Может ли ещё молиться современный человек? - Антоний Блум

КАК БЫТЬ ХРИСТИАНИНОМ ВДАЛИ ОТ ХРАМА

Тема моих бесед – вопрос о том, как можно быть христианином вдали от храма. И сразу поднимается в памяти рассказ о том, как жили первые христиане. Их было очень и очень мало; они были рассеяны по лицу всей Римской империи; больше того – они были гонимы, и поэтому даже собираться для них было опасно, порой – невозможно. Поэтому, ставя перед собой вопрос, можно ли жить не собранной вокруг храма группой, не пользуясь богослужением, и вырасти верой, познанием, стать общиной видимой, проще всего обратиться к этому прошлому.

Что характеризовало христиан, что делало их непохожими ни на кого, единственными в своем роде? То, что люди самого разного происхождения, разных общественных сословий, разного образования, разной культуры, разной национальности, разных языков, которые никогда бы и не подумали, что они могут встретиться на общей почве, нашли эту общую почву в том, что стали верующими, уверовали в Господа Иисуса Христа. Мы ищем общения межу собой, и это общение часто стараемся осуществить на всех планах нашей жизни. Они этого не могли даже помыслить, искать этого было для них невозможно. Единственное, что у них было общее, это их вера: то, что они, каждый по-своему, встретили Господа Иисуса Христа, признали в Нем своего Бога, своего Спасителя, Хозяина своей жизни, и отдали Ему все силы души, малые ли, великие ли – но все до конца.

В то время вера оказалась первично не системой богословских или философских воззрений; вера оказалась плодом встречи с Живым Богом и отдачей Ему всей своей жизни, доверием до конца и верностью до конца. Эта верность выражалась во всем: в чистоте жизни, в новом строе жизни. Вспомним такого человека, как апостол Павел, который был гонителем христиан и стал одним из самых пламенных проповедников Евангелия. Вот что он говорит о том, что делает человека неспособным называть себя христианином, недостойным называть себя христианином. В пятой главе своего Послания к галатам он пишет: дела плоти таковы: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, соблазны, ереси, ненависть, убийство, пьянство, бесчинство и тому подобное. А когда ставится вопрос о том, каковы плоды Духа, то есть какие плоды рождаются в человеческой душе, когда коснется ее дар Святого Духа, действие Божие, каков христианин, что в нем может быть достойно и его как человека, и Бога как его Господа, Творца и Спасителя, то вот что мы читаем: плод же Духа – любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание.

Вот те черты, на которые нам надо обратить внимание, если мы хотим быть христианами. Быть христианином значит быть таким человеком, которого Бог может не стыдиться. Такой человек вносит в мир свет – там, где все потемнело; надежду – там, где только отчаяние и безнадежность; любовь – там, где горечь, безразличие, ненависть, ссоры, зависть, вражда, распри, расхождения. Очистив свой ум от недостойных мыслей, свое сердце от скверных чувств, он вносит в жизнь чистоту, он из своей жизни исключил то, что позорит его, позорит имя христианина и позорит, в конечном итоге, Бога. Тот же апостол Павел писал: ради вашего поведения хулится имя Христово. Это тогда случалось, но это случается и теперь: пьянство, бесчинство, прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, зависть, гнев все еще наблюдаются среди христиан, хотя эти свойства свидетельствуют, что люди, которые живут этими чувствами и с такими чувствами действуют – не христиане в своей жизни. И вот с чего каждому из нас надо начать: ставить перед собой вопрос не о том, далека ли церковь, близка ли, удается ли часто бывать там и что мы от нее получаем, а о том, кто мы такие: Христовы или не Христовы? Живем ли мы законами правды Божией или позорим имя Божие и свое имя христианина?

Во время войны мне пришлось очень долго быть без храма, и, подобно многим, я знаю, как тяжело это бывает. Но я также обнаружил одно очень драгоценное свойство этой обездоленности. Это то, что я оценил церковь, храм, общую молитву по-иному. Я изголодался по богослужению, я изголодался по общей молитве. И когда потом мне стало возможно быть в храме, я молился с такой глубиной, с такой живостью и силой, как я не молился раньше, когда достаточно было пройти несколько кварталов, чтобы оказаться в малюсенькой русской церкви, которая была недалеко от моего дома. Поэтому в себе надо воспитывать и любовь к богослужению, и готовность быть христианином каждый день, каждый час, во всех обстоятельствах, с мечтой, с голодом по церкви, и с радостью о том, что мы – посланники Божии. Таков смысл слова “апостолы”. Мы – свидетели; таков смысл греческого слова “мартирион”, которое переводится на русский язык как “мученик”, но в основе значит “свидетель”, с указанием на то, что наше свидетельство должно быть открытое, смелое, и что ради того, чтобы другому принести несказанную радость веры, мы должны быть готовы, подобно Христу, пострадать и, если нужно, умереть.

Но не от каждого это требуется, и не об этом я сейчас хочу говорить, а о том, как это свидетельство доходит до другого человека. Веру можно найти, как я ее нашел – чудом; веру можно найти чтением Евангелия, веру можно найти встречей с живым человеком, который является как бы светочем веры, из которого она льется, светится. Веру можно найти в глубинах отчаяния, когда, познав всеконечную, полную бессмысленность всякой человеческой помощи, мы можем сказать: да, по-человечески никакой надежды не остается, но все-таки не умирает надежда. Во мне горит дух; глубже, чем отчаяние, есть надежда, которая не обманывает: Живой Бог…

Первый раз христиан назвали этим именем в Антиохии (см. Деян. 11: 26. – Ред.). Неужели только потому, что они были представителями небольшой тогда, незначительной, странной, гонимой, отверженной секты, родившейся среди еврейства? Конечно, нет! Их бы не заметили, их бы стерли, прошли бы мимо. Но их не могли не заметить, потому что в них было нечто, чего люди того времени в других и в себе и друг во друге не могли найти. Тертуллиан писал в своем послании Римскому императору: задумайтесь – вокруг нас все говорят: “Как эти люди любят друг друга!” – любовью, какой в язычестве никто не находил… Разумеется, и в язычестве люди друг друга любили; родители – детей, дети – своих родителей, друзья – своих близких, мужья и жены – друг друга. Но здесь была группа людей, в которых жила любовь совершенно иного рода. Это были люди, способные любить врагов, любить гонителей, среди пыток молиться о том, чтобы Бог дал спасение мучителям, как Христос, когда Его распинали, молился Своему – и нашему! – Небесному Отцу, говоря: Прости им, Отче, они не знают, что творят… Вот эту любовь они обнаружили в христианской общине; но эту любовь можно обнаружить в каждом человеке. И, разумеется, не надо быть мучеником, не надо быть распятым, не надо быть гонимым для того, чтобы эта любовь светилась. Кто из нас не окружен безразличием, нелюбовью, клеветой? Кто из нас не имеет врагов, которые желают ему зла, которые хотят у него отнять то, что у него есть, самое дорогое: отнять свободу, отнять работу, отнять жену, детей, отнять что-то особенно дорогое сердцу?..

И вот первое свойство христианина: способность без гнева, без ненависти посмотреть на такого человека и сказать: Господи, прости! Он не знает, что он творит… И больше того: Боже! Спаси его! Ты меня спас, я был во тьме, Ты меня вывел в свет. Я был такой же безумный, как он, –Ты мне дал разум небесный, не земной… Вот о какой любви христиан говорили язычники, которые их окружали. Я уже упоминал, какова была их жизнь, о чистоте, правде, достоинстве их жизни. А здесь мы доходим до какого-то предела: любить врагов, любить их не с тем, чтобы избежать их ненависти, а с тем, чтобы наша любовь их обновила, сделала иными, не обязательно христианами по вере, но людьми в полном смысл слова, ибо ненавидящий, завидующий, враждующий – не человек, он даже не на уровне зверя, он – дикое животное. Наша роль – способностью нашей любить именно такой любовью возродить в других человеческий образ.

 Есть старое присловье о том, что никто не может отвернуться от греха, от старой неправды, если не увидит в глазах или на лице хоть одного человека сияние вечной жизни. Именно это, думаю, поражало всех, кто встречал христиан. У нас есть рассказ о том, как умирал первый диакон Стефан. За веру его избивали камнями, и свидетели говорили, что его лицо просияло, как солнце: радостью, верой – да; но еще и чем-то иным: сиянием вечной жизни.

Я не раз ставил себе вопрос: что бы это могло быть? Каким образом лицо человека может просиять?.. Мы все знаем, как человек просиявает радостью, когда он полюбит кого-нибудь, его лицо делается совершенно иным, когда он встретит любимого человека, в его глазах свет. Но я думал о чем-то другом. Мне казалось, что должно быть что-то иное, более властное, более сильное, что могло поразить людей, встречающих христиан. И раз в жизни я с этим столкнулся с такой ясностью, с такой силой, что никогда не смог этого забыть. Мне тогда было семнадцать лет. Я пришел в церковь, где никогда раньше не бывал. Она находилась в подвальном помещении, я ее долго искал и опоздал; служба отошла, люди уже расходились. Одним из последних поднимался по лестнице из бывшего подземного гаража, где тогда ютилась эта церковь, широкоплечий священник высокого роста. И когда я взглянул ему в лицо, я обомлел: я никогда прежде не встречал такой абсолютной внутренней собранности и такого света. На его лице не было улыбки, – он меня тогда не видел, не было экстаза, восторга. Была только глубочайшая собранность, и что-то из него сияло: не вещественный свет, а какое-то внутреннее сияние. Я помню, как я тогда к нему подошел и сказал: “Я не знаю, кто вы, но я хочу вас просить быть моим духовным отцом”. И затем в течение одиннадцати лет, до его смерти, он был моим духовником.