Последний день матриархата - Владимир Машков

– Она снова убежала, – без лишних слов отец протянул маме записку.

– Добрый вечер, садитесь, пожалуйста, – мама взяла листок бумаги.

– Извините, спасибо, здравствуйте, – Наташин отец перепутал все на свете и бухнулся в кресло.

Мама прочитала записку и вернула Наташиному отцу.

– Ну что вы скажете? – Наташин отец глядел маме прямо в рот.

– Я думаю, что вам надо запастись терпением, – произнесла мама. – Время все поставит на свои места.

Мамин ответ не удовлетворил Наташиного отца, и он дал мне записку. И вот что я прочитал.

«Папа!

Я поехала к маме. Запрещаю тебе приезжать за мной. Скоро вернусь. Будь благоразумен и не делай глупостей.

Твоя дочь Наташа».

– Что ты скажешь? – Наташин отец уже на меня глядел с надеждой.

– Я думаю, что надо прислушаться к совету дочери, – дипломатично ответил я.

– Не понимаю, чего ей не хватало? – Наташин отец обернулся за поддержкой к маме. – Эти дни она каталась как сыр в масле, вытворяла все, что хотела, на голове ходила… Я дал ей все, что она желала. Разве что птичьего молока у нее не было.

– А может, ей мать больше дала?

Глаза у мамы сузились – это означало, что она рассержена.

– Что она может предложить, кроме стишков, – снисходительно ухмыльнулся отец. – Нет, тут другое…

Он покосился на меня и ушел несолоно хлебавши.

– А Наташа жестоко поступает со своими родителями, – сказала мама.

– Сперва они, то есть он поступил с ней жестоко, – вступился я за Наташу.

– Все правильно, – рассудила мама, – но зачем им мстить?

Мне нечего возразить маме, но по моему молчанию она догадывается, что я по-прежнему на стороне Наташи, и больше вопросов не задает.

А воображение между тем переносит меня далеко от дома. Я вижу, как Наташа выходит из автобуса и ступает на землю маленького старинного городка. К ней бросается мама с букетом цветом, обнимает и целует дочку. Потом мамины подруги, а также родственники и знакомые заваливают девочку цветами.

С охапкой цветов Наташа входит в дом. Мама преподносит ей новое платье и шесть сиреневых томиков – полное собрание сочинений великого поэта, который родился в маленьком старинном городке.

На диване сидит кукла. Она подняла руки, словно приветствует долгожданную гостью.

А вот Наташа бредет с сиреневым томиком по парку, находит уединенную скамейку, открывает книгу и предается чтению.

Что же так привлекло Наташу? Между страницами лежит мое письмо. Наташа вновь перечитывает строки, которые пришлись ей по душе.

«Ты мне понравилась в ту же минуту, когда я тебя увидел. И с тех пор (уже целых семь дней!!!) я только о тебе и думаю. Ты являешься ко мне даже во сне. Значит, я вижу тебя и днем и ночью. Поэтому я самый счастливый человек.

Тебе сегодня было нелегко. Но ты держалась мужественно, я восхищался тобой. Знай, у тебя есть верный друг. В трудную минуту ты можешь на него, то есть на меня, опереться».

Между папой и мамой

Не отрывая глаз от газеты, папа несет ложку с супом ко рту. Затаив дыхание, мы с мамой следим за полетом ложки.

Особенно волнуюсь я, потому что сегодня у папы дебют. Дебют – это первое выступление на сцене.

Конечно, папа не новичок, не счесть его выступлений на нашей домашней сцене передо мной и мамой. Но сегодня папа впервые выступает в роли главы семьи.

Папа благополучно, не проронив ни капли супа, донес ложку. Я мысленно зааплодировал: «Браво, папа». Следом за первой вторая и третья ложки миновали мели и рифы и достигли места назначения.

Папа прочитал одну газету и, прежде чем взяться за другую, спросил:

– Как дела дома?

– Хорошо, – робко произнесла мама.

Папа поднял глаза на маму – почему такой неуверенный ответ? Мама заерзала на стуле и повернулась за подмогой ко мне.

– Отлично! – бодро ответил я.

Мой ответ успокоил папу, он вновь уткнулся в газету. А мама и я с волнением продолжали следить за полетом ложки.

Но папа уже освоился и чувствовал себя в новой роли как рыба в воде.

– Как дела в школе? – взгляд папиных очков остановился на мне.

– Замечательно, – я ни секунды ни промедлил с ответом. – Превосходно!

Папа одолел первое блюдо, и я накладываю ему и маме второе. Теперь я подвязался передником, вот чей он – мне трудно сказать.

Был он раньше мамин, а носил его папа, сейчас он папин, а ношу его я.

– Кир, а где Наташа? – в папином голосе прозвучало прежнее любопытство.

– Снова у мамы, – я обрадовался, что папа снова стал папой.

– Природа взяла свое, – философски заметил папа.

– Вертит Наташа родителями как хочет, – как истинный ученый, мама говорила только правду.

Папа строго посмотрел на маму. Как она может ему перечить?

– Папа мне друг, но истина дороже, – переиначив древнего мыслителя, сказала мама.

Папа смягчился. Он питал слабость к старинным изречениям, и мамины слова пролили бальзам на его душу.

Нет, роль главы семьи, то есть человека, который задает вопросы и получает на них известные ему заранее ответы, папе определенно не по плечу.

Когда мы приступили к третьему, к нам ворвался сияющий Наташин отец и громогласно объявил с порога:

– Она вернулась! Пойдемте к нам – разделите мою радость.

Помня о недавней стычке, мой папа неопределенно буркнул в ответ на приветствие Наташиного отца. Однако любопытство взяло верх – папа пошел вместе с нами взглянуть на блудную дочь.

Наташу мы застали висящей вниз головой на турнике. В такой необычной позе она глядела телевизор. Наверно, было ужасно смешно смотреть, как на экране танцевали дамы в пышных платьях и кавалеры во фраках.

Наташин отец с гордость продемонстрировал нам портативный телевизор.

– Подарок по случаю возвращения.

Мои родители переглянулись – а каков будет следующий подарок?

Наша команда встретила возвращение Наташи криками «ура». Даже Саня проворчал что-то приятное.

Но больше всех обрадовалась Глафира Алексеевна. С возвращением Наташи мы нашли свою игру. И сразу прибавилось болельщиков, которые приходили поглазеть на наши тренировки.

– Неплохо для любителей, – услышал я снисходительный голос.

Я обернулся и увидел Саниного папу. Значит, он вернулся со сборов на Черном море. И вместе с Саниной мамой пришли поглядеть нашу игру.

– Саня хорош, – не скрывал восхищения папа, – но мастерство не растет.

– Взял бы и потренировал ребят, а то бедная женщина надрывается, – подала голос Санина мама.

– И вон тот мальчишка в желтой майке прилично играет, – не отвечая на мамино предложение, заметил Санин папа.

Вот умора! И Санин папа принял Наташу за мальчишку. Но она сегодня и вправду в ударе, обмотала одного защитника, потом второго и забила гол.

Я всегда удивлялся, почему взрослые занятые люди так любят смотреть игры мальчишек. А теперь понял – из-за голов. На взрослом футболе зрителей держат на голодном пайке, футболисты забьют мяч-другой и уже радуются. А у нас счет 20:19 не редкость. Вот почему нет отбоя от болельщиков, когда играют мальчишки.

– Борис, – услышал я мамин голос, – ты опаздываешь на премьеру.

Я оборачиваюсь. Санины родители ушли, появились мои. Папа, как всегда, поддерживает маму под локоток.

– Ну разве может театр сравниться с футболом? – разразился папа монологом. – Матч держит тебя в напряжении все девяносто минут игры, ты не знаешь, чем она окончится. А в театре, бывает, посмотришь минут пять и тебе уже ясна развязка, и ты зеваешь… Я ухожу с болью в сердце. Наш-то хорош!

Последние слова папа прошептал маме на ухо, но я их услышал. Так громко шепчут актеры в театре, чтобы их слова долетели до тех, кто сидит на галерке.

Когда я вновь оборачиваюсь, то вижу, что мои родители ушли, а появился Наташин отец. Прислонившись к машине, он вертел в руках ключи и любовался дочкой.

– Перерыв, – объявила в рупор Глафира Алексеевна.

Мы не ушли далеко, а расположились тут же на скамейке. Наташа направилась к папе. Наверное, он предложил ей покататься, но Наташа осталась верна своему долгу и вернулась к нам. Наташин отец завел машину и уехал.

После перерыва с Наташей вновь стало твориться неладное. Я выкатил ей мяч в самые ноги, а она его не увидела. Стояла и задумчиво глядела куда-то вдаль. И мы все остановились, ждали, когда Наташа вернется из путешествия в маленький старинный городок.

– Вы что, меня не узнаете? – Наташа очнулась и удивленно оглядела нас.

– Не-а, – буркнул Саня.

– Узнаем, конечно, узнаем, – я поспешил утешить Наташу.

Глафира Алексеевна была так расстроена, что достала папиросы и спички и уже собралась закурить, но, увидев наши осуждающие взгляды, лишь чертыхнулась:

– Сколько можно измываться над ребенком!