Петр потихоньку перечитывал Карла Маркса и Энгельса. И чем больше читал, тем больше поражался категоричностью формулировок. Тоном, вещающим истину в последней инстанции. Особенно этим грешил Карл Маркс. И что ни возьми, какую мысль ни продолжи логически — погружаешься в такую бездну противоречий, что тронуться можно. Может это учение, интерпретированное нашими вождями, и привело нас к бездне, на краю которой мы оказались?

В Общем уставе международного товарищества, например, у Карла Маркса приводится основополагающая мысль, набранная курсивом: нет прав без обязанностей, нет обязанностей без прав. Простенькая, неприхотливая мысль. Кажется, точная и ясная до дна. И как будто все в ней правильно. И даже гениально. Только тогда может человек говорить о своих правах в обществе, когда он выполняет определенные обязанности перед этим обществом. А если ты не готов или не хочешь нести никаких обязанностей, то о каких — таких правах может идти речь? Если ты гражданин своей страны, значит, ты Имеешь свои гражданские права и обязанности. Будь любезен! А если ты только качаешь права и не несешь никаких обязанностей, то какой же ты гражданин?

Казалось бы — все предельно ясно. При этом сразу возникает логическое продолжение, что основополагающая обязанность, очевидно, — это жить и трудиться честно. Это основа основ всех обязанностей человека. И тот, кто живет и работает честно, имеет право на соответствующее вознаграждение.

А кто определит, соответствует это вознаграждение или нет данному гражданину? Очевидно, тот, кто наделен таким правом. Тот, кто по долгу службы обязан это определить. И тут право переходит в обязанность. Или, наоборот, — обязанность в право. Это четко понимают наши руководители — марксисты, и уже вошло в привычку путать свои обязанности с правом творить бесправие. Обязанность быть честным при исполнении долга он путает с правом на отсебятину.

Ведь гак?

Сколько было у нас преобразований, начиная от Октябрьской революции и кончая нынешней перестройкой, и все они сводятся к беззаконию, к стремлению руководства как можно больше присвоить себе благ. А рабочий человек, как был без прав с одними обязанностями, так и остался. Не зря же в нашу жизнь прочно вошла поговорка: прав тот, у кого больше прав. На этом и стоим. На этом и замыкается порочный круг основополагающей формулировки: нет прав без обязанностей, нет обязанностей без прав. Кругообразная формулировка. Классический замкнутый круг! Кому это выгодно? Власть имущим. Чтоб почаще напоминать простому человеку о его обязанностях, а самим присваивать побольше прав.

После ноябрьских праздников приехал, наконец, ученый из Краснодара. Какой‑то потускневший, худой, со шрамом в полщеки. Перенес острейшую невралгию. Воспаление тройничного нерва на правой щеке. Потускневший, но не потухший. Глаза его блестели новой энергией, решимостью внедрять цеховый хозрасчет.

К его приезду почти развалились малые предприятия, которые так восторженно, с лихорадочной поспешностью создавали в леспромхозе. Причина развала предельно проста — Управление не поддержало руководство леспромхоза в этом нововведении. Отказало взбунтовавшемуся предприятию в лесосечном фонде, и директор со своей командой сели на зад. Без леса леспромхоз — не леспромхоз. Вот и все радости.

— Ну и что теперь? — спросил Петр, когда они остались, наконец, одни в конторе.

Ученый вяло пожал плечами.

— Не знаю. Просят меня ваши найти такой ход, чтоб обойти управление. А как его обойдешь, если оно — фондодержатель леса?

— Вот тебе и конец инициативе, предприимчивости, экономической самостоятельности!

— Нет! Не конец!.. — ученому было больно шевелить губами при разговоре, но глаза его блестели энергией. По всему видно, ему хотелось убедить любознательного человека.

Петр торопливо рассказал о том, что его так волновало эти дни. О борьбе, здесь у них, на нижнем складе, «экономистов» с «историками — бузотерами». Потом перешел на положение Карла Маркса о правах и обязанностях. Ученый с интересом и терпеливо слушал тезисы Петра, лукаво поблескивая глазами. Петр уважительно указывал рукой на третьего «собеседника» их, на гипсовый бюст Карла Маркса. Выслушав сбивчивые от волнения, но в общем-то толковые рассуждения Петра, ученый высказал несколько своих соображений, которые повергли Петра в еще большие переживания.

— Понимаете, в чем дело, — начал ученый, потрогав занемевший свой подбородок. — Все дело в ложных посылах и ложных ценностях, которыми нас пичкали семьдесят лет. По — моему, именно благодаря учению Карла Маркса и Энгельса, а затем талантливых последователей их, не будем называть имена, мы и запутались в собственных ногах. Мы так обросли ложью, что за нею нас уже самих не видно. Например, — народная власть. Уверен, если сейчас выстроить весь народ цепочкой и пройти по цепочке, спросить у каждого — ты чувствуешь себя у власти? Ответ будет один — нет. Ну вот ты чувствуешь себя способным что‑то решать? Чувствуешь свою власть? Нет. Я тоже. И каждый так. Вот тебе самая главная ложь. Именем народа функционеры различных мастей и рангов творят такое, что народу стыдно потом за них… Да что там? Возьмем конкретно из вашей леспромхозовской жизни. И начнем с леса. Ведь рубка леса ведется варварскими методами. Не рубится лес, а уничтожается. Факт. После рубки якобы ведется приемка лесосек лесоохранительными органами. А ведется ли она? Нет. Лесовозные дороги ваши в первобытном состоянии, ездил я летом на самую дальнюю делянку, видел. На них бьется техника. А каждый месяц выписываются наряды, как будто вынуты тысячи, десятки тысяч кубометров грунта и отсыпано в дороги. Далее — вы берете лес в лесосеках, которые соответствуют четвертой, а то и пятой таблице, а в нарядах — вторая, третья. Ложь! Для чего? А чтоб повысить заработки рабочим. Но неужели нельзя без лжи сделать так, чтоб повысить заработок рабочим, раз усложнилась технология? Можно. Но нельзя, потому что мы привыкли лгать. Из этих хлыстов, которые вы везете сюда и разделываете на сортименты, можно получать высокосортные материалы, но сортность занижается специально. Для чего? А чтоб можно было воровать безнаказанно. Вы, сторожа, несете денно и нощно дежурство на нижнем складе. Что вы охраняете? От кого? Какая польза от вас? Никакой. Хватит примеров или еще? Я могу взять любую область нашей жизни — и там сплошная ложь. Вы приходите в столовую, вам не докладывают в блюда, в магазине обвешивают, а то и вообще спрячут от вас товар под прилавок. Тем, что производит народ, пользуются торговые работники и спекулянты. И вы знаете и не возмущаетесь, не протестуете. Почему? Потому что приучены, ко лжи. Во всем, на каждом шагу. Вы можете спросить — откуда она, эта глобальная ложь? Отвечаю. От ложных посылов. Вам задали жизнь по Карлу Марксу, и иже с ним, по ложной схеме: свобода, равенство, братство всех народов. Утопическая схема. Нас втискивают в нее, а мы не втискиваемся. Потому что не может быть в природе всеобщей свободы, равенства и братства. Нам про все это лгут. Нас топяг во лжи, словно котят… Надо освободиться от лжи. С началом перестройки что‑то вроде проблеснуло обнадеживающее. Но… Проблеснуло и исчезло. Почему? Потому что большое начальство поняло: не обманешь — не проживешь. И все поворачивается на круги своя… — Ученый замолчал, помассажировал онемевший свой подбородок — ему все же трудно говорить было. — Да и!.. — махнул он рукой. — Единственный выход — снова обратиться к Писанию. А в Писании сказано — возлюби ближнего. Покамест мы не повернемся лицом друг к другу, покамест — не выправим искривленные души, — мы не состоимся…