Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник) - Андрей Константинов

– В Древнем Египте смола сосны входила в бальзамирующие составы. В Древних Греции и Риме её использовали при лечении простудных заболеваний. А на Руси было принято жевать смолу сосны для укрепления зубов и десен.

– Ну не знаю, – пожал плечами Мешок. – Я пока как-то не готов переходить на питание сосновыми свечками. И на самом деле, мне гораздо интереснее, как в этих местах с малиной? Знаете, Ольга, я с младых лет – фанатичный малиноман. Если не брать в расчет курево и алкоголь, конечно.

– А как насчет клубнички?

– На провокационные вопросы не отвечаю!

– Боюсь, по нынешнему жаркому лету для малины уже поздновато. Скоро черника должна поспеть.

– А мне всё едино. Главное, чтоб сладко. Слушайте, а может, плюнем на всё, да и завалимся в лес, а? Помните, в нашем детстве была такая песня: «Сладку ягоду рвали вместе»?

– «Горьку ягоду я одна», – подхватила Прилепина. – Помню. Вот только уже поздно. Заваливаться.

– Почему?

– Потому что лес кончился и мы приехали. Вот он, лагерь «Солнышко»…

Оставив Андрея загорать возле машины, Ольга направилась в сторону ворот, к домику вахты-проходной. Здесь она протянула старичку-охраннику паспорт и произнесла заветный пароль:

– Денис Прилепин, седьмой отряд.

– Прилепин… Прилепин… – бормотал старичок, водя желтым мозолистым пальцем по растрепанным спискам временных жильцов. – Так ведь уже приехали сегодня к Прилепину.

– Кто приехал? – недоуменно воззрилась на него Ольга.

– Вот: 10:20, Прилепин Владимир Ильич. Надо же, почти как Ленин. Что, родственник ваш?

– Почти как, – мрачно буркнула Прилепина, забирая паспорт. После чего сердито толкнула вертушку и прошла на территорию лагеря…

…Ольга сидела на перекошенно-подгнившей деревянной трибуне лагерного стадиончика и наблюдала за тем, как её бывший муж Володя носится по гравиевой дорожке, сопровождаемый ватагой ребятни, и тщетно пытается запустить под облака гигантских размеров воздушного змея. Последний отчаянно сопротивлялся и если в отдельные моменты и поднимался над землей, то не более чем на два-три метра. Однако стихийно подобравшаяся команда летчиков-испытателей не теряла оптимизма и продолжала наматывать круги за окончательно расшалившимся «папкой Дениса». Причем, судя по выражениям лиц, оба – и Прилепин-старший, и Прилепин-младший – были сейчас безумно счастливы. И от осознания сего факта Ольгу неприятно коробило. Хотя, казалось бы…

С Володей они разошлись семь месяцев назад. Разошлись сугубо физически, не через штампик в паспорте. Но когда и на что он влиял, этот самый штампик? Помнится, недавно Ольге попался на глаза старый номер журнала «Esquire» за какой-то лохматый год. И в нем она наткнулась на дивное откровение глубоко почитаемого ею актера Джона Малковича: «Мне не нужна специальная бумажка – я и без бумажки знаю, что должен быть рядом со своей любимой и своими детьми. И я не думаю, что моя любимая нуждается в бумажке, которая удостоверяет, что в трудный час я не сбегу. Потому что, если трудный час наступит, никакая бумажка ни на что не повлияет». Вот, что называется, «умри, Джон, но лучше не скажешь».

«Трудный час» в их с Володей отношениях наступил на девятый год совместной жизни. По современным меркам – не так уж и мало. За этот срок Володя Прилепин смог воочию пронаблюдать за всеми реинкарнациями своей избранницы: женился он на студентке Герцовника, недолгий «золотой век» прожил с учительницей, а бремя испытаний и разрыв отношений пришлись на супружнино милицейское настоящее.

То был классический брак по любви, не выдержавший классического испытания на противоположность мировоззрений. Так уж складывалось, что в жизни Ольги постоянно что-то прибывало, а что-то убывало. Кипело, бурлило и видоизменялось, швыряя из стороны в сторону: то вознося – то низвергая, то в жар – то в холод. Но, собственно, именно такой экстрим, сводящийся к нехитрой формулировке «надо всё успеть попробовать», она и считала настоящей жизнью. Супруг же на этот счёт придерживался мнения перпендикулярного и более всего в этой жизни ценил комфорт – как материальный, так и душевный. Первый он обеспечивал себе сам, будучи топ-менеджером одной из крупнейших на Северо-Западе лизинговых компаний. А вот за второе, согласно устоявшейся традиции, вроде как должна была отвечать Ольга. Но ей было исключительно некогда заниматься подобными глупостями. Поскольку с того момента, как Прилепина попала в милицию, практически всё без остатка время сделалось для неё исключительно временем служебным.

Ну да, если говорить начистоту, то, что они с Володей всё-таки не споются, Ольга начала понимать где-то на третий год «семейных распевок». Когда никакой любовью в отношениях более не пахло. Не принимать же за таковую прогорклый запашок подгоревшей корочки-привычки?.. Столь неутешительное открытие в тот раз оказалось снивелировано скорым погружением в новый, доселе неведомый ей ментовской мир. В нём на самоедство и самокопание свободных минуток просто не находилось: чтобы не оказаться в аутсайдерах, следовало тупо грести вперед, не задумываясь и не осматриваясь по сторонам.

Вот она и гребла. И к искреннему удивлению новых коллег, в непривычной для себя среде-субстанции не утонула. Более того, начала с завидным постоянством делать такие показатели, что даже видавшие виды старожилы карманной тяги ахнули: «Ни фига себе! Вот те и училка!» Но годы шли, и в какой-то момент продолжать барахтаться далее Ольге вдруг резко расхотелось. И не потому, что устала, а просто сделалось ей скучно и не вполне понятно: «А для чего, собственно?» Вот только этим новым своим неприятным открытием с мужем Володей она отныне не поделилась бы ни при каких обстоятельствах. Потому как то было равносильно поражению и признанию мужней правоты, учитывая с каким скепсисом и плохо скрываемым цинизмом отзывался супруг о её переходе из «училок в опера». А уязвленное самолюбие – страшная штука. Тем паче – у женщины. Тем паче – у относительно молодой и изо всех сил стремящейся к личной независимости. Невзирая на штампик в паспорте и ребенка в детском саду.

А потом случилось то, что когда-нибудь и должно было случиться. Крышу, что называется, сорвало. Но если в подавляющем большинстве семейных скандалов и ссор подобное стихийное бедствие является прерогативой мужчины, то вот в их частном случае застрельщиком выступила Ольга. Соответственно, и дверью в качестве водевильного финального аккорда хлопнула тоже она. Здесь – на радость воинствующим феминисткам…

…В тот вечер Прилепина вернулась домой в препротивнейшем настроении: на служебные неурядицы наложились сломанный каблук и выпавшая, поставленная буквально неделю назад, зубная пломба. Барышни романтично-кисейного склада при таких раскладах неизменно заканчивают день слезами, а вот такие железные леди, как Ольга, напротив, доводят до слез других. И кто виноват, что под горячую руку ей тогда подвернулся не случайный «другой», а законный супруг? Да, собственно, никто. Рок. Фатум.

В прихожей Ольга повертела в руках пострадавшую туфлю, досадливо отшвырнула её в сторону и двинулась на кухню. Из ванной доносился шум льющейся воды, означавший, что сегодня муж явился с работы ненамного раньше её. А следовательно, ребенок до сих пор не ужинал.

Ольга сердито набрала воды, поставила чайник и позвала Дениса. Но вместо сына через пару секунд на пороге возник обернувшийся в полотенце супруг с мокрыми взъерошенными волосами.

– О, ты уже вернулась? А ведь еще нет и девяти. Где бы записать такое!

– Где Денис? – вместо «здрасте» буркнула пока ещё благоверная.

– Так его же теща забрала! Вы с ней вчера весь вечер это обсуждали.

– Блин, точно. Совсем из головы вылетело, – вспомнила Ольга и полезла в холодильник.

– А что ты пытаешься там отыскать? – откомментировал это её телодвижение Володя. – Со вчерашнего дня, окромя льда, внутри ничего не было… Я, собственно, потому столь безропотно и отдал Дениса твоей матери. По крайней мере там его покормят.

– Вот взял бы в таком случае и сходил в магазин! Или вам, боярам, это плебейское занятие не по чину?

– Ах вот даже как? – нехорошо прищурился супруг.

– Да. Именно так. Думаешь, только ты один у нас устаешь на работе? – раздраженно парировала Ольга. После чего резко захлопнула дверцу, самолично убедившись в наличии отсутствия продуктов.

– Ольга, ты, вообще, сама себя сейчас слышишь?

– Слышу. А что?

– Чёрт подери! Всё это у нас с тобой сотню раз говорено-переговорено, но тебе, похоже, всё как об стену горох… Хорошо, постараюсь объяснить еще раз.

В воздухе подвисло многозначительное молчание-пауза.