Магия книги - Герман Гессе

Приступая к задаче составления небольшой библиотеки всемирной литературы, нам сразу же следует усвоить принцип всякой истории духа: самые древнейшие произведения — наименее всего устаревшие. То, что модно и привлекает всеобщее внимание сегодня, завтра может оказаться отвергнуто; что сегодня ново и интересно, перестает быть таковым послезавтра. Но оценка того, что уже пережило несколько столетий и все еще не забыто, не сгинуло, видимо, и на нашем веку не претерпит особенных колебаний. Мы начинаем с древнейших и священнейших свидетельств человеческого духа — с религиозных книг и мифов. Наряду с известной всем нам Библией, я открываю нашу библиотеку фрагментом древнеиндийской мудрости, «Ведантой», то есть «концом вед», в форме избранного из упанишад. Сюда же поставим и подборку из «Речей Будды» и не менее важный «Гильгамеш», родившийся в Вавилоне эпос, — могучую песнь о великом герое, вступившем в единоборство со смертью. Из Древнего Китая берем мы беседы Конфуция, «Даодэцзин» Лао-цзы и великолепные притчи Чжуан-цзы. Этим мы взяли основной аккорд всей человеческой литературы, выражающий стремление к норме и закону, которое великолепно воплощено в Ветхом Завете и у Конфуция; пророческий поиск освобождения от зол земного бытия, провозглашаемый индусами и Новым Заветом; владение тайнами вечной гармонии по ту сторону суетного, многоликого мира явлений; почитание природных и душевных сил в образе богов с почти одновременным знанием или предчувствием того, что все боги суть только символы, что сила и слабость, торжество и скорбь зависят в жизни только от человека. Уже в этих немногих книгах нашли свое выражение все виды абстрактного мышления, вся музыка поэзии, вся скорбь о бренности нашего существования и весь юмор по поводу этого. Сюда же следует присовокупить и подборку из классической китайской поэзии.

Из позднейших восточных произведений наша библиотека нуждается в крупном сказочном собрании, в «Тысяче и одной ночи», источнике бесконечного наслаждения, самой, богатой образами книге мира. И хотя все народы земли сочиняли чудесные сказки, этой классической волшебной книги, дополненной единственно нашими собственными немецкими народными сказками в обработке братьев Гримм, нашему собранию будет для начала достаточно. Очень желательна была бы для нас какая-нибудь очень хорошая подборка из персидской лирики, но в немецком переводе такой книги пока, к сожалению, нет, часто перелагались только Хафиз и Омар Хайям.

Переходим к европейской литературе. Из богатого и великолепного мира античной литературы мы выберем прежде всего обе великие поэмы Гомера, которые передадут нам всю атмосферу и дух Древней Греции; но не забудем и трех великих трагиков: Эсхила, Софокла и Еврипида, к коим присовокупим также «Антологию», классическое избранное лирических поэтов. Обратившись к миру греческой мудрости, мы вновь натолкнемся на болезненный пробел: наиболее влиятельного и, возможно, важнейшего философа Греции, Сократа, мы должны выискивать по кусочкам из сочинений нескольких других философов, особенно Платона и Ксенофонта. Благодеянием была бы книга, которая собрала бы в обозримое целое ценнейшие свидетельства о жизни и учении Сократа. Филологи не рискуют браться за эту работу, которая и в самом деле была бы щекотливой. Собственно философов в нашу библиотеку я не беру. Нам крайне необходим также Аристофан, чьи комедии достойно открывают большую вереницу европейских юмористов. Мы должны взять и, как минимум, одну или две книги Плутарха, мастера героического жизнеописания; нельзя, чтобы совсем отсутствовал и Лукиан, мастер насмешливого вымысла. Теперь нам не хватает еще одной очень важной книги — повествования об историях греческих богов и героев. Популярных пересказов мифологии мало. За недостатком другого прибегнем к «Сказаниям классической древности» Густава Шваба, в очень приятной форме излагающим довольно много прекраснейших мифов. Впрочем, в настоящее время у Шваба появились серьезные последователи: Альбрехт Шеффер начал писать книгу греческих сказаний, чьи первые многообещающие части уже вышли.

Из римлян я всегда предпочитал историографов писателям, но мы все-таки возьмем Вергилия, Горация и Овидия, поставив рядом с ними также Тацита, к которому я бы присоединил еще Светония, «Сатирикон» Петрония, остроумный роман нравов из времен Нерона, и «Золотого осла» Апулея. В последних двух произведениях мы видим внутренний распад античности в цезарианскую эпоху Рима. Тревожный контраст с этими светскими и несколько игривыми книгами времен заката Рима образует великое произведение, написанное в ту же эпоху и тоже по-латыни, но повествующее о другом мире, мире раннего христианства, «Исповедь» Блаженного Августина. Несколько прохладная температура римской античности уступает здесь другой, более горячей, — атмосфере начинающегося средневековья.

Духовным миром средневековья, которое у нас до недавнего времени повсеместно называли «темным», наши отцы и деды сильно пренебрегали, отчего у нас так мало современных изданий и переводов латинской литературы тех столетий: славное исключение составляет отличная книга Пауля фон Винтерфельда «Немецкие писатели латинского средневековья», перед которой двери нашей библиотеки всегда распахнуты. Как воплощение и венец великолепного средневекового духа продолжает жить в литературе «Божественная комедия» Данте. Кроме Италии и научных кругов, она мало где читается всерьез; эта одна из немногих книг человечества, рождающихся раз в тысячелетие, по-прежнему производит глубокое впечатление.

Как ближайшее по времени произведение итальянской литературы возьмем «Декамерон» Боккаччо. Это знаменитое собрание новелл, из-за своих дерзостей пользующееся у чопорных людей дурной славой, — первый великий шедевр европейского повествовательного искусства; оно написано удивительно живым староитальянским языком и много раз переводилось на все культурные языки. Но надо остерегаться бесчисленных плохих изданий. Среди современных немецких я рекомендую те, что выпущены в «Инзельферлаг». Боккаччо не превзойден никем из его многочисленных последователей, на протяжении трех столетий сочинивших немало знаменитых сборников новелл, но подборку из них (есть одна, опубликованная Паулем Эрнстом в «Инзельферлаг», и недавно вышедшее в издательстве Ламберта Шнайдера тяжелое трехтомное избранное) мы иметь должны. Из итальянских поэтов-рассказчиков Возрождения нельзя пропустить Ариосто, автора «Неистового Роланда», волшебного романтического лабиринта, преисполненного восхитительных картин и отменных находок, образца для многочисленных последователей, последним и, вероятно, лучшим из которых был Виланд. Поблизости мы расположим сонеты Петрарки и не забудем также стихов Микеланджело, этой небольшой серьезной книги, одиноко и горделиво возвышающейся посреди своей эпохи. Как свидетельство тональности и жизнеощущения итальянского Ренессанса возьмем в нашу библиотеку и автобиографию Бенвенуто Челлини. Последующую итальянскую литературу мы не будем столь подробно представлять в нашей библиотеке, разве что включим две-три комедии Гольдони и романтические сказочные пьесы Гоцци, а в девятнадцатом веке — замечательных поэтов-лириков Леопарди и Кардуччи. К прекраснейшим произведениям средневековья относятся французские, английские и немецкие христианские героические сказания, прежде всего о рыцарях Круглого Стола короля Артура. Часть этих распространившихся по всей Европе сюжетов сохранилась в немецких народных книгах, которые заслуживают в нашем собрании почетного места. Лучшее современное издание их подготовлено Рихардом Бенцем. Они должны стоять рядом с «Песнью о Нибелунгах» и «Кудруной», хотя это и не оригинальные сочинения, а обработки широко распространенных материалов, переведенных с различных языков. О стихах провансальских трубадуров уже говорилось. Теперь очередь Вальтера фон дер Фогельвайде, Готфрида Страсбургского, Вольфрама фон Эшенбаха; их произведения (то есть стихи Вальтера, «Тристан» Готфрида и «Парсифаль» Вольфрама) мы благодарно примем в нашу библиотеку, равно как и хорошее избранное рыцарских песен миннезингеров. Тем самым мы подошли к концу средневековья. С увяданием христианской латинской литературы и истощением крупных источников сказаний возникло тогда в жизни и литературе Европы нечто новое; постепенно отпочковались от латыни ряд национальных языков, и сложилась уже более немонастырская и безымянная, а светская городская и индивидуально-авторская литература (в Италии этот процесс начался с Боккаччо).

Во Франции расцвел тогда одинокий самородок, потрясающий поэт Вийон, чьи не укладывающиеся ни в какие рамки тревожные стихи несравненны. Углубившись во французскую литературу, мы обнаружим многое, что нам необходимо: нужно иметь по меньшей мере одну книгу эссе Монтеня, «Гаргантюа и Пантагрюэля» Фр. Рабле — врага филистеров и мастера веселого юмора; затем «Мысли» и, наверно, еще «Письма к провинциалу» Паскаля — одинокого набожного мыслителя-аскета. Следует иметь «Сида» и «Горация» Корнеля, «Федру», «Гофолию» и «Беренику» Расина — они дадут нам представление об отцах и классиках французского театра; но здесь должна присутствовать и третья звезда — комедиограф Мольер, мастер насмешки, создатель «Тартюфа»; избранные его пьесы нам часто захочется взять в руки. Не должны отсутствовать басни Лафонтена и «Телемах» утонченного Фенелона. Без драм Вольтера, я думаю, мы можем обойтись, как, впрочем, и без его поэм, но одну или две книги его блистательной прозы иметь надо, прежде всего «Кандида» и «Задига», чьи насмешливость и добронамеренность долго служили миру образцом того, что называют французским духом. Но Франция многолика, равно как и революционная Франция, и, кроме Вольтера, нам нужны также «Фигаро» Бомарше и «Исповедь» Руссо. Но Боже! Я забыл «Жиля Блаза» Лесажа, чудесный плутовской роман, и «Историю Манон Леско», трогательную любовную историю аббата Прево. За ними идет их наследник — французский романтизм, и здесь можно бы назвать много выдающихся романистов, сотни книжных заглавий! Но давайте придерживаться действительно уникального и незаменимого! Это прежде всего романы «Красное и черное» и «Пармская обитель» Стендаля (Анри Бейля), в которых из борьбы жаркой души с превосходящим ее недоверчиво бдительным разумом возник совершенно новый тип литературы. Не менее уникален и сборник стихов Бодлера «Цветы зла». Рядом с этими авторами милые сердцу образы Мюссе и очаровательные романтические рассказчики Готье и Мюрже выглядят совсем мелко. Следует Бальзак, из романов которого нам нужно иметь по крайней мере «Отца Горио», «Гранде», «Шагреневую кожу», «Тридцатилетнюю женщину». Рядом с этими страстными, переполненными материалом, пышущими жизнью книгами мы поставим мастерские, благородные новеллы Мериме и главные произведения тончайшего французского прозаика Флобера «Госпожа Бовари» и «L'education sentimentale»[53]. Отсюда ведут несколько ступеней вниз — к Золя, но нужен и он с его «Assomoir»[54], например, или «Проступком аббата Мюре», а также Мопассан, представленный его несколько болезненными, красивыми новеллами. И вот мы у границ новейшего времени, которые не будем преступать, чтобы не столкнуться с еще многими благородными произведениями. Но не забудем стихов Поля Верлена, наиболее, пожалуй, одухотворенных и нежнейших во всей французской поэзии.