Шепчущие - Коннолли Джон

Дело шло к завершению, и вот Проктор едва все не испортил. Пусть делает, что хочет, пусть хоть упьется до смерти – Тобиасу было наплевать. Он сказал, что доля от последней сделки ему не нужна, главное, чтобы вывезли груз, и Тобиаса такая договоренность устраивала как нельзя лучше.

На то, чтобы перетащить все в фуру, понадобился целый час. Особенно тяжелыми оказались две статуи. Пришлось воспользоваться транспортной тележкой, но и то оказалось тяжковато.

Золотой ларец Тобиас оставил напоследок. А когда поднимал его со стола, внутри как будто что-то сдвинулось. Он осторожно наклонил его и прислушался. Ничего. Никакого движения. Фрагменты кости, как показало исследование, были вставлены в проделанные в металле отверстия и закреплены проволокой. К тому же и сдвиг, который он ощутил, напоминал не перемещение кости, а отчетливое перемещение веса справа налево, как будто там, внутри, ползало какое-то животное.

Но движение прекратилось, и никаких странных ощущений не возникало. Ларец не воспринимался как пустой, но в нем ничего не болталось. Тобиас отнес его в фуру и поставил рядом с двумя стенными орнаментами. Мексиканцы оставили после себя рассыпанный корм и разорванные мешки, и ему пришлось повозиться, чтобы навести мало-мальский порядок. Мешки послужили теперь дополнительной упаковкой для артефактов. Клиенту в южном Портленде нужно будет предложить какую-то историю и компенсацию, но и то, и другое не проблема. Тобиас запер трейлер, поднялся в кабину и осторожно сдал назад, чтобы развернуться к дороге. Теперь мотель был прямо перед ним. Там ли еще Проктор? Как-никак грузовик здесь, а значит, и Проктор где-то рядом. Может, с ним действительно что-то случилось? Например, упал.

Вместе с мыслью о сокровищах, лежавших на виду в берлоге Проктора, вернулось ощущение усталости, боль в руках и лице. Он вспомнил о Карен, ждущей его дома, Карен, с ее гладкой, чистой кожей, упругими грудями и мягкими алыми губами. Желание увидеть ее, взять ее накатило с такой силой, что у него закружилась голова.

К черту Проктора. Пусть получает, что заслужил.

Тобиас гнал на юг, не чувствуя никакой вины за то, что не осмотрел мотель и, может быть, бросил раненого человека, ветерана, служившего своей стране так же, как и он сам. Ему даже не пришло в голову, что такой поступок совершенно не в его натуре, поскольку мыслями и желаниями он был где-то далеко, и сама натура его уже начала меняться. Вообще-то, меняться она начала с того момента, когда он в первый раз увидел золотой ларец, и его согласие на убийство Жандро и пытку детектива было просто другим аспектом этой перемены. Теперь этот процесс ускорялся. Он ощутил слабый дискомфорт всего один раз, когда проезжал Огасту. В голове появился звук, напоминающий шум бьющихся волн. Поначалу это встревожило его, но мили бежали, и тревога убывала, уступая ощущению покоя и даже дремоты. Он уже забыл, что хотел выпить. Ему нужна была только Карен. Он возьмет ее, а потом уснет.

Дорога разворачивалась лентой, и в голове звучала тихая песня моря, шумели бьющиеся волны.

Шептали.

Глава 13

Склад Рохасов находился на северной окраине Льюистона. Когда-то здесь располагалась пекарня, на протяжении полувека принадлежавшая одной и той же семье, о чем напоминала и проступавшая под тонким слоем выгоревшей белой краски фамилия на стене здания – БАНДЕР. Слоган компании «Бандер – чудо-хлеб» частенько звучал по местному радио под мелодию, крайне напоминавшую музыку из телесериала «Чемпион, чудо-конь». Франц Бандер, во всех смыслах отец-основатель бизнеса, просто взял ее и пустил в дело, и ни он сам, ни джентльмены, ответственные за создание рекламы, не озаботились такими вопросами, как авторские права или гонорар. Учитывая тот факт, что реклама звучала только в восточном Мэне, и ни один любитель черно-белого «лошадиного» сериала не счел себя оскорбленным и жалобы не подал, мелодия продержалась до того самого дня, когда булочная Бандера испекла последний каравай и вышла из бизнеса под напором больших людей. Произошло это в начале восьмидесятых, задолго до того, как вокруг стали понимать ценность и значимость небольших семейных предприятий.

Антонио Рохас, более известный в тамошних краях под им же самим избранным именем Рауль, такой ошибки никогда бы не совершил. В своем бизнесе он целиком и полностью зависел от семьи, близкой и большой, и остро ощущал свою связь с более широким сообществом, поскольку оно покупало у него марихуану, кокаин, героин, а в последнее время еще и кристаллический мет, за что Рауль был ему благодарен. В штате именно метамфетамин получил самое широкое распространение и как порошок, и как «лед», и Рохас своевременно оценил его потенциал, тем более что быстро формирующаяся зависимость гарантировала постоянно расширяющийся рынок. На руку ему сыграло и то обстоятельство, что особую популярность приобрела именно мексиканская разновидность наркотика. Рауль использовал свои каналы и связи с партнерами к югу от границы и не полагался на местные лаборатории, которые даже при наличии прямого доступа к исходным материалам, включая эфедрин и псевдоэфедрин, не могли обеспечить долговременные и стабильные поставки, что имело важное значение для бизнеса Рауля. Так что мет Рохас получал из Мексики и теперь обеспечивал им не только Мэн, но и ближайшие штаты Новой Англии. При необходимости он мог обратиться и к поставщикам помельче. К присутствию на рынке лабораторий Рауль относился снисходительно при условии, что они не представляли угрозы его интересам и платили за возможность работать.

Рохас старался не настраивать против себя конкурентов. Торговлю героином в штате контролировали, причем весьма профессионально, доминиканцы, поэтому он при возможности делал у них оптовые закупки и не пытался выдавить с рынка, что грозило бы ответными мерами. Доминиканцы, помимо прочего, имели свой интерес в метамфетаминовом бизнесе, но Рохас несколько лет назад организовал встречу, на которой было достигнуто соглашение о разделе сфер влияния. До сих пор обе стороны выполняли соглашение. Кокаиновый рынок считался относительно открытым, и Рохас предпочитал заниматься крэком, которому наркоманы отдавали предпочтение по причине простоты употребления. Легкие деньги зарабатывались и продажей нелегальных фармацевтических средств из Канады: виагра, перкосет, викодин и оксиконтин. В итоге: с коксом и медпрепаратами мог играть любой, героин держали за собой доминиканцы, Рохас удовлетворял спрос на мет и марихуану – и все были довольны.

Ну или почти все. Другое дело банды байкеров. Их Рохас старался не трогать. Если они хотели продавать мет или что-то еще, что ж, на здоровье и vaya con Diós, amigos[27]. В Мэне байкеры захватили большую долю рынка марихуаны, поэтому Рохас продавал свой продукт – главным образом, канадский каннабис – за пределами штата. Связываться с байкерами было опасно и в конечном итоге убыточно. На его взгляд, люди это были чокнутые, а ссориться с чокнутыми могут только другие чокнутые. Так или иначе байкеры были величиной известной и могли быть включены в общее уравнение ради поддержания равновесия. Равновесие – вещь важная, на этот счет Рауль и Джимми Джуэл, который участвовал в некоторых его предприятиях и чьими связями в транспортной сфере ему случалось пользоваться, придерживались схожей точки зрения. Нарушение баланса грозило кровопролитием и, как следствие, вниманием со стороны полиции.

Впрочем, проблем, требовавших внимания самого Рауля, в последнее время хватало. Была среди них и перспектива столкнуться с силами, влияющими на его бизнес и находящимися вне сферы его контроля. Кровные узы связывали Рауля с небольшим, но амбициозным картелем «Ла Фамилиа», ввязавшимся во все расширяющуюся войну не только с конкурирующими картелями, но и с мексиканским правительством президента Фелипе Кальдерона. А это означало конец так называемому Pax Mafiosa, джентльменскому соглашению между властями и картелями, по которому стороны обязывались воздерживаться от враждебных действий в отношении друг друга.