Тайная битва сверхдержав - Александр Орлов

Зенитные ракетные комплексы С-25 образовали два кольца вокруг Москвы. Система позволяла одновременно обстреливать до 20 целей на высоте от 3 до 25 километров. Каждому полку отводился отдельный сектор, в пределах которого он осуществлял прикрытие объектов. Так Москва была защищена от возможного воздушного нападения.

Но только Москва. Воздушное пространство остальной территории СССР по-прежнему охранялось истребительной авиацией и более совершенными системами зенитной артиллерии. Эти средства могли надежно защищать небо Советского Союза от массированного нападения только поршневых стратегических бомбардировщиков и реактивной авиации первых моделей (В-36), но они не могли бороться со скоростными (1000 км/ч) и высотными (16—17 тыс. м) целями. Кроме того, уязвимым местом советской ПВО были слабо оснащенные радиотехнические войска (радиолокационные станции), особенно в северных районах страны.

Все эти серьезные военные приготовления противостоявших сторон к глобальной ядерной войне были порождены враждебной политикой недавних союзников по антигитлеровской коалиции. Речь Сталина на предвыборном митинге накануне выборов в Верховный Совет СССР 9 февраля 1946 года призывала советский народ к бдительности в отношении замыслов мирового империализма. Фултонская речь У. Черчилля (5 марта 1946 года) объявляла Советский Союз страной, которая опустила «железный занавес» над Европой. Эта речь стала манифестом «холодной войны».

В марте 1947 года была провозглашена так называемая «доктрина Трумэна». В ее основу была положена идея «сдерживания коммунизма». Предусматривалось установить в мире гегемонию США и союзных им западных держав. «Сдерживание коммунизма» мыслилось как борьба против левых сил, которые после войны получили большое влияние в капиталистических странах Европы, как пресечение стремления СССР создать просоветский блок с соседними с ним странами, как развертывание сети американских военных баз в регионах, прилегающих к Советскому Союзу и обеспечение необходимых военно-политических условий для проведения политики «с позиции силы» всеми методами, кроме войны {116}.

В то же время все эти акции государственных деятелей великих держав, недавно победивших общего врага, еще не означали полного разрыва тех союзнических отношений, которые сложились во время 2-й мировой войны. Продолжались контакты и конференции министров иностранных дел стран-победительниц, были подписаны (февраль 1947 года) мирные договоры с Италией, Румынией, Венгрией, Болгарией, Финляндией, велись переговоры по германскому вопросу.

Однако стремление СССР создать на своих границах пояс дружественных государств взамен антисоветского «санитарного кордона», существовавшего до войны, усилить свое влияние в этих странах, ставших в те годы странами «народной демократии» с растущими элементами социализма, воспринималось Западом как «экспансия Советов», а иранский кризис 1945—1946 годов, советские территориальные требования к Турции, усиление борьбы левых сил Греции против американских оккупантов расценивались как попытки Москвы проводить политику так называемой «лоскутной агрессии». Особенно тревожило США растущее влияние СССР в Восточной Европе и авторитет компартий во Франции, Италии, Бельгии и ряде других стран Запада. Поэтому в страны Западной Европы вкладывались наибольшие средства, чтобы сделать их возможно более сильным противовесом Советскому Союзу. Возрождалась мощь западноевропейского капитализма, тесно связанного с американским и зависимого от него. На этой основе воздвигалась новая военно-политическая структура, создавалась мощная военная машина, направленная против Советского Союза.

Однако для всего этого необходимо было создать в Западной Европе достаточно прочную экономическую базу. Ее основу заложил «план Маршалла», выдвинутый государственным секретарем США Дж. Маршаллом в июне 1947 года и принятый для стран Западной Европы в том же месяце на конференции министров иностранных дел Англии, Франции и СССР в Париже. Хотя СССР и участвовал в конференции, но он для себя этот план отверг и не рекомендовал принимать его правительствам стран народной демократии. Но почему?

Во-первых, потому, что страны, согласившиеся принять этот план и американскую помощь по нему, должны были предоставить США полные сведения о состоянии своей экономики, потерях страны в войне, валютных резервах, предполагаемом использовании американских средств. А это означало, что Советский Союз должен был раскрыть все свои секреты, в том числе проекты и ход работ по созданию атомного и ракетного оружия, показать состояние своей экономики и пути ее восстановления, поставить под американский контроль людские и природные ресурсы страны.

Во-вторых, «план Маршалла» был рассчитан на восстановление капиталистической экономики, а в СССР уже в 30-е годы, а особенно во время войны установилась социалистическая экономика, для которой этот план был неприемлем, советское руководство в то время ни при каких обстоятельствах не приняло бы капиталистический путь восстановления народного хозяйства. (Сегодня на опыте последних 15 лет мы убеждаемся, какую цену за поспешные капиталистические реформы платит наш народ.)

Надо сказать, что в 47-м американское руководство с облегчением восприняло отказ советского правительства от «плана Маршалла»: если бы СССР принял его — возникли бы ненужные трудности для правящего класса Америки, уже принявшего курс конфронтации с СССР. С точки зрения американской стратегии (а это было главным для Вашингтона в то время), Европа при политике противостояния СССР обладала рядом преимуществ. Здесь границы капиталистического Запада вплотную подходили к странам народной демократии, имелись «открытые» подступы к СССР на севере и на юге, обеспечивавшие выход стратегических бомбардировщиков к жизненно важным регионам СССР. При этом внимание вашингтонских политиков все больше привлекал центр Европы. В их европейской стратегии главная роль отводилась Западной Германии. Она должна была подняться из развалин и стать основным центром антисоветизма в Европе. Все средства — экономические, военные, идеологические были направлены на то, чтобы как можно скорее вынести фронт противоборства с социализмом в самый центр Европы, сделать его передним краем конфронтации между Востоком и Западом. Была еще одна важная задача, которую США надеялись решить, создавая свои силы передового базирования. «Одна из основных концепций нашей современной стратегии, — писал в 1951 году начальник штаба ВМС США адмирал Шерман, — состоит в том, чтобы вести войну как можно дальше от Соединенных Штатов» {117}. Американские эксперты считали: расстояние, отделяющее Европу, где базировалась основная часть воздушной ядерной армады США, от Американского континента, должно было сохранить стратегическую неуязвимость США.

Вообще, боязнь людских потерь, даже самых минимальных, не оставляла американский истеблишмент еще со времен 2-й мировой войны. И Трумэн, и Маршалл, и особенно Эйзенхауэр, многие другие государственные и военные деятели, занимавшие руководящие посты в те годы, помнили, как реагировало американское общество на потери солдат и офицеров США в сражениях той войны. Вот конкретный пример.

Когда в Арденнской операции (декабрь 1944 года) немцы прорвали западный фронт и американцы понесли крупный, по их представлениям, урон в людях — 77 тысяч человек, в том числе 19 тысяч убитыми, — в США это вызвало шок. Главнокомандующему Д. Эйзенхауэру грозили крупные неприятности. У. Черчилль, видя, что вермахт еще весьма силен и способен не только обороняться, но и наступать, обратился к И. Сталину с известным письмом о том, чтобы ускорить советское наступление на востоке. Цель одна — заставить немцев сосредоточить наибольшее количество сил на советско-германском фронте и тем ослабить западный фронт, сняв угрозу больших потерь.

И действительно, Висло-Одерская операция, начатая раньше запланированного срока на 8 дней, оттянула главные ударные силы вермахта (6-ю танковую армию СС) на восток, что позволило союзникам к концу января восстановить свое положение.

Другой пример. Когда в мае — июне 1945 года между учеными и военными в США шли споры, как устрашить японцев атомной бомбой, ученые предлагали провести демонстрационный взрыв на одном из островов Тихого океана с приглашением представителей разных стран, в том числе Японии. Спор был решен в пользу военных, рвавшихся сбросить бомбу на Японию, и без предупреждения. Важным аргументом командования США стал штурм острова Окинава американскими войсками, где американцы потеряли убитыми 13 тысяч человек, что тоже было болезненно воспринято американским обществом, которого тяготы и жертвы войны коснулись только краем.

Не случайно один из американцев, автор книги «Хорошая война» Стадс Теркель писал: «Почти весь мир во время войны испытал страшные потрясения и ужасы и был почти уничтожен. Мы же вышли из войны, имея в наличии невероятную технику, орудия труда, рабочую силу и деньги. Для большинства американцев война оказалась забавой… Я не говорю о тех несчастных, которые потеряли своих сыновей и дочерей. Однако для всех остальных это было чертовски хорошее время» {118}.