Олигарх - Оксана Весенняя

— Кир…

— Спи, моя хорошая, спи… хрипло шептал, словно царапая спящее сознание, вытаскивая из сна, вызывая очередную волну дрожи и удовольствия.

— Спи, — шептал убедительно, без тени шуток и сомнения, вот будто уверен был в том, что сейчас Ксюша сможет уснуть.

— Я не буду мешать, — и снова толчок. Глубоко, до упора, до мурашек во всем теле.

Она не выдержала, закричала, впиваясь ногтями в его спину. Обмякла в его руках, прикрыв блаженно глаза, слабо улыбнулась, тем самым доводя и его до грани, до личного удовольствия.

Вот теперь пусть спит его девочка, набирается сил. Завтра он точно не выпустит ее из постели. Поцеловал ее в висок, бережно устраивая в своих объятиях.

«Боже! Как же долго он жил без нее! Как он вообще жил без нее?»

Кир разбудил ее рано, еще рассвет не проник своими лучами в окна, на улице царила тишина из приоткрытого окна не доносилось ни звука.

— Ягодка, я тут подумал и решил, что ты теперь будешь жить здесь, со мной.

— Я и так практически поселилась у тебя, — тихо рассмеялась, — к чему такие жертвы? — не удержалась от язвительного выпада.

— Перестань смеяться, — одернул Лавров, — я вполне серьезно.

Улыбка исчезла с ее лица.

— А меня ты спросить не хочешь? — поинтересовалась.

— Нет, не хочу, — ответил невозмутимо, — даже не собираюсь спрашивать, я ставлю перед фактом.

Ксюша опешила. Снова Кир решил, что его мнения будет достаточно. Сам надумал, сам все решил. Без нее. За нее!

— А тебе не кажется, что это не совсем правильно? Это касается нас двоих, а ты решаешь один, не посоветовавшись, не спросив. На каком таком основании, хотелось бы знать?

— На таком основании, что я мужик.

— А-а-а, — ехидно протянула Ягодка, — ну, раз мужик, тогда у тебя и гвозди должны быть в доме. Ведь есть же, да? — спросила, хитро улыбаясь.

Кир в ответ только утвердительно кивнул.

— Отлично, — едва слышно порадовалась Ягодка, — тащи их сюда. И молоток, — деловито добавила и поспешила в коридор. Кир последовал за ней.

— Вот сюда, — пальцем указала на косяк входной двери, — надо забить гвоздь.

— Подкову на счастье решила повесить? — иронично поинтересовался.

— Что-то типа того, — ответила уклончиво, внимательно наблюдая за тем, как Лавров примеряет место для гвоздя, — да, да здесь, Кир. Забивай, дала очередное указание.

— А вешать-то что? спросил, как только закончил. Ксюша молчала, — давай сразу эту хрень пришпандорю.

— Ты её сначала сними.

Кир вопросительно уставился на Смородину.

— Ягодка, ты мне зубы не заговаривай, не поможет это! Ведь сама знаешь, — самодовольно хмыкнул, — тему разговора не меняй, время не трать. Надо еще за твоими вещами заехать.

По ее выражению лица видел, что она собиралась что-то сказать, но он не позволил.

— Ты будешь жить здесь, хочешь ты этого или нет. Мне твоё согласие не требуется! — немного грубовато высказал своё недовольство.

— Я соглашусь только при одном условии, — выждала небольшую паузу. — Сюда, — указала взглядом на забитый Киром гвоздь, — ты будешь вешать свою корону.

Лавров опешил, а Ксюша продолжила:

— Как только забудешь повесить, я сразу уйду.

— Вряд ли, — хмыкнул Кир, — не уйдешь. Не сможешь.

— А не слишком ли ты высокого мнения о себе и своём жилище?

— Не-а, — ничуть не смутившись, ответил Лавров, — у меня даже рыбкам нравится, — довольно заметил он.

— С чего ты взял?

— Ну не уходят же.

Она стукнула его ладошкой по плечу:

— Ну ты царская особа!

— Ну-у. Теперь и ты будешь голубых кровей.

— Как скажете, Ваше величество.

Ксюша еще неделю держала его в подвешенном состоянии, то и дело возвращалась в Варину квартиру, вспоминая об оставленных там вещах: то одно забудет, то другое.

— Нет, Кир, — попыталась вывернуться из его рук, — мы так не будем.

— Будем, — возразил Лавров, — именно так будем, — прижал её своим телом, — я детей хочу.

— Рано еще.

— Самое время, — продолжал настаивать Лавров, — подари мне наследника или наследницу, — улыбнулся.

— Нет, Кирилл. Не сейчас.

Ягодка повысила голос. Кирилл словно не слышал ее, продолжал целовать, не выпуская из цепкой хватки.

— Сейчас не надо. Через девять месяцев подаришь, — продолжал настаивать, не разделяя ее настроя. — Если ты про свадьбу, то назови любую дату и всё будет.

— Я не про свадьбу. И замуж я не хочу!

— Не понял? — возмутился, испепеляя ее взглядом.

— Чего ты не понял, — я русским языком тебе сказала, что замуж не хочу.

Он, как одержимый, набросился на нее, спешно избавляя от нижнего белья.

— Кир! — буквально заорала Ягодка, из всех сил уперлась руками в его грудь. Бесполезно, и на миллиметр не смогла его сдвинуть. — Подожди! — Кирилл не отреагировал. — Нельзя мне! Понимаешь? Рано еще! Полгода не прошло. — Он замер на мгновение, а она продолжила: — У меня со здоровьем проблемы. Нельзя мне пока детей. Слышишь? Нельзя! Полгода нельзя, — с отчаянием прошептала Ксюша.

— Почему мне об этом неизвестно? — тихо спросил, приподнимаясь на локтях.

— Теперь известно, — буркнула в ответ. Не хотела ему говорить, но пришлось.

— Почему именно полгода?

— Потому что у меня был выкидыш.

Кир дернулся как от удара. Прожигал ее взглядом, пытался в ее глазах увидеть ответы на интересующие его вопросы.

— Когда?

— Полтора месяца назад, — нехотя ответила она.

— До Севкиной смерти или после?

Ксюша молчала, пытаясь подобрать нужные слова.

— После.

— Ты должна была мне сказать, — сказал так, будто тишину рубил на части словами. Резко, отрывисто, требовательно.

— Я не могла, — голос звучал тихо, хотя хотелось выть от безысходности.

— Могла. Ты обязана была сказать, — повторил Кир буквально по слогам.

— Ты действительно считаешь, что я должна была добить тебя новостью о том, что в один день ты хоронил не только лучшего друга, но и своего ребенка? — по Ксюшиным щекам побежали слезы, но она даже не зажмурилась. Лучше бы она прикрыла глаза, потому что в них плескался такой ужас, такая боль, что у Кира дыхание перехватило и казалось, что сердце остановилось на несколько секунд. Секунда, еще одна отпустило удар бьется, сердце бьется, разгоняя застывшую в венах кровь. Кирилл сел, подвинулся к изголовью кровати, перетянул Ягодку к себе на колени, обнял, прижимая к груди, и прошептал:

— Люблю. Люблю тебя, моя маленькая, сильная девочка. Люблю.

Сцеловывал слезы с ее щек и никак не мог придумать способа, чтобы загладить вину перед своей Ягодкой. Потому что нет ему прощения, нет оправдания его эгоизму, его ошибкам