Острие скальпеля. Истории, раскрывающие сердце и разум кардиохирурга - Стивен Уэстаби

В середине первого за день аортокоронарного шунтирования анестезист Тони склонился над драпировкой и что-то мне прошептал. Я был сосредоточен на пришивании вены к крошечной, но очень важной коронарной артерии, поэтому не расслышал его и попросил повторить. На этот раз его слова раздались на всю операционную.

– Нам только что позвонили и сказали, что у вашей жены начались схватки и ее некому отвезти в больницу.

– Она что, сама не может доехать?

Мой ответ прозвучал по меньшей мере равнодушно. Медсестры заохали в унисон. Мое предложение было абсурдным.

Я попробовал второй вариант:

– Скажите ей вызвать такси.

Что еще я мог сказать? Я оперировал чье-то сердце, и впереди меня ждала еще одна очень сложная операция.

Сара позвонила акушерке, которая приехала к нам домой, засунула внутрь моей жены кулак и сказала: «Шейка еще не раскрылась. Лучше пока остаться здесь. В больнице вас точно отправят домой».

Вам может показаться, что я проявлял черствость и равнодушие, продолжая работать весь день, но меня некому было заменить. Кроме того, я считал роды естественным процессом и, в отличие от нормальных людей, не воспринимал их как некий катастрофический феномен. Будучи студентом-медиком, я принял на свет две дюжины младенцев в нисденском родильном доме (Neasden Birning Center) на севере Лондона. Как ни странно, сшивать разорванные промежности мне было гораздо интереснее, чем ловить скользких новорожденных, прежде чем они шлепнутся на пол. Тем не менее я всегда глубоко сочувствовал матерям. Я бы не хотел выдавливать из задницы дыню, не говоря уже о целом младенце. Даже если бы я суетился вокруг Сары в течение следующих нескольких часов, ей не стало бы легче, поэтому мне лучше было заняться оперированием сердец.

По крайней мере, я себя в этом убеждал. Но это не вся история, и я думаю, что Сара знала правду: я не был рядом с моей первой женой Джейн, когда родилась Джемма. Моя дорогая мама помогала ей, но я находился далеко, и это меня сильно беспокоило. Так что для меня это было непросто, хотя Сара всегда была настолько святой, что морально подготовилась пройти все в одиночку. Она постепенно боролась с моими неврозами без споров и ругани – с ее стороны была только непоколебимая поддержка. Сара понимала, что впереди меня ждет много профессиональных трудностей, но она хотела, чтобы я добился успеха в Оксфорде, несмотря ни на что. Люди считали, что я, должно быть, хороший парень, раз такая особенная женщина согласилась выйти за меня замуж.

Несмотря ни на что, мои первые сто пациентов в Оксфорде выжили.

Когда я наконец вернулся домой вечером, схватки Сары стали более интенсивными и болезненными. Марк решил, что пришло время вылезать. Я приготовил для нее теплую ванну, но как только она вышла из нее, воды отошли, и амниотическая жидкость залила пол. Я абсолютно ничего не помнил о родах, которые принимал в студенчестве, но подозревал, что «прорыв плотины» является веской причиной, чтобы обратиться за помощью к специалисту. Мы приехали в больницу Джона Рэдклиффа (John Radcliffe Hospital) в 22:30 и сразу же направились в родильное отделение. Там, как обычно, все оказались заняты. Они решили еще раз проверить степень раскрытия шейки матки Сары, прежде чем уложить ее на койку. Голова нашего парня до сих пор не опустилась. До появления младенца на свет было еще далеко.

К удивлению медсестры, моя реакция была резкой, но вполне уместной. «Пожалуйста, позаботьтесь о них обоих, – сказал я. – Завтра у меня две операции на сердце, и мне нужно выспаться. Я вернусь около 06:30».

Мужественная святая Сара с этим смирилась. Медсестра родильного отделения выглядела так, будто только что описалась. Она увидела того самого нового кардиохирурга, о котором все говорили.

За ночь мне позвонили всего один раз из отделения интенсивной терапии. В трубке проблеяли, что состояние Меган вызывает беспокойство: у нее появилась лихорадка, кровяное давление упало до 90/60, а выработка мочи была минимальной.

Я был несколько груб с дежурным резидентом. Я сказал: «Кровесберегающий аппарат будет завтра. Если хотите сделать операцию без него – вперед, мать вашу. Тогда попросите своего собственного хирурга прийти и помочь».

Месяцами работать в одиночку каждую ночь и все выходные очень тяжело. Я постоянно чувствовал себя изможденным и хотел спать. При этом никому не было до этого дела, кроме моей жены. Сейчас мне ее очень жаль. Она заслуживала лучшего. У нее было бы лучшее, если бы я все не портил. Я взял телефон и позвонил в родильное отделение, чтобы узнать, как у нее дела. Изменений почти не было; боль нарастала. В акушерстве так всегда. Боль – это цена, которую платят женщины.

27 января 1988 года, 06:00. День предстоял трудный. Я пробыл с Сарой несколько минут и выразил ей свое сочувствие, а затем поспешил в отделение интенсивной терапии к 07:00, намереваясь быть милым с молодым врачом, которому нагрубил по телефону. Сара выглядела бледной и изнуренной после ночи агонии. Позволил бы я так страдать кому-то из своих пациентов? Определенно нет. Я решил позвонить ее акушеру-гинекологу и сказать, что желаю увидеть своего сына в промежутке между пациентами. Моими пациентами, не его. Я не хотел делать сложную повторную операцию женщине с сепсисом, пока беспокоюсь о жене и ребенке. Однако я так ему и не позвонил. Я решил, что глупо давить на тех, кто заботится о ней, когда я сам абсолютно бесполезен. В этой ситуации я был пассивным партнером и не раздавал приказания, как это обычно бывало.

Моя первая операция в то утро заключалась в замене аортального клапана, и уже к 11:00 пациент благополучно оказался в отделении интенсивной терапии. Но где, черт возьми, был кровесберегающий аппарат? Вместо того чтобы вернуться в родильное отделение к Саре, мне предстояло убедиться, что все знают, чего ожидать от сражения, которое будет представлять собой операция Меган. У Теда уже не оставалось времени разбираться, как собрать аппарат, поэтому представитель компании остался и самостоятельно занялся установкой. Тони требовалось ввести апротинин, прежде чем я распилил бы грудь Меган.

Я втайне надеялся, что роды моей жены уже закончатся, когда я освобожусь, чтобы пойти к ней.

Для пятой операционной все это было в новинку. Мне казалось, что мы на сцене во время премьеры спектакля, который не репетировали. Актера главной роли желали видеть в другой части больницы, где он должен был сыграть роль хоть и второго плана, но важную. Занавес должен был вот-вот подняться: исполнительница