Счастье приходит в дождь - Джоан Домнинг

– Хорошо! – прокричала она. – Ты был моей жизнью, но оставил меня. Ты шутил, когда покидал меня. Тебе так шла военная форма. Потом я девять месяцев вынашивала твоего ребенка. Рожала тридцать шесть часов! И никто! Никто не помог мне. Я все пережила из-за тебя и для тебя. А тебя не было рядом! – Она закрыла глаза и глухо застонала.

Шейн погладил прядь платиновых волос.

– Ах, Мэри! Как я перед тобой виноват!

Она взглянула на него, но он весь уже ушел в мысли о прошлом.

– Когда родилась наша крошка, ее поднесли ко мне, я погладила ее, и она открыла глаза. Они забрали ее. Больше мы никогда не видели друг друга. – Затаившаяся боль вновь охватила ее, пронзила сердце. – Сколько лет я горевала. Мне некому было рассказать обо всем этом. Все свои чувства я прятала в глубине души.

Шейн хотел обнять ее.

– Я же ничего этого не знал.

– Почему ты этого не знал! А надо было! – с яростью прокричала она. – Дай мне пройти, мне опять надо в ванную. – Когда Мэрл вернулась, Шейн стоял у окна и ждал продолжения разговора. Гнев бросился ей в лицо, глаза метали молнии. – Черт побери, Шейн Хэллоран! Как все было хорошо! Ты все разрушил. Ты унес мое счастье. Никогда и ни с кем я не могла обрести покоя. А ты как ни в чем не бывало возвращаешься в мою жизнь и поджидаешь у окна!

Он постоял еще мгновение и, хромая, подошел к ней вплотную.

– Тебе кажется, что только ты страдала и переживала. Ты думаешь, что в красивой военной форме я только и делал, что развлекался. Да посмотри ты на меня! Какой из меня солдат? Я должен был сжечь свою призывную карточку и сбежать в Канаду. Но я заблуждался, думал, что мы поженимся, как только я вернусь из армии. А когда… – На лице Шейна отразилась внутренняя борьба, ему хотелось рассказать о вечном источнике его тревог. Но он не решался. Мэрл быстро подошла к нему.

– Не уходи! Расскажи мне, что было с тобой! Я открылась, теперь твоя очередь.

Мускулы плеча задрожали у нее под рукой. Он отвернулся и сказал в сторону:

– Я так тосковал по дому в полевых казармах. Я жил твоими письмами. Когда ты перестала писать, я подумал, что случилось что-то страшное, неисправимое, что ты заболела или умерла.

– Я никогда не переставала тебе писать.

– Но я не получал писем! – Он отбросил ее руку, отвернулся к окну. – Когда я приехал домой в отпуск, твои родители сказали мне, что ты разлюбила меня и уехала.

– Зачем они так сделали? – упавшим голосом прошептала она.

– Я не знаю, но меня это так больно ранило. У нас все было так прекрасно. Возвращаюсь, а тебя нет!

– Ты страдал?

– Конечно, еще как мучился. Как ты могла подумать, что мне это было безразлично? – Он приложил разгоряченный лоб к холодному стеклу. – После отпуска меня отправили во Вьетнам. Ты меня знаешь, я не убийца! Я оказался в джунглях. Кругом незнакомые люди. Сердце мое было разбито. Они сказали мне: «Вот твои враги». Но я не сделал ни единого выстрела. В первом же бою меня ранили. – Он опустил голову и тяжело вздохнул. – Я лежал в джунглях с простреленной ногой целых шесть часов, пока меня не нашли. Я бредил. Мне все казалось, что ты продираешься ко мне сквозь заросли. Я кричал каждый раз, когда обнаруживал, что это не ты. Я провел в госпиталях три месяца. У них были таблетки от всего на свете, только не было лекарства от воспоминаний о тебе. Я мучился от душевных переживаний больше, чем от физической боли. – Он невесело рассмеялся. – Я подумал, что ты ушла потому, что я был недостаточно хорош для тебя.

– Шейн, я никогда так не считала. – Она поднесла руки к лицу. – Никогда!

– Как мне было знать об этом, ведь ты исчезла. Я стал учиться. Я хотел доказать тебе, что что-то значу, хотя мы были уже не вместе. Но когда ты вернулась в Сан-Франциско, иллюзии мои рассеялись. Я остался прежним, потому и не искал встречи с тобой. Как я злился на тебя! Ты сказала, что я разрушил твою жизнь. Тебе кажется, что причина наших разногласий во мне.

Эти слова Шейна больно ранили ее сердце. Она знала, что очень любит его, больше, чем когда-либо, больше, чем в юности. Но она также чувствовала, что это конец. Она хотела поднять руку, чтобы остановить его, но не смогла. Их разделяло всего два шага, но казалось, что перед ними разверзлась пропасть.

– Мне хотелось бы все забыть, простить, но, боюсь, не получится, – сказала она с горечью.

Шейн почувствовал, что она уходит в свое одиночество.

– Я знаю, Мэри, я понимаю, – сказал он глухим голосом. – Я так люблю тебя, но чудовищная пропасть лежит между нами.

Он закрыл лицо руками, плечи его задрожали.

Его рыдания разбудили в ней горечь и боль ушедших лет. Слезы покатились у нее из глаз. Она плакала так, будто хотела выплакать все, что ее мучило все эти годы. Наконец, успокоившись, она почувствовала себя такой одинокой! В сердце ее было пусто, полнейший вакуум!

Шейн судорожно вздохнул, вытер концом майки лицо.

– Мэри, нам осталась хоть какая-нибудь надежда?

Она положила свою руку на его ладонь. Они стояли близко, но были невероятно далеки друг от друга.

– Шейн, когда же прошлое перестанет нас тревожить?

Глава тринадцатая

Моя дорогая Мэрл!

С той поры, как мы получили от тебя телеграмму, мы с твоим отцом только и говорим о тебе, сожалеем об ошибках, совершенных нами в прошлом. Как мы были неправы, когда уничтожали письма Шейна Хэллорана, когда поручили твоим тете и дяде перехватывать твои письма к нему. И чего мы добились – потеряли единственную дочь.

Сейчас, когда ты вновь готовишься стать матерью, мы молимся и надеемся, что в сердце твоем отыщется прощение для нас. Мы мечтаем возродить наши теплые отношения. Мы в восторге от того, что обретаем двух внуков и, может быть, даже правнука.

В пылу сражения с Шейном она совсем забыла о письме. Если бы она сразу сказала о нем, может быть, выяснение отношений прошло бы мирно. Но сейчас уже поздно.

Они сказали друг другу страшные слова, слова, исключающие прощение.

Когда она держала Шейна за руку, она чувствовала к нему любовь, но на душе у нее кошки скребли.

Вдруг она почувствовала, как по ногам потекла горячая жидкость Страх, ужас, удивление охватили ее. Она застыла и, не мигая, смотрела на расползающееся на ковре под ее ногами пятно.

– Шейн, кажется у меня отходят воды!

– Что? – закричал Шейн.

– Потому я и не вылезала из ванной. У меня начинаются роды.

У Шейна вспыхнуло лицо. Он сказал торопливо, следуя своей логике:

– Ты не можешь рожать, мы до сих пор не придумали имени нашему ребенку.

Она стояла в луже, устремив на него свои огромные глаза.

– Так что случилось? – спросил он снова.

– У меня начались схватки. – Безысходность пугала ее больше, чем боль.