Последняя война - Василий Росляков

День и ночь хлюпал насос, выгоняя из землянки воду; возился на своей кухне Букатура; партизаны сидели возле печки в синем табачном дыму, в десятый раз обсказывали подробности боя с карателями, а то насмешничали друг над другом, вспоминали по большей части смешные случаи из своей жизни. А когда Настя Бородина читала им книжки, партизаны терпеливо слушали.

Лейтенант Головко на болоте занимался со своими минометчиками стрельбой. Делал так: брал мину, красную, диковинную, с хвостовым оперением, поднимал, как дорогую чашу, над минометным стволом и, перед тем как опустить в трубу, говорил:

- Будем живы!

Мину из трубы выбрасывало, а через короткий промежуток на болоте ухал взрыв.

- Будем живы! - Щелк, удаляющийся свист и через минуту - у-ах! взрыв на болоте.

Текла обычная лагерная жизнь.

Командир занят был хозяйством, заготовкой сена, фуража, продуктов. Комиссар думал. Думал он вот о нем Разгромили, сволочи, две базы, напали на третью, на последнюю. Как дальше? Ну, хорошо, бой кончился в нашу пользу, а если снова придут? Теперь ведь они знают дорогу. Правда, силенок у них кот наплакал, гарнизон плевый, нестрашный для нас, и навряд ли будут укреплять его, главную-то силу на фронт гонят. Ну а если по-другому сложится? Вдруг какую-нибудь часть, например, маршевую, возьмут и кинут на нас, по пути, на день-два, чтобы избавиться от нас? Нет, тут что-то делать надо. И одним больше нельзя. Одних раздавят, рано или поздно. Нужно искать соседей, взаимная выручка нужна, совместные действия, маневр. И опять Сергей Васильевич вспомнил объединителя, Емлютина. Прав он, этот самозванец, прав, черт возьми! Нельзя дальше без объединения, нельзя...

Потом мысль пошла другим путем. Кто приводит? Кто предает? В одном случае ясно, в другом случае неясно. Надо этим заниматься. Иначе можно дождаться чего угодно. Холопова привели прямо в лагерь, в землянку, в отсек привел этот Зайцев. Не спросил, не посоветовался. Правда, парень-то наш, комсомолец, хороший парень, но ведь мог оказаться на его месте и другой, - враги же кругом, со своей разведкой, с диверсантами своими. Вошел бы, сдернул с гвоздя ППШ, и будь здоров, откомиссарил Сергей Васильевич. Сегодня обошлось, а завтра? Надо заниматься этим. А то ведь придет такой, сдернет с гвоздя ППШ или другое что сделает... Кстати, ППШ не надо вешать у самого входа. Тем же манером, что и Емлютин, может прийти и диверсант, разведчик немецкий. Может прийти? А почему не может? Надо заниматься. И заниматься постоянно. А разговорчики разные? Разве их нет? Наверняка есть. Кто будет заниматься? Нужен особый отдел. Отдела не будет, но человека на это дело поставить надо. Без особого разглашения, но поставить. Пусть занимается.

Сергей Васильевич облегченно вздохнул. Он пришел к правильному решению. Заворготделом Мишаков. Был заворготделом теперь завособотделом. Мишаков, пожалуй, подойдет.

Был учрежден Мишаков. Спал он недалеко от печки, на срединных нарах. Там и осталось его место. Но на посты он больше не назначался, от качания воды тоже был освобожден. Партизаны толком не знали, по какой такой причине Мишаков освободился от всех обязанностей, бумаги завел какие-то, в отсек к комиссару стал похаживать. Никто ничего не знал, а все же каждый чувствовал: что-то такое образовалось там, недалеко от печки, какое-то место. Что же касается Славки, то он по наивности своей даже не догадывался об учреждении Мишакова. Для него почти все партизаны были еще не совсем свои, что ли, не совсем он сблизился с ними. Они были местными людьми и пришли сюда все вместе. Славка же пришел совсем по-другому. Но дело не в том. Сама жизнь подсказала: надо заводить особый отдел. И отдел этот, в лице Мишакова, был заведен.

После разгрома карателей все - от бойца до комиссара - почувствовали: жить можно. И немцев бить тоже можно. Комиссар весь день теперь дымил трубкой в отсеке начальника штаба. Заходил сюда и Петр Петрович, командир отряда. Продумывали новые операции, уже более смелые, более широкие по своим масштабам.

Взвод Арефия Зайцева тремя группами по двенадцать - пятнадцать человек направлялся в три деревни - организовать там местные партизанские отряды и общими усилиями провести целую серию операций по взрыву железнодорожных мостов, виадуков и просто железнодорожного полотна на линии Брянск - Гомель.

Одной из трех деревень была Дебринка. Славка попросил Арефия направить его в Дебринку.

8

Приехали на трех санях, открыто, в середине дня Пока отдыхали в соседней деревне, кто-то сумел передать в Дебринку, и староста Прокопий Гуськов укатил на станцию за десять - пятнадцать минут до появления партизан. Теперь уж, видать, запутался Прокопий в своих делах и намерениях окончательно, стал бояться партизан.

Из конца в конец верхней улицы, а потом и нижней, полыхнул слух: едут партизаны. Мальчишки выскочили навстречу, увязались за санями, сопровождали их до бывшего правления колхоза, где сани остановились. Бабы, расплющив о стекло любопытные носы, наблюдали за партизанами через окна. Те из мужиков, кто проживал дома, посерьезнели, попризадумались, заметив партизан со своих подворий или узнав об их появлении от соседей, от детей своих, от жен.

- Слава, наш Слава приехал! - кричал, забегая к передним розвальням, Саня.

Догнал, ухитрился встать на полоз, вцепившись в Славкино плечо. Когда остановились перед правлением, Петька подбежал, перед Славкой остановился, не смея подойти от радости и стеснения. Славка притянул его, загреб под руки, прижал к себе.

- Ох, Славка, - щурился Саня, - я так и знал, что ты приедешь. Петька, беги, мамке скажи, Слава приехал.

- Погоди, успеется.

Славка был старшим в этой группе, вроде командира отделения, хотя никаких командиров отделений во взводе не было. Просто Арефий оставил Славку за старшего, временно.

Открыли ворота, ввели лошадей во двор, распрягли. В правлении было холодно, не топлено. Славка назначил наряд патрулей, часового у штаба так сразу стало называться правление, - остальным приказал напилить, наколоть дров, растопить печь. Вслед за Славкой, а точнее - вслед за Саней и Петькой, в помещение ввалилась, один за другим, вся детвора. Кто-то из партизан цыкнул на ребят, но Славка остановил его. У Славки было дело к ребятам.

- Саня, - сказал он, - ты мне достань тетрадку и ручку с чернилами.

- Слышишь? - повернулся Саня к Петьке. - Ну-ка на одной ноге, тетрадку и ручку с чернилами.

Славка улыбнулся. Всех ребят распределил он по деревне, по двум улицам, - созывать мужиков и парней в правление. Ребята с великой серьезностью приняли задание главного партизана. Главный партизан, то есть Славка, выглядел сейчас далеко не так, как тогда, в бытность его проживания тут, у Сазонихи. Сейчас на нем было добротное полупальто, добротные же немецкие брюки болотного цвета и вместо драной кожаной ушанки теплая мохнатая шапка; широкие сапоги с подковками, из-за правого голенища торчала деревянная ручка немецкой гранаты, за плечом новенькая немецкая винтовка. Вид такой, что дай бог. Особенно производила впечатление деревянная палка за голенищем, она похожа была на толкушку, которой матери толкут картошку. Ребята знали, видели у немцев, что это за толкушка. Одним мигом очистили помещение, кинулись выполнять задание партизан. Вносили золотистые, пахнущие морозом и сосной поленья, со звоном сваливали на пол.