Бесследно исчезнувшая - Лиза Марклунд

– У жертвы что-то засунуто в задний проход, светлое и непонятное. Должен ли я…

Лундквист кивнул.

Эксперт взялся за неизвестный предмет одетой в перчатку рукой и вытащил его наружу.

Это оказался сложенный и скрученный лист бумаги. Несколько муравьев разбежались в разные стороны по его липкой поверхности. Хендрикссон развернул находку.

Желтое солнце на синем небе, цветы на земле, какое-то животное, две большие фигурки и три маленькие, все с радостными лицами и дети с леденцами в руках.

– Детский рисунок, – констатировал Лундквист ошарашенно.

Мама, папа, два брата и маленькая сестра, маленький черный пес.

– На нем изображено семейство Лерберг, – сказала Нина.

– И ты абсолютно уверен, что хочешь задействовать в данном случае именно этого репортера?

Председатель правления Альберт Веннергрен сел на стул для посетителей, всем своим видом демонстрируя крайне скептическое отношение к услышанному, и Андерс Шюман не мог понять, виноват ли в этом в первую очередь стул, или репортер, или, возможно, сама ситуация.

– Если у тебя есть альтернатива, я слушаю, – сказал он.

Это было произнесено очень спокойным тоном, но он не смог смолчать.

И для таких сомнений явно имелись основания, по крайней мере, их, пожалуй, разделил бы любой, видевший, как Анника сейчас идет к стеклянному закутку, где они сидели, с растрепанной косой на спине и темными от воды брючинами. Она остановилась и постучала по дверному косяку, хотя они и смотрели на нее.

– Входи, – сказал Шюман и показал на стоящий в углу диван.

Он обошел письменный стол и уселся в кресло. Альберт Веннергрен остался сидеть на стуле для посетителей, явно чувствуя себя там неуютно, а журналистка вошла, закрыла дверь за собой и встала посередине комнаты.

– Что случилось? – поинтересовалась она.

– Ты знакома с Альбертом Веннергреном? – спросил Шюман.

Председатель правления поднялся и поздоровался.

– Я слышал, ты стала наставником Вальтера, – сказал он и улыбнулся немного натянуто.

«Ответь что-нибудь дружелюбное и доброжелательное, черт побери», – подумал Шюман, но Анника этого, естественно, не сделала.

– Я вам надолго нужна? У меня еще полно дел.

– Ты читала газеты сегодня утром? – спросил Шюман, прилагая немало усилий, чтобы его голос звучал спокойно и деловито.

Анника повернулась к нему:

– Ты имеешь в виду Лерберга или «Свет истины»?

– Последнее. И на это уйдет время. Тебе, пожалуй, лучше сесть.

Она опустилась на диван. Альберт Веннергрен развернул стул для посетителей в сторону маленького кофейного столика.

– Блогер удостоился внимания признанных средств массовой информации. И тебе необходимо выступить с комментариями.

Шюман кивнул.

– Я подобрал документы на покупку дома, мои декларации за тот период, мой персональный контракт с «Телевидением Швеции»…

Она заерзала на диване и подняла руку в попытке остановить его, но он повысил голос и продолжил:

– И я готов встретить любые обвинения относительно взяток и лжи и могу доказать.

– Шюман, – перебила Анника, – речь шла о том, чтобы выступить с комментариями, а не объявлять мировую войну.

Председатель правления скрестил руки на груди и повернулся к журналистке:

– А что, по-твоему, он должен сказать?

Странно, но сейчас они сидели и разговаривали о Шюмане в третьем лице, словно он здесь отсутствовал. Как будто сам являлся требующей решения проблемой, марионеткой, которую можно было бросить на съедение конкурентам.

– Подумай хорошенько, – сказала она и повернулась к Шюману: – Не повторяй ошибку загнанных в угол властей предержащих. Тебе нельзя опускаться до деталей, ты завязнешь в трясине из мелочей, а результатом станут лишь новые обвинения и измышления.

– Не такая уж глупая мысль, – заметил Альберт Веннергрен. – Ты можешь обсуждать вопрос на глобальном уровне, естественно, сказать, что все обвинения в твой адрес полностью необоснованны, но потом пуститься в рассуждения о том, что, собственно, интересно в данном контексте, я имею в виду ответственность издателя и царящий в Интернете беспредел.

Шюман недоверчиво посмотрел на них: неужели они предлагали все это всерьез? Его жизни угрожают если не в буквальном, то, по крайней мере, в фигуральном смысле, кто-то вознамерился уничтожить его как профессионала, а эти люди говорят, что ему надо затевать какие-то абстрактные дебаты об ответственности массмедиа за публикуемые ими данные?

– Мы обычно и сами прячемся за формулировки вроде «по утверждению социальных медиа» и «такой-то блогер заявляет» и под этой маркой выдаем слухи и злые сплетни не моргнув глазом, – заметила Анника Бенгтзон. – Об этом ты ведь сможешь подискутировать?

Она издевается над ним?

– Цель любого комментария должна состоять в том, чтобы обелить меня, – заметил он дипломатично.

Анника посмотрела на него и прикусила губу.

– Ты помнишь Даниэла Ли? – спросила она. – Южнокорейского поп-артиста?

Шюман удивленно моргнул несколько раз.

– Того, кто сделал клип Graham Style?

Анника прикрыла глаза, они всегда реагировали так, когда она слышала настоящую глупость.

– Это, наверное, будет сюрпризом для тебя, – сказала она, – но в Корее есть и другие музыканты. Graham Style сделала Psy.

Альберт Веннергрен наклонился к кофейному столику:

– Даниэл Ли, это же певец группы Epiq High, не так ли?

Анника кивнула:

– Первая корейская группа, пробившаяся на вершину хит-парада в США.

– Я читал об этом парне, – сказал Веннергрен. – Он невероятно талантлив.

– Можно и так сказать, – согласилась Анника Бенгтзон и повернулась к Шюману: – За три с половиной года он сдал экзамены на бакалавра и магистра на английском в Стэнфордском университете. Плюс писал романы на корейском и английском, которые становились бестселлерами, и женился на корейской кинозвезде.

– Именно, – поддержал Веннергрен с энтузиазмом. – А потом пошли слухи… В чем там было дело? Он якобы солгал относительно своего образования?

– Некий пятидесятивосьмилетний кореец запустил кампанию, где утверждал, что Даниэл Ли нигде толком не учился, действуя примерно в такой же манере, как «Свет истины». И у его блога нашлась масса сторонников.

Шюман постарался сохранить нейтральное выражение лица. Откуда, черт побери, Веннергрен мог знать подобное? Неужели все слушали корейскую поп-музыку?

Анника Бенгтзон посмотрела прямо на него:

– Даниэл Ли показал все свои дипломы. Его учителя и сокурсники подтвердили, что он говорил правду, но это не играло никакой роли. Когда он демонстрировал публично какой-то документ, заявлялось просто, что он сфальсифицировал его или выдавал себя за другого.

– Именно, – подтвердил Веннергрен. – Его обвиняли черт знает в чем.

– Даниэл Ли не мог выйти на улицу без того, чтобы не подвергнуться нападению. Он оставил свою фирму грамзаписи, его брата выгнали с работы, а мать объявили проституткой и призывали выслать в Корею…

Она замолчала. Шюман откашлялся.

– К сожалению, – сказал он, – я не помню Даниэла Ли.

– А Барак Обама тогда? Ты слышал, какие вещи говорят о нем? В Интернете все еще существует большая группа, утверждающая, что он не американец. И не играет никакой роли, как много доказательств своего рождения он демонстрирует.

Шюману стало трудно дышать.

– Ты не сможешь победить этих конспирологов, – сказала Анника Бенгтзон тихо. – Если только не представишь Виолу Сёдерланд, живехонькую, в прямом эфире какой-нибудь новостной программы…

Шюман кивнул:

– Именно об этом я хотел поговорить с тобой.

Анника приподняла брови.

– Я хотел бы на время освободить тебя от обычной работы, чтобы ты занималась исключительно Виолой Сёдерланд, – сказал он.

Анника Бенгтзон посмотрела на него:

– Ты имеешь в виду найти? Живой? С целью доказать твою правоту?

Он, конечно, никогда не выразился бы столь прямо, но…

– Самому тебе так и не удалось добраться до нее тогда, когда все случилось, но, по-твоему, я смогу сделать это? Сегодня? Восемнадцать лет спустя?

Шюман и сам понимал, что его задание выглядит немного… трудным.

Анника повернулась к председателю правления:

– А как тебе нравится его идея?

– Пожалуй, стоит попробовать.

Ее глаза опасно сузились. Веннергрен посмотрел на часы и заерзал на стуле.

– То есть, по-твоему, нормально использовать ресурсы газеты таким образом? – спросила она.

Шюман почувствовал, что его сердце на грани остановки. Альберт Веннергрен улыбнулся немного неуверенно, ударил руками по подлокотникам и поднялся.

– Мне жаль, – сказал он, – но у меня назначена встреча, поэтому я должен бежать. – Он посмотрел на Шюмана: – Мы сможем скоординировать наши действия ближе к вечеру? – А потом повернулся к Аннике Бенгтзон: – Я так много слышал о тебе, было приятно встретиться лично.