Черный лебедь - Ева Модильяри

Анна взглянула на стену напротив, где висела картина, изображающая мирную деревенскую сцену.

– Возможно, это моя вина, – сказала она. – Пьер-Джорджо пришлось расстаться с ним, когда я попросила меня приютить. Помнится, я видела мельком молодого человека, который уходил, когда я явилась к Комотти.

– Не берите на себя вину за то, в чем вы не виноваты. Но что-то вы можете сделать. Судя по вашему первому роману, у вас есть фантазия и хорошо развито воображение. Вы могли бы выдумать какую-то правдоподобную причину, чтобы оправдать отсутствие Комотти в редакции. Всего на несколько дней. К счастью, завтра суббота. В воскресенье выходной. В общем, постарайтесь сделать все, чтобы не взбудоражить издательство.

– А не могут туда позвонить из квестуры?

– В квестуре не спохватятся до вторника. Вы выполняйте свою задачу. А об остальном позабочусь я сам, – решил адвокат.

– Пьер-Джорджо – это человек, которого я очень люблю. Я бы все сделала, чтобы спасти его, – сказала Анна.

– Если понадобится ваше непосредственное вмешательство, я дам вам знать.

– Мне кажется, вы настроены оптимистически, – заметила она. – Словно у вас припрятан козырь в рукаве.

Аризи улыбнулся.

– В курии есть один человек, очень влиятельный, к мнению которого прислушиваются. Монсеньор Себастьяно Бригенти. Я обращусь к нему. Он друг и наш земляк.

– А также друг Монтальдо, – обрадовалась Анна. – Он крестил последнюю дочь Эдисона. Но я знаю, что его нет в Милане. Думаю, он находится в Швейцарии.

– Это не проблема. У церкви длинные руки, они дотягиваются далеко.

Глава 3

Монсеньор Себастьяно Бригенти был разбужен робким «Доброе утро», которое прошептала бесшумная монашеская фигура. Для сестры Имельды поручение будить по утрам прелата было честью, к которой она еще не привыкла. Этот важный человек, который, в некотором смысле, был под ее опекой, внушал монахине глубокое почтение. Ради монсеньора Себастьяно Бригенти сестра Имельда готова была умереть.

Себастьяно открыл глаза.

– Доброе утро, сестра Имельда, – прошептал он.

Маленькая монахиня неопределенного возраста, с осунувшимся лицом и внимательным пытливым взглядом открывала в его комнате ставни.

– Будь славен Иисус Христос, – ответила она, повернувшись, и тихо вышла из комнаты.

Прелат поднялся. В комнату проникал мягкий свет дождливого утра. Было половина шестого. Он подошел к окну и посмотрел на двор, залитый водой. Несколько часов глубокого сна было достаточно, чтобы вернуть ему силу и ясность ума.

Одеваясь, Себастьяно вспомнил о встрече, запланированной на день.

Самым важным было свидание с профессором Антонио Мингарди, итальянским политэмигрантом, который пользовался большим влиянием среди интеллигенции, противостоявшей фашистскому режиму и еще питавшей иллюзии относительно того, что можно преобразовать систему изнутри, отстранив от власти дуче и его приближенных. Монсеньор Бригенти помогал ему, несмотря на риск, поддерживая контакты с римскими и миланскими друзьями, готовыми принять участие в этом деле.

Его присутствие в Лозанне не было случайным. Он сам упорно добивался, чтобы его перевели в этот швейцарский город. К этому решению, одобренному курией, его подталкивало стремление быть далеко от Эстер.

Мысль об этой женщине, которую он по-прежнему любил, и о маленькой Лоле не давала ему покоя. Себастьяно и раньше не раз приходилось делать тяжелый выбор и противостоять жизненным трудностям, но чувство, связывающее его с Эстер, было самым суровым испытанием, которому он подвергался когда-либо в своей жизни.

Себастьяно Бригенти родился в Бергамо и был единственным и последним потомком богатой и могущественной семьи фабрикантов оружия. В том возрасте, когда юноши его положения обычно веселятся и наслаждаются жизнью, Себастьяно неожиданно решил пойти в семинарию, повергнув в замешательство и уныние своих родителей и друзей. Он стал хорошим священником. Его способности, ум и громкая фамилия способствовали быстрым успехам на пути к вершинам церковной иерархии. А его умение здраво мыслить и проницательность в решении самых трудных проблем сделали из него весьма заметную фигуру. После нескольких лет, проведенных им в Ватикане, Рим направил его в миланскую курию.

– Времена тяжелые, – сказал ему на прощание его наставник. – Мы полагаем, что епископ Милана нуждается в таком человеке, как ты.

– Поручение нелегкое, – заметил Себастьяно. – Смогу ли я быть на высоте положения?

– Ты справишься, – отечески улыбнулся ему монсеньор. – Но прежде, я думаю, тебе не помешает небольшой отпуск. Ты много работал в последнее время. Слишком много даже для такого крепкого человека, как ты, – заключил он, сравнив с легким вздохом свою хрупкую старость с мощной мужественностью Себастьяно.

Так монсеньор Бригенти оказался на вилле Памфили в Кастильончелло, не представляя, что этот краткий осенний отпуск оставит отпечаток на всей его жизни.

Ему было известно, что многие священники нарушали обет непорочности, но даже не представлял себе, что сам однажды запятнает себя таким же грехом. Несколько месяцев он молча страдал, но, когда Эстер сообщила ему о рождении Лолы, Себастьяно доверил эту тайну епископу. Не для того, чтобы избавиться от угрызений совести, а чтобы получить добрый совет, чтобы понять, до какой степени он скомпрометировал этим свое призвание.

– А теперь, монсеньор, что вы хотите делать? – спросил его кардинал, не высказав по этому поводу никакого суждения.

– Хотел бы вернуться назад, но это невозможно, – сказал Себастьяно.

– Тогда идите вперед, – посоветовал кардинал. – Но только если чувствуете в себе достаточно силы, чтобы отныне твердо следовать по избранному пути.

И на другой день Себастьяно Бригенти уехал в Лозанну.

В это дождливое серое утро он отслужил в шесть часов раннюю мессу и потом вернулся в свои апартаменты, где сестра Имельда приготовила ему первый завтрак. На столе в столовой лежало несколько газет. Завтракая, он быстро просмотрел их.

Зазвонил телефон, и сестра Имельда торопливо взяла трубку.

– Из Милана. Вас, – сказала она, обращаясь к монсеньору.

– Соедините меня в кабинете, – приказал Себастьяно, вставая под огорченным взглядом монахини, которой хотелось, чтобы он завершил завтрак, приготовленный для него с такой заботой.

На голой стене кабинета висело деревянное распятие. Остальные стены были заняты книжными полками. Посреди комнаты располагался большой письменный стол, на полированной крышке которого стоял телефон.

– Кто говорит? – спросил Себастьяно, ожидая, что звонят из дворца архиепископа.