Тайга - Марго Романова

Лисица медленно поднялась на четыре лапы, гордо вздернула хвост и важно направилась в самые лесные дебри.

— Что случилось? — заинтересовался Николай.

— Лиса — хитрюга, приметила, что рябчик к земле спустился, и начала охоту, — пояснила она. — Только он ее сразу приметил. Вот и улетел, испугался. Сказал, что она ему несколько дней проходу не дает, гоняет его по всему лесу.

— Здорово, — хмыкнул Николай. — Получается, ты — настоящая хозяйка леса. Защищаешь слабых, учишь уму-разуму сильных. Весь лесной уклад на тебе держится.

— Не только на мне, — лукаво посмотрела на него берегиня. — Нас много. У каждой своя территория, за которую она отвечает. Каждые десять дней мы собираемся на берегу озера, и все по очереди рассказываем матушке о том, как прошло это время, кого пришлось наказать, а кого, напротив, поощрить за хорошее поведение.

На самом деле очень тяжело выносить какие-либо решения. Мне до слез жаль рябчиков, растерзанных волками. Еще жальче их птенцов, которые нередко являются добычей хищников. Но как можно осудить лису или волка — ведь они добывали себе пищу, кормили свое потомство. Если они будут жалеть травоядных, то сами умрут от голода.

Вот сейчас, прогнала я лису. А она мне тихонько сказала, что почти семь дней ничего не ела. Моя красавица держится из последних сил. Это она для виду хвост перед нами распушила, лисы вообще очень гордые животные. Но еще через несколько дней она может умереть с голоду. И это ужасно! Я прошу их лишь об одном: не убивать молодых, полных сил животных, особенно тех, у кого есть детки. Конечно, они не всегда слушаются. Инстинкт у живого существа гораздо сильнее здравого смысла. Тем более, когда чувство голода становится невыносимым.

Наша основная задача — не дать исчезнуть ни одному животному виду.

В последнее время сильно уменьшилось число рябчиков. Поэтому, они находятся под нашим постоянным контролем. Хищникам строго настрого запрещено на них охотиться. Если матушка узнает, что кто-то ее ослушался, то может и из леса выгнать. А вне тайги животное погибает.

— Помню один случай, — глядя на берегиню, улыбнулся Николай. — Я тогда еще пацаном был. У нас по городу медведь слонялся, людей пугал. Так его поймали и увезли в заповедник. Наверное, это был один из провинившихся?

— Скорее всего, — пожала плечами Рябинушка. — Медведи — тугодумы. Я им по сто раз объясняю, что ягоду с деревьев нужно аккуратно обрывать, не повреждая кустики. А они порой, не только кусты переломают, но и само деревцо из земли выкорчуют. Игры у них такие. Силы то не меряно, вот и не знают, куда ее применить. У матушки терпение безграничное, но и иногда и она не выдерживает. И тогда зверькам несладко приходится. Всем достается. Один без норы остается и спешно начинает новую рыть, другой без законной добычи, третий и вовсе без привычного пристанища.

— Какая матушка у тебя суровая, — покачал головой Николай.

— Она не суровая, а справедливая, — поправила его берегиня. — Просто так никого не обидит. А зовут ее Тайга — она нигде и в то же время повсюду. Она все видит, все слышит, все знает. Но и ей иногда отдыхать нужно. Тогда на пост заступаем мы. Да и с животными она напрямую не общается, только через нас.

— Не понял ничего, — ошарашено посмотрела на берегиню Николай. — Тайга — это в смысле лес, то, что вокруг нас? Она разве живая?

— А ты думал мертвая? — прыснула Рябинушка. — Да она живее всех живых, потому что вечная. Наша жизнь вспыхивает, а через пятьсот лет затухает, а она всегда была и всегда будет.

— И… как она выглядит? — присев на травку, Николай внимательно огляделся по сторонам.

— Ее не видел никто, только слышал. Никому она не является, — прошептала берегиня.

Рябинушка легла на травку рядом с ним. Шумно вдохнув аромат леса, она потянулась от удовольствия. Николай откровенно любовался ею. Под ее белым воздушным нарядом обозначились все изгибы прекрасного тела. Столь идеальных форм видеть ему не приходилось. Казалось, что она высечена из мрамора. Каждый изгиб, каждая впадинка и округлость были настолько четко очерчены, что казались нереальными. Светлые густые волосы разметались вокруг ее головы, пухлые губки чуть приоткрылись, огромные голубые глаза излучали безграничное внутреннее тепло и доброту. Она смотрела на небо и улыбалась.

— Можно я прикоснусь к твоим волосам? — жалобно попросил он.

— К волосам — можно, — по-прежнему глядя на небо, ответила она. — В них мало жизни, а значит и энергии.

Как-то неуклюже, неумело провел он ладонью по тонкой шелковистой прядке. Приятное тепло прошло по телу. Облокотившись на руку, он заглянул ей в лицо. Не сдержавшись, нежно погладил ее по прохладной щечке. Берегиня не стала отталкивать его руку, а наоборот, крепче прижала ее к себе. Его дыхание тут же перехватило и он начал судорожно хватать ртом воздух.

— Что же ты со мной делаешь? — схватившись за горло, прохрипел он.

— Это не я, — встав на колени, исступленно затрясла головой берегиня.

— Ты нарушила обещание, — пронесся над тайгой протяжный голос, раскачивая своей мощью деревья.

— Отпусти его, матушка, умоляю! Прости меня! — закричала берегиня и заметалась вокруг Николая. Ни подойти к нему, ни чем-то помочь она не могла. Этим она сделала бы ему только хуже.

— В последний раз, — прошептал удаляющийся голос и все вокруг стихло.

Николай в полном изнеможении рухнул на траву. Берегиня молча склонилась над ним. Сквозь густую пелену слез, она видела его взгляд, отчаянный, жесткий, пронизывающий. Только в этот момент Рябинушка поняла, что они натворили: теперь у них не было пути назад, теперь они пойдут на все, чтобы быть вместе — на предательство, на ложь, на убийство… Эти мысли в одно мгновение пронеслись у нее в голове, безжалостно стирая то наивное и детское, что делало ее жизнь такой простой и понятной. С этой минуты у нее начиналась совсем другая, пугающая и одновременно неимоверно манящая жизнь. Она это поняла, глядя на него. А он думал лишь об одном: что никогда и никого не любил и не желал так сильно. Это чувство сжигало его изнутри, не отпускало ни на секунду, рвалось наружу и не находило выхода.

— Только не уходи, — взмолился он.

— Никогда, — пообещала она.

Верло с трудом разлепила тяжелые веки. Тщательно ощупав левую руку, она удостоверилась, что адская боль ушла, словно ее и не было. Согнув ноги в коленях, она тоже не испытала никаких неприятных ощущений.

Убедившись, что все кости целы, она осторожно села. Вокруг царила полная темнота. Ей было холодно и неуютно. Громко покряхтывая, она начала шарить руками в воздухе.