«Если», 1993 № 09 - Роджер Желязны

— Мы должны уйти, — произнесла она неуверенно. — Мы должны выйти наружу. Ненадолго. Всего лишь на несколько часов. Нашу пещеру… — Она остановилась, сообразив, что филии не понимают ее. — Я узнала то, чему хотел научить меня Гриауль. Я знаю, зачем он привел меня к вам. Я знаю, зачем случилось все то, что случилось. Сердце Гриауля скоро начнет биться, и, когда это произойдет, пещеру зальет горючая жидкость. Надо уходить, иначе мы утонем.

Передние зашевелились, некоторые из них переглянулись, но никакого иного отклика не последовало.

— Вы погибнете, если не послушаетесь меня! — воскликнула Кэтрин потрясая кулаками. — Вы должны уйти! Пещеру затопит! — Она ткнула пальцем в затянутый дымкой потолок. — Смотрите! Птицы улетели! Они умнее вас! Следуйте за ними! Или вы не чувствуете опасности?

Филии подались назад, кое-кто отвернулся и принялся перешептываться с соседями. Кэтрин схватила за грудки молодую самку, облаченную в наряд из алого шелка.

— Слушай меня! — крикнула она.

— Врать, Кэтрин врать, — буркнул один из самцов и оттеснил от нее самку. — Мы больше дураки нет.

— Я не лгу! Клянусь вам, я не лгу! — она бросилась в толпу. — Сердце начнет биться! — Она клала им руки на плечи, заглядывала в глаза, стараясь убедить в своей искренности. — Оно ударит всего один раз. Вы будете снаружи совсем недолго! Совсем чуть-чуть!

Толпа распалась. Филии занялись делами, от которых она их оторвала. Кэтрин перебегала от одного к другому, умоляла их, твердила:

— Пожалуйста, послушайте меня!

Она пускалась в объяснения, а ответом ей были недоуменные взгляды. Кто-то из самцов грубо оттолкнул ее и оскалил зубы, и она, утомленная и обескураженная, вернулась к проходу и проглотила очередной шарик брианина. Мысли ее путались. Она оглядывалась по сторонам, как будто надеялась увидеть нечто такое, что придаст ей сил, и неожиданно на глаза Кэтрин попались сундуки с мечами и факелами. Она ощутила, как внутри нее зреет холодная решимость, и безошибочно истолковала ее как проявление воли Гриауля. Однако мысль о том, чтобы совершить столь серьезное деяние, внушала ей ужас, она заколебалась, осмотрелась, чтобы удостовериться, что никто из филиев за ней не наблюдает. Потом подкралась к сундукам, притворившись на всякий случай, будто оказалась рядом с ними без какого-либо умысла. В одном из сундуков вместе с факелами лежали трутницы. Кэтрин нагнулась, подобрала факел и трутницу и торопливым шагом двинулась к жилым постройкам. Некоторые из филиев повернулись, а когда она зажгла факел, на их лицах отразилась тревога, и они кинулись к ней. Но она уже поднесла факел к занавескам на двери в одну из клетушек. Филии шарахнулись. Кто-то пронзительно завизжал.

— Пожалуйста! — воскликнула Кэтрин. Колени ее подгибались от страха. — Я не хочу делать этого. Но вы должны уйти! — Малая часть филиев побрела в направлении прохода. — Да! — закричала Кэтрин. — Да. Если вы уйдете отсюда, на короткое время, мне не придется делать этого!

Первые филии уже скрылись в проходе. Орава у ног Кэтрин таяла на глазах. Поскуливая, заливаясь слезами, филии то впятером, то вшестером удалялись из пещеры. Мало-помалу, кроме Кэтрин, в ней остались только самые упорные — кучка не более чем из тридцати особей. Кэтрин была бы рада выполнить свое обещание, но догадывалась, что все, кто ушел, затаились в проходе или в соседней пещере и дожидаются, пока она погасит факел. И она ткнула факелом в занавеску.

Вспыхнуло пламя. Оно перекидывалось с занавески на занавеску, поглощало клетушку за клетушкой, вздымалось над ними изжелта-оранжевой стеной и потрескивало, будто смеялось. Уж оно-то обладало собственной волей, высвечивая все укромные закутки пещеры, его языки весело гонялись друг за дружкой, попутно поджигая деревянные опоры, помосты и многочисленные веревки.

Должно быть, обморок продолжался всего лишь несколько секунд, ибо когда она открыла глаза, ей почудилось, что ничего не изменилось, разве только загорелись шелка на полу пещеры. Сквозь рев пламени пробивался изредка треск древесины, по пещере распространялась отвратительная вонь. Сделав над собой усилие, которое едва снова не повергло ее в беспамятство, Кэтрин поднялась на ноги, прижала к ране ладонь и заковыляла к проходу. Споткнувшись, плюхнулась на живот, преодолела накатившую слабость и двинулась дальше уже ползком, кашляя от дыма, который стелился по проходу. Глаза ее слезились, не раз и не два она была на грани забытья, но все же достигла соседней полости, миновала ее, каким-то образом умудрившись не свалиться ни в одну из множества ям, в глубине которых полыхал огонь, и очутилась в горле. Ее так и подмывало задержаться там, насладиться покоем темноты, но она пересилила себя, подгоняемая отнюдь не страхом, а неким побуждением двигаться, пока есть возможность. В глазах у нее потемнело, однако она сумела различить проблески дневного света и решила, что теперь можно и остановиться, что она добилась того, к чему стремилась, — увидела перед смертью свет дня, столь непохожий на золотистое сияние гриаулевой крови.

Кэтрин улеглась на ложе из папоротников, прижалась спиной к стенке драконьего горла, то есть приняла, как ей неожиданно вспомнилось, то же самое положение, в каком провела свою первую ночь в теле дракона много-много лет тому назад. Она задремала, но ее вырвал из дремоты странный шелест, который становился все громче и громче. Внезапно из горла вылетела наружу громадная туча насекомых, их было столько, что они, пролетая над Кэтрин, почти затмили собой дневной свет. Под небным сводом перепрыгивали с лозы на лозу обезьяны, а сквозь кусты ломились, не разбирая дороги, другие животные. Заметив все это, Кэтрин окончательно уверилась в правильности своего поступка, легла поудобнее и зажмурила глаза; голова ее соприкасалась с плотью Гриауля, и она откровенно радовалась тому, что ее жизни, с одиночеством, грубостью и пристрастием к наркотику, похоже, наступает конец. На какой-то миг она встревожилась за филиев, забеспокоившись о том, куда они могли деться, но потом сообразила, что они, вероятно, последуют примеру своего далекого предка и отсидятся в кустах.

Боль в ране утихла, превратившись в неназойливый зуд, который, как ни странно, придавал Кэтрин сил. Кто-то заговорил с ней, окликнул ее по имени, но она не желала открывать глаза, ибо вовсе не жаждала возвратиться в ненавистный мир. Наверное, подумала она, мне послышалось. Однако голос раздался снова, и она разомкнула веки и тихо рассмеялась, узрев рядом с собой Эймоса Молдри. Тот стоял на коленях, очертания его фигуры были зыбкими, как у призрака, и она поняла, что грезит наяву.