Березовский и Коржаков. Кремлевские тайны - Дмитрий Гордон

Полмиллиона в коробке из-под ксерокса, о которых вы спрашиваете, должен был получить некий Евстафьев, а он взял с собой (просто так, совершенно без задней мысли) Лисовского: мол, пойдем за компанию. У Евстафьева был пропуск, с которым можно было ходить везде без проверки и проносить все, что угодно, но мы-то знали, что эти ребятки несут, и я отдал команду их задержать…

Накануне я Ельцину прямо сказал: «Вас постоянно и систематически обворовывают». Он насупился: «Дайте мне доказательства». Мы их и предъявили — пожалуйста! Не стали неделю искать, месяц ловить — на следующий же день схватили воров с поличным.

— Шум сильный поднялся?

— Скандал раздула вся эта банда: Березовский, Юмашев, Дьяченко, Чубайс, Киселев… Решили тех, кто их вывел на чистую воду, задавить криком.

— А зачем ночью Ельцина разбудили — он ведь почти уже ничего не соображал и вдобавок очень плохо себя чувствовал?

— Об этом надо спросить Наину с Татьяной: шеф только-только с огромным трудом уснул, а его растолкали. Какой смысл? Пусть человек отдыхает — утром во всем разберется. Мы же не собирались куда-то передавать материалы, сообщать о происшествии прессе… Евстафьева с Лисовским уже допросили, они абсолютно во всем сознались, вот протокол, где написано: откуда деньги, кто взял, — успокойтесь! Нет, все равно подняли старика с постели. Ну, позвонил он мне: «Что стряслось?» Я: «Борис Николаевич, спите, пожалуйста, отдыхайте. Все нормально, у нас под контролем», — но тут разве уснешь?

Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».

«…Теперь телефон зазвонил в машине. Я снял трубку и услышал Татьянин голос — она набросилась на меня с новой силой, но со старыми фразами:

— Вы должны отпустить их — это конец выборам!

Пока она кричала, я заметил, что голос из трубки доносится с чуть уловимым опозданием, словно эхо. Я спросил Таню:

— Кто с тобой рядом находится?

Она тут же притихла:

— Не скажу.

Я между тем уже отчетливо слышал, как кто-то нашептывает ей, что именно она должна мне сказать. Несколько раз я прерывал ее жестким тоном:

— Кто с тобой рядом? Если не ответишь, я тебе тоже ничего не скажу!

Таня сдалась:

— Березовский.

— Передай своему Березовскому, — сказал я Татьяне, — что его указаний я выполнять не намерен. Пусть успокоится — утром во всем разберемся.

— Тогда я вынуждена буду разбудить папу, — не унималась Татьяна.

— Если ты папу разбудишь, это будет самый плохой в твоей жизни поступок. Ты же знаешь, как мы бережем его сон: для нас он священный, — а ты из-за пустяка хочешь беспокоить президента России.

На этом разговор закончился.

Подъехали к дому, я посмотрел на часы. Было начало первого ночи, и вдруг снова раздался звонок — на этот раз я узнал голос Анатолия Кузнецова, старшего адъютанта Ельцина.

— Александр Васильевич, Борис Николаевич будет с вами сейчас разговаривать.

— Что там у вас произошло-то? — сонно прохрипел президент.

— Борис Николаевич, я вас прошу… Утро вечера мудренее, отдыхайте. Мы разбираемся, информация от нас в прессу не попадет, и завтра я обо всем доложу.

По сравнению с истеричным тоном дочери голос президента показался вдвойне спокойным:

— Ну ладно, давайте отложим до завтра».

— Как получилось, что команда Чубайса перехитрила такую могучую, многоопытную Службу охраны?

— Она не перехитрила, это не так. Вы заблуждаетесь, потому что являетесь, очевидно, его сторонником.

— Я? Нет, совершенно…

— У Ельцина были две партии: одна — государственников, куда входили Сосковец, Коржаков, Барсуков, Бородин, красноярский промышленник Быков и другие, а вторая — приближенных к Семье Чубайса, Филатова… Когда-нибудь, рано или поздно, он должен был сделать выбор…

— Почему же Чубайс и Ко взяли верх?

— За ними стоял капитал: Березовский, десять банкиров плюс Танечка, которая сидела у них «на ухе». Мы президенту одно говорили, а дочка, с другой стороны, свое… Она же ему напропалую врала!

Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».

«…Недели за две до отставки я с ней беседовал:

— Татьяна, что ты делаешь — за месяц третий раз подряд записываешь Березовского на прием к президенту. Зачем выделять бизнесменов — пусть они либо ходят все вместе, либо имеют равное право на аудиенцию.

Таня же не разделяла причин моего беспокойства, а БАБ уже считал себя близким семье Ельцина человеком, имеющим особые заслуги. Видимо, эта убежденность пропитала насквозь и Татьяну, во всяком случае, объяснять президентской дочке, что лоббировать интересы этого проходимца недопустимо, было бесполезно.

— Таня, я Березовского просто пристрелю, как крысу: я ведь понимаю, кто тебе голову забивает! — однажды сорвался я.

Ответ поразил меня цинизмом:

— Саша, я умоляю, делайте с ним что хотите, но только после выборов».

— Получается, деньги государственный подход пересилили?

— Конечно, это рычаг мощный, а если человек не соображает, не оценивает свои действия, он просто беспрекословно выполняет то, что ему скажут. Как дочка родная пела, так Ельцин и поступал, а чего обо мне тогда напридумывали! Филатов с Гайдаром даже наплели шефу, что я хочу стать президентом России. Стоило мне только заикнуться, что выборы нужно перенести, они тут же ему свою версию — пожалуйте! Когда я об этом услышал, мне плохо стало.

— А что же Борис Николаевич? Поверил?

— Конечно, а чего вы хотите, если он маразматик? Сначала сами мне высокий рейтинг нарисовали, а потом им же душили: «Видите, какая у Коржакова популярность? Это все потому, что он за вас оставался, а теперь подомнет и будет первым». Да кто выводил эти цифры, кто опрашивал людей, знают они Коржакова, или видеть не видели? Ко мне же в народе, как к Малюте Скуратову, относились…

— За несколько недель до второго, решающего тура последних в своей жизни выборов Ельцин громогласно объявил, что увольняет Коржакова, Барсукова и Сосковца, и сопроводил это заявление загадочной фразой: «Они много на себя брали и мало отдавали». Что вы почувствовали, услышав такие слова после стольких лет верной и преданной службы?

— Сейчас, если честно, уже ничего не чувствую, а тогда… Большое облегчение испытал: слава Богу, такой хомут сняли. Работа с Ельциным — это была мука, одиннадцать лет мучений! Я же семьи не видел, фактически без меня младшая дочь выросла — просто забыла, как отец выглядит. За старшей еще успел присмотреть, довести ее до ума: она с медалью школу окончила и поступила, куда хотела, — а младшую из школы выгнали: пришлось потом устраивать в медучилище.