Ты – всё - Елена Тодорова

относительно Нечаева она и вовсе хуже средневековых пыток.

— Конечно, — выдыхаю и принимаюсь спешно собирать разложенные по столу документы.

Поставив листы боком, якобы с целью выровнять, громко стучу.

Марина-Арина, замерев на мне взглядами, на миг теряют нить разговора.

— Ноги моей не будет там, где меня не ценят, — продолжает одна из них в какой-то момент. — Ни за какие деньги.

— Да-а-а, — подобострастно поддерживает вторая. — Ты права, Арин. Молодец. Горжусь тобой, дорогая.

— Спасибо, Марин, — жеманничает «дорогая». — Я потому ей так и сказала… Дескать, подумаю. Посмотрю по вашему поведению.

— По вашему поведению! Конечно, Арин! — подхватывает гениальную мысль верная подруга.

Господи…

Трясу головой, чтобы отключиться от этой волны.

Каждый раз, когда слушаю этих кукушек, в моей голове, как сказал бы старый Ян, вступают в процесс размножения дрозды. Хотя он, конечно же, сказал бы откровеннее.

Боже мой… Ян!

Я же совсем не готова с ним столкнуться!

Но выбора нет.

По пути в конференц-зал разговариваю с Риммой Константиновной, которая в предвкушении встречи со своим любимым начальником вся раскраснелась, разулыбалась, глазами заискрила… Черт возьми, буквально расцвела! Разговариваю с ней, даже смеюсь, но уже в дороге чувствую, как сгорает воздух в моей атмосфере.

Некоторые факторы я контролировать не могу, как бы ни злилась.

Господи… Надеюсь, что я… Что я не выгляжу так же взбудораженно, как Римма Константиновна.

На пороге конференц-зала сердце замирает.

Вдох. Выдох.

Отсрочка.

Нечаева пока нет.

Присаживаюсь, выбирая самое дальнее от трибуны место. Угловое, чтобы не встречаться даже искоса взглядами. Уже кладу перед собой планшет, как вдруг появляются неразлучные Марина-Арина и вынуждают меня подвинуться. На место во главе длинного стола.

Поменяться с кем-либо не успеваю.

Хлопок закрываемой двери. Резкий обрыв разговоров. Решительные шаги.

Боже…

Задыхаюсь.

Кажется, в образовавшейся тишине это способен слышать весь зал.

Я не могу поднять взгляда, даже когда Ян Романович здоровается и беспристрастным тоном зачитывает план собрания. Уставившись в планшет, делаю вид, будто вношу какие-то важные пометки.

— Главный вопрос на повестке — оптимизация себестоимости производства, — высекает Нечаев тоном, лишенным каких-либо эмоций.

«Хочу, чтобы ты отдала все, что забрала…»

Голос, конечно же, узнаваем. До дрожи, вашу мать. Слышу его, и сквозь мое тело электрические разряды проносятся.

«Если меня не закроют, Ю, я буду тебя трахать…»

И все же… В реальности и в моей памяти будто два разных человека звучат. По тому жесткому деловому тону, который я слышу сейчас, в жизни не скажешь, что внутри этого мудака бушуют хоть какие-то страсти.

«Я тебя еще не пугал. А если уже боишься — делай выводы».

Облизывая губы, взволнованно их покусываю. С трудом сохраняя ровный ритм дыхания, нервно постукиваю по столешнице резинкой на кончике карандаша. Скидываю туфли, стискиваю бедра и напряженно отрываю пятки от пола. На носочках застываю.

Сердце навылет работает. С каждой секундой удары мощнее, чаще и свирепее.

— Через два месяца наш концерн запускает сборку пяти новых моделей, — с трудом улавливая смысл сказанного, вслушиваюсь в голос чертового Нечаева, словно в гребаную музыку. — Прогнозирование снижения себестоимости в этом классе автомобилей — наш шанс получить исключительное право на производство минимум одной модели.

— Ничего себе амбиции, — улавливаю шепотом Марины-Арины.

— Амбиции! — поддакивает вторая так же тихо.

— Лично у меня и без того работы… Знаете… Выше головы… — сопит себе под нос первая.

— Поручаю вопрос оптимизации Юнии Алексеевне, — чеканит Ян все тем же ледяным и не терпящим возражений тоном.

Но…

Я не могу промолчать.

— Прошу прощения, — толкаю напряженно.

Секундой позже вскидываю взгляд.

Вижу Нечаева. И между нами будто невидимые тросы прокладываются. Секунда, две, три… И они вспыхивают, словно фитили. Огонь расходится в две стороны. Детонация случается изолированно — внутри каждого из нас.

Я едва заметно вздрагиваю. Ян и вовсе остается невозмутимым.

Не разрывая контакта, раздвигаю ноги. Ловлю прикосновение прохладного воздуха. Переживая сверхсильное чувственное волнение, сжимаю бедра обратно.

— Вы хотели что-то сказать, Юния Алексеевна? — рассекает пространство тот же серьезный, сугубо официальный голос.

А мне кажется, будто он провоцирует. На глазах у всех с меня одежду срывает, обжигает ладонями, бросает на стол и… врывается в мое тело.

Судорожный вдох. Нездоровый азарт по крови. Бурлящий поток.

Возбуждение. Обида. Страх. Злость. Боль.

Блядь…

Почему ОН такой красивый?! Боже мой, почему ОН?!

Нечай — даже не кипяток. Градус гораздо выше.

Шпарит. Будоражит. Уничтожает.

— Юния Алексеевна? — повторяет с тем же спокойствием.

Ему будто в самом деле похрен на всех людей, которые за нами сейчас наблюдает, на то, что они улавливают этот бешеный накал между нами и сколько времени мы заставляем их ждать. Все, что он делает — усиливает давления конкретно на меня.

Зачем же ты целовал меня? Зачем касался? Зачем приказал братьям не трогать?

Я на грани. Вот-вот взорвусь.

Тогда как вынуждена говорить.

Вынуждена.

— Я прошу прощения, Ян Романович, но разве анализом и прогнозированием столь важных показателей не должен заниматься опытный специалист?

— Боитесь, что не справитесь? — выпаливает Нечаев в ответ, не давая мне возможности даже дыхание перевести.

— Нет, — толкаю с противодействующим нажимом. — Не боюсь.

Интенсивный обмен известными лишь нам двоим эмоциями.

Ужасающая величина. Запредельная мощь. Кризисная острота.

— Вас приняли в команду не для того, чтобы вы отсиживались на каких-то плевых отчетах, пока «опытные» работают. Включайтесь активнее, Юния Алексеевна. Вы же ради этого учились в университете?

«Титан…» — всплывает в моей голове.

Ведь сейчас Нечаев звучит как никогда жестко. Ощущение, словно этот робот прилюдно дерет меня розгами. Если внутри меня и есть хоть немного стали, то после этой речи она начинает окисляться.

— Да, Ян Романович, — произношу практически бездыханно. Иначе боюсь выдать себя — громким, рваным и частым вздохом. — Ради этого.

Последний разрывной контакт.

Несгибаемая воля. Поражающая ярость. Неутолимая жажда. Настигающая, словно торнадо, расправа.

И Нечаев, опуская взгляд к трибуне, резко заключает:

— Тогда вопрос решен.

18

Остановись… Не смей!

© Юния Филатова

— Что это? — толкает Нечаев.

Вопрос короткий. Нейтральный. По сути ничего конкретного в себе не несущий. Только вот интонации… Под привычной деловитой суровостью, которую Ян демонстрирует в офисе, таится злость.

Я стискиваю сцепленные под столом кисти, задерживаю дыхание и приказываю своему организму не реагировать.

Не реагировать ни на что!

Получается, увы, слабо.

Я работала над этим чертовым планом оптимизации три гребаных дня. Почти не спала. Испытывая непрерывный стресс, ела плохо. Забив на дипломный проект, засиживалась даже дома.

Я очень старалась. Очень!

И что вижу сейчас?! Нечаев недоволен.

Недоволен проделанной мной работой.

Один, два, три… Синдром отличницы