Вызов врача - Наталья Нестерова

– Все хорошо, мой маленький! – утешала она сына. – Я с тобой! Папа с тобой! И дедушка! – Посмотрела виновато на мужа: – Древнегреческая трагедия?

– Шекспир отдыхает, – улыбнулся Павел.

– Папа, выпей лекарство! И мне… накапай.

– Я бы тоже не отказался, – разжал руки Павел, посмотрел внимательно на жену, не ожидается ли нового приступа. Миновало. – Только вместо валерьянки предпочел бы виски.

– И мне виски! – потребовал Николенька.

– Договорились, – ответил Павел. Ирина посмотрела на него укоризненно: нельзя так шутить с ребенком.

Павел и Николай Сергеевич вышли на кухню. Николенька крепко обнимал маму за шею.

– Почему ты плакала?

– Ударилась больно головой. Упала с кровати. Видишь шишку на лбу?

– Вижу. Мура! Вот я трахаться умею и никогда не плачу!

– Давай договоримся, слова «мура» и «трахаться» ты говорить не будешь.

– Почему?

– Они мне не нравятся.

Пришел Павел с тремя стопками на подносе. В одной виски для него, во второй мутная жидкость – успокаивающие капли для Ирины, в третьей разбавленный чай для Николеньки.

– Выпьем!

Ирину поразило, что сын бодро, если не сказать привычно, двинул свою стопку, чтобы чокнуться. Надо больше заниматься ребенком!

– Можно я посплю с вами? – попросил Николенька.

– Э-э-э… – подбирая слова отказа, протянул Павел.

– Конечно, мой хороший! – ответила Ирина. – Устраивайся поудобнее.

Несколько минут, когда Николенька, лежащий между ними, засыпал и вдруг всхлипывал, трогательно и осуждающе, родители молчали. Казалось, сын источает детскую, теплую, с запахом молока энергию, которой лечит их от горестей и заблуждений. Любовь ребенка к родителям эгоистична. Но родительская к нему – во сто крат эгоистичнее.

Павел отнес сына в комнату к дедушке, положил на кроватку. Николай Сергеевич мирно сопел. Нервной системе стариков можно только удивляться. Казалось бы, после произошедшего с дочерью должна возникнуть опасность инфаркта. А он капельки принял и забылся сладким сном.

– Павлик, – начала Ирина, когда он вернулся в постель, – я хочу…

Он накрыл ее рот пальцами:

– Хочу, и точка! Это слово ласкает мой слух. Я тоже хочу. Кто там рассуждал о втором ребенке?

День третий

1

Павел пришел забрать сына из детского сада. Сегодня отличный день. Вообще он заметил – после страстной ночи не бывает дурных дней. Недавние корчи ревности казались глупостью. Но это не единственная его ошибка в жизни, не первый раз он наломал дров во гневе. Счастливо ошибся – и ладно, и спасибо!

Объяснился с Данилой. Физиономия у друга, конечно, сильно пострадала. На важные переговоры пришлось срочно отравлять другого юриста. На вопрос начальника, что с ним стряслось, Данила ответил: «Защищал честь девушки». Потом в курилке доходчиво, в выражениях не особо цензурных, объяснил Павлу про девушку и какого тот дурака сыграл.

– Ну, виноват! – признал Павел. – У тебя нет малолетки сестры, и не понять страхи за нее. Давай поквитаемся? – подставил лицо. – Бей! Не хочешь?

– Оставлю выстрел за собой.

– Договорились. Можешь также занять денег и не отдавать.

– Когда они у тебя будут.

– И у тебя!

Они с энтузиазмом ударили друг друга по рукам.

И Данила и Павел зарабатывали до обидного мало, учитывая их квалификацию. Юридическую компанию, в которой третьим партнером был их начальник и друг, подкосил дефолт. Клиенты не расплатились за выигранные процессы и арбитражные суды. Клиенты сами положили зубы на полку. И вот теперь, спустя два года, забрезжил свет в конце туннеля. Если и дальше так пойдет, если в стране не будет катавасии, они добьются задуманного и заслуженного. Дети Данилы получат большие алименты, Павел перевезет семью в большую квартиру, оба купят машины, построят дачи… Как говорится, лишь бы не было войны!

Воспитательница в детском саду, с кислой физиономией, поджатыми губами, собралась пожаловаться Павлу на сына, но не успела.

– Татьяна Самойловна! – расплылся он в улыбке, постарался изобразить самую восхищенную. – Потрясающе выглядите! Обворожительно! Вам очень идет стрижка!

– У Татьяны Самойловны, – встрял Николенька, – сегодня критические дни. Я сам слышал, как она говорила нянечке. А когда у меня будут критические дни?

Воспитательница пунцово вспыхнула, Павел закашлялся, стараясь погасить смех.

– Видите, какой он мальчик? – осуждающе покачала головой Татьяна Самойловна.

Она рассчитывала услышать от Павла покаянные слова: мол, дома поработаем над ребенком, повоспитываем. Павел извиняться за сына не собирался. Напротив, он считал (дедушка неоднократно жаловался), что воспитательницам следует укоротить языки. С другой стороны, нападки на воспитателя неизбежно скажутся на ребенке. Павел отправил сына надевать куртку, взял под локоток воспитательницу, наклонился к ее уху:

– Давно хотел вас поблагодарить за неустанное обучение моего сына тайнам женской физиологии. Это новое веяние в педагогике? Упор на раннее развитие, пробуждение интереса? Объясните мне, неразумному, какого рода интерес должен испытывать мой сын, слушая разговоры о родах, абортах или, как сегодня, прошу прощения, о критических днях?

– Никто с ним об этом не говорил!

– Достаточно того, что говорили в его и остальных детей присутствии.

По лицу воспитательницы Павел понял, что стоять завтра Николеньке целый день в углу, быстро сменил тон на лилейный, широко улыбнулся:

– Дорогая Татьяна Самойловна! Ежедневно на восемь часов мы отдаем в ваши руки самое дорогое, своего ребенка. Поэтому относимся к вам со всем возможным почтением! Примите мои самые искренние в этом уверения!

«Не поцеловать ли ей ручку? – подумал Павел. – Обойдется. Во мне умер великий дипломат».

В Москву пришла долгожданная зима. Сыпал снег, пушистый, красивый, как в мультфильме. Они покатались на горке. Для ускорения процесса скатившегося Николеньку Павел подхватывал на руки и сажал на вершину горки. На десятый или двадцатый раз, когда слегка устал, а сын заявил, что он уже «накатанный», Павел посадил его на горку, их лица оказались на одном уровне.

– У меня к тебе мужской разговор, – сказал отец.

– Про женщин?

– В определенном смысле, – усмехнулся Павел. – Ты хотел бы иметь бабушку?

– Настоящую, живую?

– Полностью живую.

– У Вани есть бабушка, у Светы, у Игоря, у многих. Я тоже хочу. Она купит мне железную дорогу?

– Не исключено. Пойдем знакомиться с твоей бабушкой?

– А почему она раньше не знакомилась?

– Потому что отсутствовала.

– В тюрьме сидела?

– Нет, просто потерялась во времени и пространстве.

– Разве взрослые теряются?

– Иногда.

– А где она будет спать? В моей комнате на раскладушке?

– Во-первых, не «она», а бабушка Маруся. Во-вторых, у нее, то есть у бабушки Маруси, имеется собственная квартира. Тут недалеко. Двинули? – снял Павел сына с горки. – И давай подумаем, как представимся твоей бабушке.

Мария Петровна открыла на звонок. За порогом стояли молодой человек и ребенок. Еще до того, как мальчик открыл рот, Мария Петровна узнала его. Узнала свои глаза на детском, невыносимо прекрасном личике. Сердце у Марии Петровны оборвалось, она схватилась за горло.

Николенька громко, точно стихи читал на детском утреннике, проскандировал:

– ЗДРАВСТВУЙ, БАБУШКА МАРУСЯ! Я пришел! На! – поднял он ручки. – Обнимай меня!

Мария Петровна с радостным всхлипом-стоном подхватила его, крепко прижала. Казалось, что все ей снится. Она зажмурила глаза, боялась открыть, проснуться.

– Задушишь! – стал барахтаться мальчик.

– Извини, Коленька!

– Я не Коленька, а Николенька!

– Николенька! Свет мой, радость, внучек!

– Пусти меня, раздеваться буду. У тебя конфеты есть?

– Есть. Сейчас тебя угощу. Снимай курточку, давай я расстегну.

Павел кашлянул, привлекая к себе внимание.

– Позвольте представиться, Павел, муж вашей дочери. Взял на себя смелость прийти знакомиться.

Мария Петровна посмотрела на него с такой благодарностью, что Павел понял: он приобрел тещу, которая будет преданно его любить. Слова Марии Петровны подтвердили догадку:

– До конца моих дней буду за тебя молиться! – И тут же забыла о Павле, поспешила за внуком, пожелавшим осмотреть квартиру.

– Где можно стоять на голове? – деловито поинтересовался Николенька в гостиной.

– Что? – не поняла Мария Петровна.

– Игорь говорит, что он у своей бабушки всегда стоит на голове. Я тоже хочу.

– Да где хочешь, там и становись! Делай, что желаешь, это твой дом! Я тоже… вместе с тобой… могу… и на голове…

Николенька забрался на диван, попрыгал, хвастаясь, «как высоко я умею». Свалился на спину и попытался сделать стойку на голове, колотил пятками по спинке дивана.

– Бабушка, ты так умеешь?

– Сейчас попробую, – полезла на диван Мария Петровна, поблагодарив Провидение, что одета в брюки.