Цезарь Каскабель - Жюль Верн

Он выступил, как всегда, успешно. Но как только он поклонился, поблагодарив публику за внимание, на подмостках, приподняв маску, появился индеец его возраста.

И он повторил все, что проделывал Сандр, так уверенно и легко, будто у него отсутствовал позвоночник, и не оставил желать ничего лучшего в искусстве акробатики. Не столь изящный, как младший Каскабель, он тем не менее поразил аборигенов и заслужил самые горячие кивки.

Конечно, экипаж «Прекрасной Колесницы» тактично присоединил свои аплодисменты к аплодисментам публики. Но, не желая уступать, господин Каскабель подал знак Жану начинать свои жонглерские штучки, в которых, как он думал, его старшему сыну нет равных.

Жан понял, что отстаивает честь семьи. Ободренный жестом господина Сержа и улыбкой Кайетты, он принялся последовательно подкидывать бутылки, тарелочки, шары, диски, палочки, и на этот раз превзошел, можно сказать, самого себя.

Господин Каскабель не удержался от торжествующего и в какой-то мере вызывающего взгляда. Казалось, он спрашивал: «Ну, каково? Слабо сделать такое?»

Индейцы прекрасно поняли вызов, и по жесту вождя один из них, сняв маску, отделился от группы.

Шаман Фи-Фу стремился поддержать репутацию и не уронить честь индейской расы. Ощупав один за другим атрибуты Жана, он, представьте себе, повторил одно за другим упражнения своего соперника, перемежая ножи и бутылки, диски и кольца, шары и палочки. Причем самым элегантным образом и не менее ловко, чем Жан Каскабель.

Клу, привыкший восхищаться только своим хозяином и его семьей, остолбенел от изумления; его глаза стали круглыми как пятаки, а уши оттопырились, как поля у шляпы.

На сей раз господин Каскабель только из вежливости похлопал самыми кончиками пальцев.

— Вот так штука! — пробормотал он. — Неплохо для краснокожих! Казалось бы, люди без образования… Ну да ладно! Сейчас мы им покажем!

В глубине души господин Каскабель крайне огорчился, обнаружив конкурентов там, где рассчитывал найти только обожателей. И каких конкурентов? Простых американских аборигенов, можно сказать — дикарей! Самолюбие его было уязвлено до предела. Какого черта! Артисты мы или нет?

— Ко мне, ребята! — скомандовал он громовым голосом. — Пирамида!

Все бросились к нему, как на приступ. Господин Каскабель словно врос расставленными ногами в землю, выпрямил спину и расправил плечи. Жан ловко забрался на его правое плечо и протянул руку Клу, вставшему на левое. Сандр вскочил прямо на голову отца, а Наполеона завершила постройку, посылая воздушные поцелуи зрителям.

Едва выросла французская пирамида, как перед ней возникла другая — индейская. Ее составили, не снимая масок, не пять, а семь участников, и потому она превосходила на целый этаж пирамиду Каскабелей. Пирамида против пирамиды!

На этот раз индейцы не удержались от криков восторга в честь своих соплеменников. Старушку-Европу победила юная Америка, и какая Америка! Америка ко-юконов, танана и татанчуков!

От смущения и стыда господин Каскабель пошатнулся, и его семейное сооружение полетело на землю.

— Ну и дела! — выдохнул он, освободившись от ноши.

— Успокойтесь, друг мой! — сказал ему господин Серж. — Не стоит расстраиваться…

— Не стоит? Сразу видно, что вы не артист, господин Серж!

Затем Цезарь обернулся к жене:

— Ну что ж, Корнелия, твоя очередь! Посмотрим, кто из этих дикарей осмелится померяться с тобой силой!

Госпожа Каскабель не двинулась с места.

— Ну, Корнелия?

— Нет, Цезарь!

— Ты не хочешь сразиться с этими обезьянами за честь нашей семьи?

— Наша честь никуда не денется! — только и ответила Корнелия. — Предоставь это мне. У меня есть идея…

Когда у этой удивительной женщины появлялась идея, не стоило ей противоречить, надо просто предоставить свободу действий. Успех индейцев раздосадовал ее не меньше, чем Цезаря, и, по-видимому, она припасла для них какой-нибудь особый трюк.

Корнелия зашла в «Прекрасную Колесницу», а ее муж, несмотря на всю его веру в ум и воображение супруги, остался в полном недоумении и тревоге.

Две минуты спустя госпожа Каскабель появилась вновь и остановилась напротив группы индейцев.

Затем, обратившись к старшему служащему форта, она попросила его перевести аборигенам то, что собиралась сказать.

Вот что слово в слово было переведено на чистый язык индейцев Аляски:

— Господа индейцы, вы продемонстрировали необыкновенную силу и ловкость, заслуживающую награды, и вот как я хочу вас наградить…

Установилась тишина; аудитория внимательно ждала продолжения.

— Вот мои руки! — воскликнула Корнелия. — Их не раз пожимали августейшие персоны Старого Света! Вот мои щеки! Их целовали самые могущественные государи Европы! Что ж! Теперь эти руки и щеки принадлежат вам! Американские индейцы, целуйте, жмите их!

Право слово, индейцы не заставили просить себя второй раз. Никогда еще им не представлялось случая дотронуться до такой могучей женщины.

Один из них, красавец танана, приблизился и дотронулся до протянутой ему руки Корнелии…

Какой крик он испустил после удара, забившись в судорогах!

— Ах, Корнелия! — воскликнул господин Каскабель. — Я все понял! Я обожаю тебя!

В тот же момент господин Серж, Жан, Сандр, Наполеона и Клу покатились со смеху, поняв, какой фокус изобрела необыкновенная женщина.

— Ну, кто еще? Кто смелый? — сказала Корнелия, протягивая руки к присутствующим. — Следующий!

Но индейцы колебались, считая, что столкнулись со сверхъестественной силой.

Вождь все-таки решился, медленно подошел к Корнелии, остановился в двух шагах от внушительной фигуры и окинул ее не потерявшим уверенности взглядом.

— Вперед, старина! — крикнул ему господин Каскабель. — Смелее! Поцелуй госпожу! Это не так уж трудно, зато как приятно!

Тихи, протянув руку, ограничился тем, что едва дотронулся до кончика пальца величественной европейки.

И снова удар и вопль вождя, опрокинутого навзничь. Толпа обомлела. Если такая неприятность ожидает каждого, кто дотронется до руки госпожи Каскабель, то что будет с тем, кто отважится поцеловать эту необыкновенную женщину, которую «целовали самые могущественные государи Европы»!

Что ж! Нашелся смельчак, захотевший рискнуть, — шаман Фи-Фу. Он считал, что хорошо разбирается во всякого рода колдовстве. Встав перед Корнелией, он затем обернулся и, осмелев от ободряющих криков индейцев, обнял ее и смачно поцеловал прямо в губы.

На этот раз он пролетел кубарем несколько метров. В одно мгновение жонглер превратился в акробата! После двух невольных головокружительных сальто он врезался в группу своих оторопевших соплеменников.