Четвертая высота - Елена Ильина

И Фрося опять запела:

… що тебе я так…

Снова молчание.

— Фрося, спивай!

Но в эту самую минуту кто-то стукнул в дверь.

— Гулька! — крикнула Фрося. — Чуешь ты чи ни? Стукають в двери! А у мене керосинка гасне.

— Нехай стукають, — отозвалась из своей комнаты Гуля. — Мени учитись треба.

Они обе столкнулись у дверей и вдвоём отворили. В переднюю вошла Гулина одноклассница Надя, одна из самых нарядных и хорошеньких девочек в классе.

— Гулька, — сказала Надя, едва переводя дух, — бросай всё! Лемешев в Киеве! Мировой концерт. Есть два билета!

— Ты что, в уме? — спросила Гуля. — А физика?

— Физика подождёт. Неужели ты пожертвуешь Лемешевым ради несчастной физики?!

Гуля молчала.

— Я буду ночью учить «теплоту», — сказала Надя, вертясь перед зеркалом и поправляя локоны и складки платья.

Гуля смотрела на неё улыбаясь и чуть-чуть прищурившись.

— Сказать тебе, — спросила она, — какую эпиграмму сочинили на тебя в школе?

— На меня? Кто сочинил? Какую телеграмму?

— Не телеграмму, а эпиграмму. Вот слушай:

Надя-НадеждаНадежду лелеет,Что чуб и одеждаСердца одолеют.

— Ты сама сочинила эту диаграмму! — сказала Надя и слегка покраснела.

— Да ты не обижайся, Надежда!

Но Надя и не думала обижаться — над ней в классе часто подтрунивали, и она к этому давно привыкла.

— Знаешь, Гулька, — сказала она, — я поменялась с одной нашей девчонкой: я дала ей Лемешева с папиросой, а она мне Лемешева в шляпе.

— Иди ты к аллаху со своей папиросой и шляпой! Человек, можно сказать, наконец образумился…

— Это ты-то человек, который образумился? — засмеялась Надя.

— Я не шучу, Надька, — серьёзно сказала Гуля. — Ты же знаешь, мне недолго сорваться, особенно если такой концерт. Приходится держать себя во как! Думаешь, мне приятно париться? Но ведь осталось ещё добрых пятьдесят страниц. Видишь?

— Да ведь ты ж в году их учила.

— Мало ли что! И ты ведь учила, а, наверно, ничего не помнишь.

— Ни черта не помню! — сказала Надя, искоса поглядывая в зеркало.

— Что ж хорошего? Провалишься на экзамене.

Надя только пожала плечами.

— Ты, Гулька, вечно чего-то невозможного требуешь и от себя и от других. Ну, насильно в рай не тянут. Сиди зубри!

И, чмокнув Гулю в щёку, Надя убежала.

Не успела закрыться за ней дверь, как раздался телефонный звонок.

Застенчивый мальчишеский голос звал Гулю на Днепр — кататься на лодке.

— Не могу же! Занята я! Отстаньте от меня все! — крикнула со слезами в голосе Гуля и, положив трубку, накрыла телефон диванной подушкой. — Не подойду больше, хоть тресни! — сказала она и пошла к своему столу, заваленному книгами.

До вечера просидела она над физикой, не вставая. А после ужина сказала Фросе:

— Эх, Фросенька, кабы ты знала, какой я концерт пропустила… Спой хоть ты мне вместо Лемешева!

И Фрося затянула своего «козаченька», на этот раз без перерывов.

ДЯДЯ ОПАНАС И НАДЯ

Светало. Небо было прозрачное и чистое, и на нём ясно вырисовывались ветви акаций.

Сколько таких ранних рассветов успела встретить Гуля за время своей подготовки к экзаменам!

Обливаясь холодной водой в ванной комнате, Гуля думала:

«Теперь было бы уж совсем позорно сдать не на „отлично“, когда я комсомолка. Как я им всем в глаза посмотрю?.. Ух, страшно!»

От холодной воды и волнения Гулю стало трясти как в лихорадке. Она принялась быстро вытираться мохнатым полотенцем.

«А дрожать как осиновый лист тоже, конечно, глупо. С восьмиметровой вышки прыгнула — и ничего, уцелела. Ну, а на экзамене, что бы там ни вышло, голова, во всяком случае, останется на плечах. Хоть и пустая, какая ни на есть, а голова…»

Гуля быстро сделала несколько гимнастических упражнений, оделась, поела на кухне и вышла из дому.

Фрося проводила её до порога и долго ещё стояла на площадке лестницы, глядя через перила вниз.

На тихих, прохладных улицах ещё не было ни души. Одни только дворники в белых фартуках мели тротуары.

«И виду никому не покажу, что сдрейфила немножко, — думала Гуля, бодро шагая по улице. — Вот сделаю такое лицо, и никто не догадается, что на экзамен иду. А всё-таки счастливые дворники, что им не надо сдавать физику!..»

И она взялась за ручку школьной двери.

В конце длинного коридора у маленького столика сидел, подперев ладонями сизые старческие щёки, школьный сторож дядя Опанас. Старик дремал.

Услышав шаги, он вскинул голову.

— А, пташка ранняя! — улыбнулся он Гуле.

— Здравствуйте, голубчик, дядя Опанас, — сказала Гуля и присела на подоконник. — Какие дни чудесные стоят! А из-за этих экзаменов сидишь и паришься в душной комнате. Тут бы на Днепр поехать…

Старик кивнул головой.

— Ничего. Ще богато буде ясных днив. Днипро никуды не динеться.

Гуля дружила с дядей Опанасом. Она носила ему из дому табачок, писала под его диктовку письма внукам в Полтаву. Но не за это любил и уважал её старик, а за то, что она была «розумна дивчина». Уж если возьмётся за какое дело, так нипочём не бросит.

Дядя Опанас уже сорок лет работал при школе, и школьная жизнь со всеми радостями и неурядицами заменила ему семью и дом. Он берёг школьные карты, хранил ключи от всех кабинетов и особенно любил присутствовать в физическом кабинете, когда преподаватель ставил опыты. Нередко случалось, что у преподавателя что-то не ладилось во время опыта. И тогда на помощь приходил дядя Опанас. Он уверенно брал своими старческими, дрожащими руками прибор, вертел его перед глазами и почти всегда в конце концов находил причину неудачи.

— Ось тут подкрутимо, щоб в притирочку, всё и буде справне, Микола Петрович. Ось, бачите?

И всё шло на лад: горело, кипело, искрилось и клокотало как полагается.

— Дядя Опанас, — сказала Гуля, положив руку ему на плечо, — я давно хотела у вас спросить. Как это так? Вы ведь физику не проходили, а опыты ставите лучше иной раз, чем сам Николай Петрович.

— А як же? — спокойно ответил дядя Опанас, скручивая из бумажки цигарку. — Вин же теорехтетик, а я ж прахтетик. Зрозумила?

— Эге, — сказала Гуля, пряча улыбку. — А скажите дядя Опанас, и Николай Петрович строго экзаменует? Я ему ни разу ещё не сдавала.

— От побачишь, — загадочно сказал дядя Опанас и лукаво поглядел на Гулю.

Гуля тревожно вздохнула и соскочила с подоконника.

«Скорей бы уж!» — думала она, прохаживаясь по коридору.

Хлопнула входная дверь. Навстречу Гуле торопливо шла Надя. Она была по-прежнему нарядна, но волосы её были причёсаны кое-как и кружевной воротничок завернулся внутрь.