Том 2. Путешествие к центру Земли. Путешествие и приключения капитана Гаттераса - Жюль Верн

- К черту твои вычисления! - вскричал разгневанный дядюшка. - К черту твои гипотезы! На чем они основаны? Кто тебе сказал, что эта галерея не ведет прямо к нашей цели? А затем в мою пользу говорит пример нашего предшественника. То, что делаю я, уже сделал другой, и то, что удалось ему, удастся также и мне.

- Надеюсь, но ведь мне все же разрешается...

- Тебе разрешается молчать, Аксель, если ты намерен продолжать свои благоглупости!

Я видел, что в дядюшке снова заговорил раздражительный профессор, и принял это к сведению.

- А теперь, - продолжал он, - взгляни-ка на манометр. Что он указывает?

- Весьма значительное давление.

- Хорошо! Ты видишь, что если спускаться постепенно, то привыкаешь к более плотной атмосфере и ничуть от этого не страдаешь.

- Ничуть, если не считать боли в ушах.

- Это пустяки, и ты можешь легко избавиться от этого, участив дыхание и тем ускорив обмен воздуха в легких.

- Хорошо, - ответил я, решив больше не противоречить дядюшке. - Есть даже известное удовольствие в том, что погружаешься в более плотную атмосферу. Заметили ли вы, с какой силой в ней распространяется звук?

- Несомненно! Тут и глухой стал бы отлично слышать.

- Но эта плотность, конечно, будет возрастать?

- Да, согласно закону, еще недостаточно точно установленному. Известно, что сила тяготения уменьшается по мере углубления в Землю. Ты знаешь, что ее действие всего ощутительнее на поверхности Земли и что в центре земного шара предметы не имеют веса.

- Я знаю это; но скажите, не приобретает ли воздух в конце концов плотность воды?

- Несомненно, под давлением в семьсот десять атмосфер.

- А ниже этого предела?

- Плотность будет неизменно возрастать.

- Как же мы будем тогда спускаться?

- Мы наложим в карманы камни.

- Право, дядюшка, у вас на все есть ответ?

Я не смел больше забегать вперед; я рисковал натолкнуться еще на какую-нибудь преграду, которая вывела бы из себя профессора.

Однако было ясно, что под давлением, которое могло подняться до нескольких тысяч атмосфер, воздух перешел бы, наконец, в твердое состояние, а тогда, допуская даже, что наши тела и выдержали бы> такое давление, все же пришлось бы остановиться.

Но я не привел этого довода. Дядюшка снова стал бы козырять своим вечным Сакнуссемом, - пример отнюдь не убедительный, так как, даже признавая факт путешествия ученого исландца, можно было бы привести очень простое возражение.

В шестнадцатом веке ни барометр, ни манометр не были еще изобретены, - как же мог Сакнуссем установить, что он дошел до центра земного шара.

Но я оставил это возражение при себе и выжидал событий.

Остальная часть дня прошла в вычислениях и разговорах. Я соглашался во всем с профессором Лиденброком и завидовал полному безучастию Ганса, который, не разбирая причин и следствий, слепо шел туда, куда его вели обстоятельства.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Сознаюсь откровенно, до сих пор все шло хорошо, и я не имел права жаловаться. Если «в среднем» трудности не станут увеличиваться, то ничто не помешает нам достичь нашей цели. А тогда - какая слава! Я дошел до того, что рассуждал вроде Лиденброка. Удивительно! Неужели в этом сказывалось влияние необычайной среды, в которой я жил? Может быть.

В продолжение нескольких дней более крутая дорога, иногда даже ужасающе отвесная, завела нас глубоко в недра Земли. В иные дни мы проходили от одного до двух лье. Спуск был опасен, но ловкость и удивительное хладнокровие Ганса приходили нам на помощь. Этот исландец, никогда не терявший присутствия духа, оберегал нас с неизменной преданностью, и благодаря ему мы преодолели много трудностей, а это нам одним было бы не под силу.

Кстати, его молчаливость возрастала изо дня в день. Мне даже казалось, что он стал дичиться нас. Внешняя обстановка безусловно воздействует на мозг. Человек, который замыкается между четырех стен, утрачивает в конце концов способность владеть мыслью и словом. От долгого пребывания в одиночном заключении человек тупеет или становится сумасшедшим, не упражняя своих мыслительных способностей!

Прошло две недели после нашего последнего разговора, и за это время не произошло никаких событий, сколько-нибудь примечательных. Я припоминаю, и не без основания, лишь один значительный случай. Он слишком дорого мне обошелся, чтобы я мог забыть хотя бы! малейшую его подробность.

Седьмого августа мы постепенно достигли глубины в тридцать лье, иначе говоря, над нашей головой нависла земная кора в тридцать лье толщи, со скалами, океаном, материками и городами. Мы были в это время, должно быть, на расстоянии двухсот лье от Исландии.

Теперь наклон туннеля едва чувствовался. Я шел впереди, дядюшка нес один из аппаратов Румкорфа, я другой. Я изучал гранитные стены и вдруг, оглянувшись, заметил, что остался один.

«Пустяки, - подумал я, - или я слишком быстро шел, или же Ганс и дядя остановились. Нужно их отыскать. К счастью, подъем не крутой».

И я вернулся обратно. Я шел четверть часа. Я оглядывался. Ни души! Я стал кричать. Никакого ответа! Голос мой терялся, сливаясь с многоголосым эхом. Беспокойство стало овладевать мною. Я дрожал с ног до головы. «Спокойствие прежде всего! - сказал я громко. - Я непременно найду моих спутников. Дорога только одна! Я шел впереди, вернусь обратно».

Целых полчаса я шел в обратном направлении. Я прислушивался, не позовут ли меня. При такой плотной атмосфере я мог уже издали услышать голоса. Мертвая тишина царила в бесконечной галерее.

Я остановился. Мне не верилось, что я нахожусь в полном одиночестве. Мне хотелось думать, что я заблудился, а не потерялся. А если я заблудился, то мы снова найдем друг друга!

Я беспрестанно повторял себе: «Раз дорога только одна, раз они идут по ней, я должен их нагнать. Нужно только идти назад! Впрочем, не видя меня и забыв, что я шел впереди, они, может быть, вздумали тоже вернуться назад? Ну что ж! даже в таком случае, стоит лишь поспешить, я нагоню их. Это ясно!»

Я повторил последние слова, далеко не убежденный в их правоте. Впрочем, мне понадобилось немало времени, чтобы довести до сознания эти столь простые вещи и поверить в них.

Сомнение овладевало мною. Действительно ли я шел впереди? Конечно! Ганс следовал за мною, а за ним дядюшка. Он даже остановился на несколько минут, чтобы лучше укрепить на спине свою ношу. Я припомнил все это. Вероятно, именно в это время я ушел далеко вперед.

«Впрочем, - подумал я, - у меня ведь есть надежное средство не заблудиться - мой верный ручей укажет мне путь в этом коварном лабиринте. Мне нужно идти вверх по его течению, и я обязательно найду своих спутников».